ШТАЛАГ-352 — ЛАГЕРЬ СМЕРТИ

В системе лагерей для советских военнопленных на территории республики особое место занимает Шталаг-352. Он был создан в конце августа 1941 года около деревни Масюковщина рядом с железной дорогой Минск—Молодечно на месте довоенного военного городка кавалерийской части. Комендант округа военнопленных «Я» капитан Маршалл в своей инспекционной докладной за август 1941 года отмечал: «По территории лесной лагерь огромный. Он очень подходит для оборудования там Шталага, так как помещений и воды там достаточно. Имеются удобные помещения для размещения лагерной администрации и охранной команды»?

Для нужд лагеря были приспособлены жилые и хозяйственные постройки военного городка: 21 деревянная казарма, рассчитанная на размещение 9,5 тысячи человек, автомобильные мастерские, гаражи. Вся территория лагеря была обнесена несколькими рядами колючей проволоки, укрепленной на бетонных столбах высотой до 3-х метров. По периметру проволочных заграждений возведены сторожевые вышки, установлены прожекторы, организовано патрулирование. Внешняя охрана лагеря включала 15 постов, внутренняя — 29. Одновременно в ней было задействовано 135 человек. Охрану лагеря и конвоирование пленных на работы осуществляли 332-й охранный батальон, а также отдельные подразделения 473-го и 613-го батальонов.

В 1941-1942 гг. силами военнопленных на территории лагеря велось строительство жилых и хозяйственных построек. В жилых помещениях размещались лагерная комендатура, охранные батальоны.

Управление Шталага-352 включало руководство лагеря (комендант, его заместители, и адъютант), пять отделов — отдел «Абвер», организационный, пропагандистский, производственный и санитарный. Комендантами лагеря в разное время были майор Максимилиан Осфельд (с августа по декабрь 1941 г.), майор Ганс Линсбауэр, полковник Максимилиан Поснике. Должность заместителя коменданта занимали Хайбирих Липп, Рудольф Клебер, Карл Хекер.

Руководство лагеря осуществляло общее управление на основе приказов и распоряжений главного командования вермахта, содержавшихся в армейских предписаниях для комендантов, и Управления лагерей военнопленных «Остланда», в чьем ведении находился Шталаг-352. Отдел «Абвер» возглавлялся офицером контрразведки и занимался сбором информации о состоянии Красной Армии, ее вооружении, составе и дислокации боевых формирований, о промышленных и военных объектах, специальных армейских частях и т.д. Вместе с отделом пропаганды и СД абверовцы вели работу по созданию сети доносчиков, вербовке военнопленных в антисоветские воинские формирования, выявлению коммунистов и политработников. Организационный отдел ведал вопросами внутреннего распорядка в лагере, регистрацией, учетом и размещением военнопленных, финансами, продовольственным обеспечением, снабжением одеждой охранников и заключенных, строительными работами, а также уборкой лагеря и захоронением трупов умерших и убитых. Производственный отдел отвечал за формирование рабочих команд для внутрилагерных работ и работ, проводимых за пределами лагеря (в том числе и по заявкам других организаций), контроль трудового процесса и использования рабочей силы теми структурами, которым она была предоставлена.

Структурно Шталаг-352 состоял из двух частей — так называемого «Лесного лагеря» у деревни Масюковщина (Шталаг-352) и «Городского лагеря» в Минске, размещавшегося в бывших Пушкинских казармах по Логойскому тракту. Городская часть лагеря располагалась на территории бывшего военного городка артиллерийской части, строительство которого началось незадолго до начала войны (успели возвести только три трехэтажные казармы). В начале июля 1941 г. там был организован дулаг-126 — военнопленных согнали на близлежащий пустырь, а в казармах разместили лагерный лазарет. Здесь же располагался аппарат окружного коменданта лагерей военнопленных подполковника Вольтке.

Дулаг-126 быт огорожен колючей проволокой. В августе 1941 г. рабочие команды военнопленных огородили пустырь дбсчатым забором с колючей проволокой поверху. В конце месяца дулаг рассортировали — большая часть заключенных была направлена в «Лесной лагерь», а оставшиеся составили рабочие команды городской части Шталага-352 — они были размещены в хозяйственных постройках бывшего военного городка и в большом ангаре, где, ранее размещались автомашины и артиллерийские орудия. Осенью 1941 г. военнопленные построили легкие сараи, ставшие бараками для размещения пополнявшегося контингента заключенных. У ворот лагеря был возведен дом для охраны. Вне основной лагерной территории находился дом коменданта. Территория от лагеря до Пушкинского поселка была огорожена одним рядом колючей проволоки — там были разбиты огороды немецкого подсобного хозяйства, обслуживавшегося военнопленными.

