"Есенин с Вторчермета"

Я родился - доселе не верится -

В лабиринте фабричных дворов,

В той стране голубиной, что делится

Тыщу лет на ментов и воров.

Стихи Бориса Рыжего были простыми, логичными, похожими на зарисовки корреспондента, кочующего из города в город для бытописания местных жителей. Никаких сложных аллюзий, стандартные размеры, простые истории из жизни, за которыми скрывалось что-то одновременно очень светлое и очень страшное.

В любую эпоху найдутся те, кого потом назовут “последними романтиками“ или ”потерянным поколением“. Про этих людей снимают фильмы, пишут книги, пытаются как-то разобраться в их мотивации. Нельзя прикрепить их к какому-то классу или какой-то системе ценностей: такие люди просто есть, и хоть ты тресни.

Борис Рыжий был именно таким: поэтом, который не смог до конца вписаться во всероссийскую поэтическую тусовку в силу своей честности. С одной стороны, он получил признание, его никак нельзя было назвать необеспеченным человеком, у него были любимые жена и сын, премии публикации. И самоубийство в печально известный возраст - 27 лет.

Не думаю, что стоит подробно пересказывать биографию Бориса Рыжего, так как за пределы изложенных в Интернете фактов мне вряд ли удастся выйти. Интеллигентные родители, Пушкин, Есенин, а затем Бродский и Мандельштам перед сном, университет, работа в аспирантуре, параллельно - публикации, премии и… самоубийство.

Вся эта недолгая, к сожалению, дорога жизни Бориса Рыжего была усыпана замечательными стихами. Подобно Евгению Рейну, он порой бывал деликатно-пренебрежителен к слогу и рифме, как Бродский, задумчив, как поэты оттепели, восторжен и, как Есенин, печален.

Мой герой ускользает во тьму,

вслед за ним устремляются трое.

Я придумал его, потому

что поэту не в кайф без героя.

Лирический герой Бориса был наблюдателем. Безусловно, он активен: он дерется, пьет, радуется, страдает. Но основную часть стихов Рыжего занимают судьбы других людей: прохожих, соседей по плацкарту, друзей детства и местных гопников. По обрывкам судеб поэт выстраивал печальную картину своего перехода из юности в зрелость: кто-то становился бандитом, кто-то шел работать в милицию, кто-то умирал от передозировки героина. И хочется вроде света, тепла, человечности, но Борис как бы сам себя одергивал: "Больше черного горя, поэт!". Будто еще вчера курили за школой на выпускном, обсуждали планы на будущие, какие-то головокружительные путешествия, а сейчас, если встречи, то на похоронах общих друзей, и линии между датой рождения и датой смерти всё короче и короче.

Поколение Бориса Рыжего затерялось между советской эпохой и 90-ми. Времена рухнувших надежд никогда не были веселыми, поэтому и его сюжеты отчасти безысходны. Я намеренно употребил "безысходны отчасти", потому что, на мой взгляд, именно он наиболее точно отображает настроение большей части стихов Бориса.

Как у Пушкина - "Печаль моя светла". Не то, что бы всё будет хорошо, и менты репу расшибут, и родной город покрылся недоброй памятью, и жизнь, в сущности, сволочь в дырявом мундире, но есть что-то светлое, какая-то надежда. Надежда эта забылась где-то между первой сигаретой и последним звонком, где-то далеко в детстве, настолько далеко, что даже сложно понять, что это такое.

Восьмидесятые, усатые, хвостатые и полосатые.

Трамваи дребезжат бесплатные.

Летят снежинки аккуратные.

Счастье - субстанция максимально эфемерная, оно имеет свойство ускользать, о чем и писал Рыжий. Ни ненависти, ни презрения в его стихах нет. Скорее, наоборот, чувство вины. Вины за то, что он образован и умен, вины за определенную обустроенность жизни.

Видя страшные смерти близких ему людей, он, с одной стороны, не в силах был радоваться жизни, с другой, не мог молчать о том, что видел вокруг. Город как город, и жизнь идет в правильном направлении, но радоваться нельзя. Слишком больно тем, кто рядом, слишком больно от того, что многих нет.

А любить больше некого. Главным счастьем и главной бедой поэта была, на мой взгляд, его предельная честность. Честность по отношению ко времени, к обществу и к себе. Время перемалывало одного за другим своих героев, общество из бесконечных очередей либо выпало за грань прожиточного минимума, либо переоделось в малиновые пиджаки и потихоньку выедало само себя. Видимо, в России всегда так: честен только патриотизм формата ”за державу обидно“, честно только счастье, за которое приходится извиняться, человечна только уничтожающая открытость.

Стихи Рыжего были наполнены ностальгией с легким привкусом неловкости:

Фигово жили, словно не были.

Пожалуй, так оно, однако,

гляди сюда, какими лейблами

расписана моя телага.