Основную часть Шталага-352 составлял «Лесной лагерь» около деревни Масюковщина. Военнопленные доставлялись туда, главным образом, по железной дороге. Их встречала лагерная охрана, вооруженная автоматами и дубинками, и выгоняла из вагонов. Тех, кто недостаточно быстро выходил, расстреливали на месте. Подгоняемых овчарками военнопленных загоняли на территорию лагеря через центральные ворота, на которых, по свидетельству бывшего узника лагеря ЭТ. Эльперина, была надпись «Липптор» («ворота Липпа», по имени начальника комендатуры Лесного лагеря). Военнопленных сортировали. Отбирали командиров, комиссаров, представителей национальных меньшинств, отделяли евреев. Расстреливали одних и отправляли в бараки других.

«В лагере Масюковщина нас встретили с овчарками, расстрелами, оскорблениями, — вспоминал М.С. Карпов. — Некоторые не выдерживали, выходили из строя, рвали на груди гимнастерки с выкриками: «Да здравствует Советская власть!», «Погибаю за Родину, за наш народ!», «За меня отомстите!», «Стреляйте, гады, я коммунист!». В них стреляли. За ними выходили другие с возгласами: «Да здравствует Родина! Да здравствует Сталин!». Так было расстреляно семь человек. На следующий день было повешено пять человек с надписью на груди «Сталинские бандиты» и тринадцать человек расстреляны под виселицей. После этого началась сортировка пленных — отдельно солдат, сержантов, офицеров. Отдельно украинцев».

Прибывали пленники в лагерь и пешими колоннами. Жители прилегавших деревень, в основном женщины и дети, выстраивались вдоль дороги и украдкой бросали в колонну хлеб, картошку, подавали воду. «Дорога к лагерю со стороны черепичного завода представляла собой жуткую картину, — вспоминал очевидец Ким Соколовский. — Стаи воронья с криком носились над дорогой... Вороны взлетали ввысь и камнем падали вниз, ухватив что-то, тут же взмывали в небо. От их огромного количества и непрерывного движения воздух и земля стали тяжелыми... Почувствовался ужасный тяжелый запах. Кюветы по обоим сторонам дороги были заполнены трупами, многие из которых разложились... Здесь и кружилось воронье...» Подходить близко к ограде лагеря не разрешалось. У пленных отбирали кожаную обувь, одежду. Случалось, люди оставались в исподнем, босые. Позже взамен им выдавалась обувь на деревянной подошве, одежда, снятая с убитых и умерших. Отбирали личные вещи. Бывший узник И.А. Ковалев рассказал, как принимали вновь прибывших. Один из пленных не сдал перочинный нож, за что был застрелен перед строем.

Часть пленных была размещена в бараках, предназначенных на 60-75 человек, по 400-500 человек. Очевидец Н.В. Алексеев отмечал, что в октябре 1941 года пленных размещали в конюшне, где стояли трехъярусные нары. Многие лежали в грязи на полу в проходах, под нарами. В основном, это были больные и физически ослабленные люди. Лежать приходилось на одном боку. Люди поворачивались на другой бок лишь сообща. Вставшие по нужде на свое место уже не попадали. Бараки напоминали собой муравейники. Во время дождей и снегопада в них скапливалась вода. Ее пили томимые жаждой люди. Деревянные бараки были полуразрушены и укрыться в них от холода было трудно.

Зимой 1941-1942 гг. в «Лесном лагере» около 80 % узников содержалось под открытым небом.

Поступавшие в лагерь пленные проходили регистрацию. Ее проводили писари, назначенные из контингента лагеря. Вопросами регистрации ведал организационный отдел. Как свидетельствовал узник лагеря В. Кладкевич, вновь прибывших выстраивали соответственно начальным буквам их фамилий. При регистрации записывали фамилию, имя и отчество пленного, его национальность, образование, воинскоезвание, военную и гражданскую профессии, фамилию, имя и отчество матери, адрес довоенного проживания. Отмечались внешние признаки — рост, цвет волос и глаз. В регистрационных карточках имелись отпечатки пальцев, на некоторых из них — фотографии пленных, отмечено движение пленных по лагерям, их филиалам, сделаны пометки о побегах, о результатах вербовки... Старшим писарем в лагере был В. Астахов. Многие пленные регистрировались под другими фамилиями, скрывали воинское звание, профессию, национальность. В этом

пленным помогали некоторые писари. Как вспоминал бывший узник лагеря Г.Г. Шуваев, писари по регистрационным документам оформили более пятисот офицеров рядовыми, чем спасли их от неминуемой гибели. Барак для пленных офицеров числился под номером 70. В нем не было ни потолка, ни печей. Многие спали на цементном полу. Режим для узников этого барака был особенно тяжелым.

Отдельно содержались и узники еврейской национальности. И после регистрации в лагере продолжалось выявление евреев. Работала специальная комиссия, которая выявляла евреев по внешним физическим, обрядовым, языковым признакам. Люди как могли скрывали свое грассирующее «р», подбирая слова без этой буквы.

Постоянно шла «охота» на евреев, Бывший узник лагеря Г.Г. Шуваев поведал, как в октябре 1941 года капитан Липп выстроил всех пленных из барака № 8 и через переводчика приказал всем спустить брюки и кальсоны. Брал в руки (он был в перчатках) половые органы пленного и отдельных из них сбивал с ног, приговаривая: «Юде», — и пристреливал...

Обслуживали администрацию лагеря переводчики. В основном это были лица немецкой национальности, проживавшие в СССР. На август 1943 года их было 42 человека.

Весь лагерь был разгорожен на несколько отсеков — офицерский, украинский, национальных меньшинств (казахов, туркменов, киргизов, татар и т.д., русский, еврейский). Каждый барак в отсеке был также огорожен колючей проволокой. Проезды и проходы внутри лагеря именовались улицами, и каждая из них имела свое название — разное у администрации лагеря и военнопленных. Например, немцы называли проход между бараками, ведущий к месту проведения массовых расстрелов, улицей Стрелков, на кладбище — Новый путь. У военнопленных были в обиходе такие названия «улиц», как Главная, Комендантская, Лазаретная, Соломенная, Деревянная, Проволочная... (последние из них назывались по месту нахождения мастерских, которые были расположены в бараках и хозяйственных постройках).

Отсутствие необходимых предметов личного обихода приводило к тому, что пленным не во что было получить пищу. Для этого они приспосабливали консервные банки, старые котелки. Некоторые вынуждены были получать горячую похлебку в шапки, пилотки, а то и просто в пригоршни, тут же выливая горячее варево на землю, не выдержав жара. Обычно ели стоя или сидя на земле около бараков, иногда в бараках, на нарах. Приказом коменданта лагеря Осфельда от 16 сентября 1941 г. устанавливался паек эрзац-хлеба — 160 г в день. Осенью и зимой 1941-1942 гг. суточный рацион военнопленных состоял из 80-100 г хлеба и двух кружек баланды, сваренной из гнилой промерзлой картошки с примесью соломы. Иногда в это варево добавляли протухшее мясо — обычно конину.

Смертность от голода, холода, побоев достигала невероятных размеров. Каждое утро из сарая выносили 100-150 трупов, которые сваливали в общую кучу. Бывший узник Шталага-352 вспоминал, что «однажды, в обеденный час разнесся слух, что пищу выдавать не будут. Через несколько часов раздалась команда выйти всем из барака. На улице всех построили и повели на плац. Через некоторое время явился переводчик, который объявил нам, что лагерным офицером Липпом все пленные наказаны за поломку нар, оставлены без пищи на плацу в течение суток. Это было в середине ноября. На улице был сильный холод. Среди нас было много больных, раненых и совершенно раздетых. Таким образом нас продержали на холоде более семи часов, в этот раз на плацу осталось более 200 человек замерзших».

Зима 1941-1942 года была самым тяжелым временем для узников Шталага-352. В это время в нем находилось до 140 тысяч пленных. Именно в эту зиму погибла их основная масса.

Помимо постоянного голода военнопленных доводили до крайнего истощения и всевозможными мерами наказания. Одной из них было содержание в карцере, где узник получал еду один раз в три дня, что обычно приводило к смерти. Карцер представлял собой помещение площадью 1,5 х 2 м с цементным полом, без крыши, вместо которой на высоте 130 см была густо натянута проволока. Человек вползал в карцер на четвереньках и не мог стоять. Он не был защищен от дождя и снега. Так как в карцер садили на три—пять дней, то, как правило, выносил из него трупы.

На площадке в центре лагеря, где проходили поверки пленных, была установлена виселица с тремя крюками. На этих крюках иногда вешали провинившихся прямо за подбородок. Смерть была долгой и мучительной. К тому же казни порой сопровождались музыкой...