На спину "Levi’s" пришпандорено,

"West Island" на рукав пришпилено.

И трёхрублёвка, что надорвана,

получена с Серёги Жилина.

Вроде и было всё вкривь, вкось, одно с другим не стыковалось, пионерские значки вперемешку со значками Армии ”Kiss“, вера в светлое будущее, основанная на абсолютном пофигизме. Но эта вера была. Было детство, слишком рано и трагично оборванное суровой юностью, ставшей слишком взрослой.

Студенты тех лет были слишком жестоко придавлены невыносимой легкостью бытия. Свобода есть, но и есть-то нечего, война в далекой Чечне, а не в твоем родном городе, но узнавая, что в одной из похоронок проштамповано имя школьного товарища, человек совершенно не ощущал того, что это расстояние так велико.

Если молодежная культура 80-х была яркой и прорывной, то в 90-х главная партия игралась в крайне минорных тонах.

Ощущение безысходности чувствовалось буквально во всем: от мужицкого рыка Егора Летова до визгов стареющего Юры Шатунова.

Танки на улицах Москвы начали восприниматься как нечто, о чем возможно сказать ”опять“, денег не хватало на самое необходимое, а здравого смысла в происходящем было всё меньше и меньше. Поэтому, видимо, ностальгия по различным эпохам была главной темой серьёзного искусства той поры. Борис Гребенщиков выстраивал на "Русском альбоме" картину потерянной навсегда Российской Империи, возникло большое число левых панк-групп, вроде ”Соломенных енотов“ или ”Лисичкиного хлеба“, которые использовали в своём творчестве гармонии советских ВИА.

Молодежь левела, правела, уезжала в скиты в Сибирь или на сквоты в Крым, но была никому не нужна. Было ощущение прекрасной и страшной махновщины повсюду; как в клозетах, так и в головах.

Что махновцы, вошли красиво

в незатейливый город N.

По трактирам хлебали пиво

да актерок несли со сцен.

Чем оправдывалось все это?

Тем оправдывалось, что есть

за душой полтора сонета,

сумасшедшинка, искра, спесь.

В своих стихах Борису Рыжему удалось выразить всю безысходность той эпохи. Его лирический герой жил в родном городе, который душил его пустотой умирающего времени. Единственным смыслом такой жизни была сама жизнь - были люди, которым нужно было помочь, всего становилось всё больше и больше, вот только своего почти уже не было.

Творчество Рыжего стало особенно популярным в последний год. Лично я узнал о нем прошлой осенью, стихи меня, естественно, поразили, и вот теперь я всё чаще слышу от людей: "Вот, я о таком поэте услышал: удивительно!". Как ни крути, такой всплеск интереса к стихам Бориса не мог быть случайным. Скорее всего, это связанно с тем, что поколение рожденных в конце 80-х - начале 90-х относительно сыто, мы получили более или менее приличное образование, как правило, ни в чем себе не отказывали, жили во многом надуманными проблемами, а теперь пришло время задуматься.

Наши старшие братья и сестры примерно представляют, чем была жизнь в 90-е, и их культура и мировоззрение во многом базируется на преодолении проблем того периода. Мы же росли в несколько другое, более беззаботное время, вбиваясь в различные субкультуры, меняя компании, увлечения и взгляды.

У индуистов считается, что настоящее взросление длится с двадцати трёх до двадцати четырех лет: цемент личного опыта начинает твердеть, взгляды становятся более консервативными, что неизменно сопровождается душевными тяготами. Наше поколение вышло в люди и увидело, что верить некому и нечему, не за что сопротивляться и бороться, да и ностальгировать-то особенно не по чему. Наверное, поэтому и пришлась нам впору грустная лирика Рыжего, наполненная призрачной надеждой и душераздирающей тоской.

Свалка памяти, разное, разное.

Как сказал тот, кто умер уже,

безобразное - это прекрасное,

что не может вместиться в душе.

Можно искать, выдумывать различные причины самоубийства поэта, говорить о мистике ”Клуба 27“, искать параллели в биографиях его и, скажем, Иена Кёртиса. Но дело, конечно, совсем не в этом. Думаю, такое решение уральского поэта было во многом связано с тем, что дистанция между Рыжим-человеком и Рыжим-героем становилась всё больше и больше. Лирический герой убежал с местной пацанвой на задворки города, который когда-то назывался Свердловском, оставив автора наедине со своей совестью и виной за то, что тот не смог до конца разделить печальную участь своих друзей.

Прежде чем повеситься, Рыжий оставил записку с цитатой из своего стихотворения. Там было написано: "Я всех любил. Без дураков".

Именно поэтому мы должны читать стихи и помнить о нем. Именно поэтому у нас всё получится.

А у нас точно всё получится. Я уверен в этом.