Широко применялась порка. Военнопленных избивали дубинками, нагайками, плетками из проволоки, шомполами. За малейший проступок заключенный получал пятьдесят плетей. Однажды красноармейцу Шабаю Шабанову из Азербайджана за сокрытие своего еврейского происхождения дали 75 плетей. Он скончался под ударами палачей. Любимым занятием охраны была стрельба из винтовок и автоматов по «движущимся мишеням», т.е. по военнопленным, проходившим в одиночку или группами по территории лагеря. Практиковались и массовые расстрелы. Так, в октябре 1941 г. немцы распустили по лагерю слух о том, что всех заключенных в гражданской одежде будут распускать по домам. Военнопленные всеми путями старались ее раздобыть, но вскоре всех одетых в гражданскую одежду объявили комиссарами и политработниками. В течение трех дней их вывозили большими партиями и расстреливали.

Расстрелы происходили ежедневно. Бывший узник Шталага-352 В. Чичнадзе вспоминал, что прибыв в лагерь, он видел, как «во дворе лагеря повесили трех военнопленных. Один из них инженер, другой — капитан авиации... Трупы несколько дней висели во дворе». Расстреливали ослабевших от голода, не имевших сил идти на работу. Офицеры охраны травили военнопленных собаками. «Однажды. — вспоминал В. Чичнадзе, — в лагерь пришли двое унтер-офицеров и привели двух больших овчарок. Они держали пари чья собака сильнее, какая из них раньше загрызет человека. Вывели двух пленных, собаки напали на них и загрызли насмерть. Одна казнь сменяла другую. Однажды «из сарая вывели одного пленного, раздели и привязали к столбу. В ведрах был принесен кипяток и холодная вода. Немцы обливали пленного то кипятком, то холодной водой, пока не обварили все тело до костей». Пленных заставляли бегать вокруг лагеря. Когда несчастный падал, его били и снова заставляли бежать, а потом совершенно обессиленного пристреливали. Угроза телесных наказаний была постоянной. Об одном из сотен случаев избиения главврач лазарета лагеря Тарасевич докладывал коменданту лагеря: «17.6. с.г. в лазарет был доставлен из лагеря в/пл Замалиев Геликбар по поводу нанесенных ему, по его словам, капитаном лагеря — побоев. При медицинском осмотре у Замалиева найдено межмышечное кровоизлияние с опухолью в области левой жевательной мышцы и жалобы на боли по реберному краю справа. Прибывшему оказана медпомощь и оставлен в лаг. лазарете».

Гитлеровское командование понимало разлагающее влияние экзекуций на солдат вермахта. Во исполнение общевойсковых приказов комендатура Шталага-352 издала приказ о запрете фотографирования расстрелов, повешений, трупов советских солдат и посылки таких фотоснимков в Германию, определяя их «неэстетичными».

Голод, страшная скученность, антисанитарное состояние лагеря, жестокое обращение охраны доводили военнопленных до крайнего истощения, вели к тяжким заболеваниям, приводившим к массовой смертности. В ноябре—декабре 1941 в лагере вспыхнула эпидемия тифа. Немцы на время перестали посещать лагерные бараки. Совершенно отсутствовало лечение тифозных больных. В этих условиях выздоравливали только лица с исключительно крепким здоровьем. В декабре 1941 г. — марте 1942 г. ежедневно умирало 200-300, а в отдельные дни до 500 человек. В ноябре — декабре 1941 г. в «Лесном лагере» погибло 25000 военнопленных, в декабре 1941 г. — марте 1942 г. — около 30000. В городской части лагеря в Пушкинских казармах в октябре 1941 г. — январе 1942 г. от непосильных условий содержания и труда скончалось 10000 человек. Смертность военнопленных была настолько велика, что трупы не успевали вывозить и хоронить, — их складывали на территории лагеря, предварительно сняв с покойников всю одежду. Вывозили мертвых к местам захоронений специальные команды из санитаров-военнопленных. Они укладывали тела в ямах «поленицами, как дрова», а по весне закапывали.

Медико-санитарная служба шталага-352 стремилась по возможности облегчить положение заключенных. Врачи и санитары спасли жизнь многим людям. Общелагерный лазарет располагался в его городской части и состоял из восьми отделений — амбулатории, лаборатории, санитарной группы, аптеки, паталого-анатомического кабинета и др. Всю службу возглавлял немец из администрации лагеря. Главврачом был русский Тарасевич. На июль 1942 г. Медико-санитарная служба состояла из 208 человек (50 врачей, 92 санитаров, 46 фельдшеров, 19 медсестер), в том числе 22 женщин. Почти все они были военнопленными.

Лагерный лазарет был рассчитан на 4200 (максимум 5000) мест. Но размещалось в нем обычно булынее количество больных. Так, старший врач 1-го отделения И. Скоринский в июне 1942 г. сообщал начальнику лазарета о наличии в отделении 274 коек, на которых может быть размещено 496 человек. При поступлении в лазарет больных и раненых на них составлялись истории болезни. В ежемесячных докладных записках из отделений начальнику лазарета сообщалось о диагнозах больных и их состоянии. Наиболее распространенными заболеваниями были дистрофия, туберкулез легких, обморожение, крупозное воспаление легких, психические расстройства. Голод и тяжелые бытовые условия приводили к амилоидному перерождению внутренних органов, полному исчезновению подкожной жировой клетчатки в области груди и живота, почечной клетчатки, атрофии мышечного аппарата и к прочим нарушениям жизнедеятельности организма, дальнейшее развитие которых неизбежно приводило человека к гибели. Умершие в лазаретном госпитале захоранивались в окрестностях Пушкинских казарм и на их территории.

Медперсонал неоднократно обращался в администрацию лагеря с просьбой улучшить питание военнопленных, страдавших от истощения. Заместитель начальника госпиталя по медицинской части и старший санитарный врач лазарета в своей докладной на имя начальника лагерного лазарета отмечали, что получаемый со склада хлеб «сплошь поражен плесенью не только с поверхности, но и на значительную глубину. В результате вырезания испорченных частей хлеба больные недополучают положенные им нормы. Употребление такого хлеба явилось причиной желудочно-кишечных расстройств». Для относительно быстрого восстановления сил и трудоспособности ослабевших от голода военнопленных главврач лазарета доктор Тарасевич определял к существовавшему пайку на одного человека прибавку белка — 50 г, жиров — 20 г, хлеба — 200 г, овощей — 300 г.

В лазарет поступали медикаменты и медицинские инструменты советского производства, захваченные в качестве трофеев или отобранные у военнопленных при их поступлении в лагерь. Медикаментов не хватало, и медперсонал зачастую использовал средства народной медицины. Так, при лечении цинготных, легочных, полиавитаминозных заболеваний применяли жидкость, состоявшую из настоя еловой или сосновой хвои и полу- или четвертьпроцентного раствора соляной кислоты — считалось, что она содержит витамин С.

После освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков в лагере работали представители Чрезвычайной государственной комиссии по выявлению и расследованию зверств немецко-фашистских захватчиков и их сообщников Минской областной и городской комиссий. Ими в лазарете было обнаружено большое количество документов — истории болезней узников, справки, акты, рапорты об их смерти и др. Только историй болезни было 9425. Анализ их, проведенный специальной комиссией института судебно-медицинской экспертизы, позволил выявить основные заболевания среди пленных — истощение (562Г), дистрофия (794), желудочно-кишечные (772), сыпной тиф (668), паралич сердца (405), туберкулез (286), кожные заболевания, обморожения и другие. Причиной более 80 % смертных исходов являлось истощение.

С весны 1942 г. положение в лагере изменилось в связи с тем, что военнопленные, как рабочая сила, стали иметь большое значение для обеспечения нужд военного хозяйства Германии. К лету 1942 г. все они были размещены в бараках. В «Лесном лагере» стали работать госпиталь, санпропускник и баня. Чтобы повысить трудоспособность пленных, суточный паек хлеба был увеличен до 270 г. Количество заключенных значительно сократилось из-за массовой смертности зимой 1941-1942 гг. и отправки крупных контингентов в лагеря к границам Рейха. Кроме того, стало прибывать гораздо меньше новых военнопленных из-за изменившейся обстановки на фронте. Вместе с тем возросли запросы на рабочую силу как со стороны структур вермахта в тыловом районе группы армий «Центр», так и со стороны гражданской администрации.

Из работоспособных заключенных с момента создания лагеря формировались рабочие команды для работ как внутри лагеря, так и за его пределами. В каждой рабочей команде назначался старший («старшина»). Внутри лагеря производились работы по ремонту, строительству, заготовке дров, уборке территории, подвозу воды. Работали военнопленные в гараже и на лесопилке. С 1942 г. стали организовываться мастерские — столярные, слесарные, сапожные, швейные. Приказ №74 коменданта Шталага-352 от 14 мая 1942 г. определял поведение заключенных в составе рабочих команд: «...Группы военнопленных, работающие под надзором украинских охранников или лагерной полиции, обязаны отдавать честь каждому немецкому офицеру принятием стойки «смирно» лицом к приближающемуся по команде, подаваемой украинским охранником или полицейским. Лишь по произнесении команды «вольно» разрешается продолжать работу. Группы военнопленных, ведомые на работу или с работы полицейскими или русским старшиной, обязаны приветствовать встречающихся немецких офицеров поворотом головы в сторону приветствуемого по команде ведущего. Команда «вольно» подается только встречным офицером».

По заявкам предприятий формировались команды для работы за пределами лагеря. Самым крупным заказчиком рабочей силы из Шталага-352 была военно-строительная Организация Тодта. Она использовала военнопленных на самых различных работах: на предприятиях, строительных объектах, разборке развалин в городе и т.д. Большой контингент заключенных обслуживал железную дорогу в соответствии с заявками Главной железнодорожной дирекции в Минске. Комендатурой лагеря были сформированы и направлены в ее распоряжение рабочие команды, располагавшиеся более чем на 90 железнодорожных станциях Белоруссии. Эти команды имели статус отделений, филиалов Шталага-352. Каждая из них имела свой номер. Так, ст. Михановичи и участок № 7 обслуживала команда № 2016, д. Дричин Руденского р-на и участок № 106 — команда № 201е, ст. Талька в Пухович-ском р-не и участок № 10 — команда № 202а, ст. Салтановка в Жлобинском р-не и участок № 18 — команда № 2056, ст. Славное в Толочинском р-не и участок, № 6 — команда № 209д, пос. Радошковичи и участок № 2 — команда № 222 и т.д. Число военнопленных в различных рабочих командах было разным и колебалось в достаточно широких пределах — от нескольких десятков до полутора сотен. Их труд использовался при разгрузке и погрузке вагонов, ремонте и уборке железнодорожного полотна и подъездных путей к станциям, на вырубке деревьев вдоль железных дорог, добыче гравия, укладке шпал и т.д. Отношение к военнопленным, привлекаемым к работе на объектах Главной железнодорожной дирекции и Организации Тодта, определялось директивой Верховного командования германской армии от 5 декабря 1941 г. «О политике по отношении к военнопленным»: «Должно быть установлено соотношение военнопленных и немецких специалистов не менее чем двадцать к одному. Специалисты-немцы должны руководить подготовкой работы, показать военнопленным как они должны работать».

Согласно переписки администрации Шталага-352 с командованием охранных войск тылового района группы армий «Центр», постоянно поступали заявки на рабочие команды для работы на торфопредприятиях Минской области — в Плиссе, Дукоре, Седче. Большое количество военнопленных из лагеря набиралось предста­вителями различных предприятий и фирм. Так, в Минске работали 22 команды — на авиазаводе (Красное Урочище), на авторемонтном заводе по Могилевскому шоссе, вагоно-ремонтном заводе им. Мясникова и в вагоно-ремонтных мастерских, на заводе им. К.Е. Ворошилова, где ремонтировались немецкие танки, на аэродроме, элекростанциях, оружейных мастерских, складах и т.д. Как правило, эти команды отправлялись на объекты на длительное время, располагались на объектах или рядом с ними и считались филиалами Шталага-352.

Тяжелый для измученных и изможденных людей труд усложнялся лагерной администрацией. Заготовленные в лесу бревна возили на себе пленные, запрягаясь по 8-10 человек в повозку, по 6 человек на лямках тянули сколоченные сани с восемнадцатью шестиметровыми бревнами. Бывший узник В. Лысенко вспоминал, что в зимнее время полуголодных и полураздетых пленных гоняли на так называемый «утюг» для расчистки дороги Минск—Масюковщина до лагеря. После таких работ в лагерь возвращались лишь 2-3 человека.

Строгая изоляция военнопленных от внешнего мира создавала благоприятные условия для немецкой пропагандистской работы в лагере. Ее главная цель — подавить человека, его волю, достоинство, внушить состояние полной безысходности, сделать послушным и услужливым. В лагере распространялись газеты «Новое слово», «Клич» и другие периодические издания, выпускаемые в Берлине на русском языке и предназначенные специально для военнопленных. В ходу были брошюры и листовки-фальшивки, выпущенные гитлеровцами якобы от имени бывших командующих 20-й и 32-й армиями генералов Ф.А. Ершакова и СВ. Вишневского, которые на самом деле отказались от сотрудничества с врагом и погибли в плену.

Особое внимание в работе среди пленных уделялось приказу № 270 Ставки Верховного главнокомандующего СССР от 16 августа 1941 года, который был отдан с целью ужесточения дисциплины в войсках в условиях тяжелых оборонительных боев. Этот приказ объявлял пленных предателями Родины со всеми вытекающими отсюда последствиями. В разряд предателей попадали и их семьи. Отданный в самый драматический период войны приказ № 270 не сыграл мобилизующей роли в войсках, не повлиял на события на фронте. Он только оттолкнул попавших в плен по разным причинам.

Еще при поступлении в шталаг отдел «Абвер» допрашивал пленных на предмет выявления сведений о расположении и численности советских частей, их вооружении, новинках военной техники, шифрах радистов, типах раций, устройстве мин и т.д. Выявляли и лица, которые могли представлять для них интерес в будущем. Им нужны были осведомители, провокаторы, готовые вступить во вражеские формирования. Среди тех, кто добровольно пошел на путь сотрудничества с врагом, были в прошлом раскулаченные и репрессированные, по тем или иным причинам недовольные советской властью, отчаявшиеся найти выход из создавшегося положения. Им улучшали питание. Некоторых посылали в разведывательные и диверсионные школы. Другая часть в сотрудничестве с немцами видела путь избавления из плена, искала пути к активной борьбе с оккупантами.

Надев вражескую форму, получив оружие в основном советского производства, эти люди попадали под начало гитлеровцев, выполняли их приказы. А гитлеровцы бросали их на подавление партизанского движения, уничтожение населения, его поддержавшего. Так и шли они в одной упряжке с оккупантами от одного преступления к другому... Только сильные духом порывали с этим периодом своей жизни и переходили на сторону партизан.

Часть военнопленных была безразлична к происходящему и оставалась пассивной. Бывали случаи, когда военнопленные становились на сторону своей охраны. Жаловали в лагере и перебежчиков.

Но подавляющее большинство военнопленных было настроено враждебно по отношению к немцам и не собиралось принимать их сторону. Бывший узник Шталага-352 писатель СП. Злобин в своем романе «Пропавшие без вести» писал, что условия лагерного существования были направлены на низведение человека «до того уровня, когда физический голод становится повелителем всего его существа, когда он теряет чувство Родины, коллективизма и тупо лежит только с мыслью о хлебе, о баланде. В этих условиях воспоминания о Родине, вести о победах Красной Армии укрепляли пленных не меньше, чем укрепило бы удвоенное питание».

Это помогало пленным в условиях «жизни в бездне» найти в себе силы, чтобы духовно противостоять насилию и унижению человеческого достоинства. «Мы тут разучились улыбаться, — писал СП. Злобин в своем послании жене и сыну, — но помним о вас, о далеких и таких родных. О вас, о вашей будущей жизни были все наши мысли, все думы. Мы кричали вам в душе о Советской Родине: «Да здравствует!»... Это кричат сильные духом. Они кричат «Да здравствует!» всей жизни и своей Родине даже тогда, когда сами гибнут от голода, болезней и пули. Мы тут, умирая или идя в побег, и в тифу, и в бреду любим жизнь и нашу Родину, мы кричим ей наше «Да здравствует!». По вечерам в бараках пересказывали и читали наизусть произведения русских и советских писателей. И в «Лесном лагере», и в Пушкинских казармах среди военнопленных передавались книги, сохранившиеся в библиотеках воинских частей, на месте которых располагался Шталаг-352. Некоторые находили успокоение в церкви, которая была открыта в лагере в 1943 г.

В Лесном лагере в бараке № 6, где до войны располагался клуб воинской части, были размещены артисты из числа военнопленных. Режиссер В.В. Коломейчук и художественный руководитель театра-клуба С Головачев составляли концертные программы. Со сцены звучали русские народные песни, песни из советских кинофильмов — текст многих из них изменял применительно к обстановке плена и лагеря актер А. Мягков. Подобные концерты воодушевляли людей, всеяли надежду. В бараке артистов содержались певец Владимир Гурьев, солист из Государственного ансамбля танца Игоря Моисеева Е. Дианов, ленинградский пианист Марк Кунец, баянист Г. Новокшанов, актер Эдуард Надеждин — всего их было около ста человек.

По вечерам военнопленные находили занятия, которые отвлекали от жуткой повседневности плена. Среди этих занятий наибольшее распространение получило изготовление игрушек из дерева, соломки. Из соломенных игрушек самыми распространенными были змейки, петушки. Некоторые охранники водили заключенных из рабочих команд группами по два—три человека в близлежащие деревни, где эти игрушки обменивались на еду и махорку.

Военнопленные одного барака, расписанные по разным рабочим командам, встречались на так называемых «базарах», где шел обмен продуктами, одеждой, предметами личного обихода. Объектами обмена были «изъеденные улиткой, затоптанные сапогами капустные листья, половинки сырой картофелины, кормовая свекла — богатство, и еще. больше пшенный концентрат». В лазарете менялась ложка украденной мази Вишневского на пайку хлеба. «Говорят: на хлеб с солью «вкусно!», — записал в своем дневнике СП. Злобин в 1942 г.

В лагере всегда находились люди, которые, превозмогая все ужасы плена, лагерной жизни, своим поведением, верой в победу были образцом для других заключенных, придавая им силы в борьбе за жизнь. При этом большое значение имело распространение информации о событиях на фронтах войны. Ее получали через рабочие команды из города, от вновь прибывавших военнопленных. Баня и санпропускник, где работали М.Т. Мартынов и Е.Ф. Михненко, были своеобразным агитпунктом, где узнавали все новости о жизни лагеря и положении на фронте, о поражениях и победах Красной Армии. В лагерном гараже военнопленным удалось собрать радиоприемник и иногда слушать голос Москвы. По рукам ходили экземпляры выпускавшихся немцами газет «Клич» и «Новое слово» с пометками на полях, отражавших истинное положение дел на фронте.

Событием огромной важности стало появление в лагере в Пушкинских казармах газеты «Пленная правда».Она появилась 10 июля 1942 г. Как указано в газете, она являлась «органом советской совести и непроданной чести». Девизом газеты были слова И.В. Гете: «Лишь только тот достоин чести и свободы, кто каждый день идет за них на бой». Автором, редактором и издателем газеты был СП. Злобин, санитар лагерного госпиталя в Пушкинских казармах.

Три ночных дежурства в лагерном лазарете пошли на подготовку и размножение трех экземпляров газеты. Санитары С Ведерников, Я.Е. Белов, И.К. Хохлов охраняли его работу все три ночи напролет. А затем газета пошла с нар на нары, в лагерные бараки. Один экземпляр рабочая команда вынесла в город. «Мы знаем, какие бы ни были испытания плена, голода, провокаций, болезней, какие бы успехи не имел временно наш враг — конечная победа за нами. Пленные только временно выбыли из братских рядов. Долг каждого — скорейшее возвращение к борьбе за Отечество», — говорилось в передовой статье газеты. В ней сообщалось о последних событиях на фронте, о побегах из лагеря. А побеги были, о чем свидетельствуют многочисленные сводки, рапорты, доклады охраны, представителей администрации Шталага-352 и его филиалов, окружной комендатуры лагерей военнопленных.

Пленные артисты из барака № 6 ходили на распиловку леса с одними и теми же конвоирами. Чтобы согреться, жгли костер. Пленные акробаты кувыркались через огонь. Подбросив в огонь сырой хвои для дыма, акробаты исчезли...

Набрасывались пленные на охрану, переодевались в их форму, забирали оружие и уходили к партизанам.

Дерзким по своему замыслу и исполнению был побег группы военнопленных из гаража лагеря. Вот как это было. В мае—июне 1942 г. партизаны обстреляли легковую машину коменданта лагеря и ранили его в ногу. В лагерный гараж притащили на буксире два автоброневика БА-20. Один был почти целый, а у второго была срезана вся бронированная часть, кроме лобового листа и дверок кабины.

Неисправны были в обоих броневиках моторы и ходовая часть. По мере восстановления бронемашин рождался план побега. С помощью оружейного мастера из украинского охранного батальона, военнопленные собрали два станковых пулемета с запасными дисками, четыре-шесть винтовок, собрали патронов. В лагерь проникали слухи о действиях партизан. Военнопленные из гаража, собрав эти сведения, разработали маршрут побега. Они решили выехать через западные ворота до возвращения повозок с дровами из леса и двигаться в направлении деревень Тарасово, Старое Село (Дзержинский район). Западные ворота для выезда из лагеря были выбраны неслучайно. Именно через них комендант с сопровождающими офицерами периодически выезжал на броневиках на стрельбище, чтобы упражняться в стрельбе из пулемета. Побег был осуществлен 30 июня 1943 г. Бежали все шестнадцать работавших в гараже военнопленных. Накануне они вывели из строя несколько автомашин и 45-миллиметровую пушку. Броневики беспрепятственно выехали через западные ворота лагеря, но, проехав 2-2,5 километра, заглохли. Их пришлось оставить и уходить пешком. Захватив оружие, патроны и санитарную сумку, группа беглецов пересекла дорогу Минск—Тарасово и скрылась в лесу.

Побеги военнопленных были удачными и неудачными. Как вспоминал бывший узник Шталага-352 Э.Г. Эльперин его побег с группой, работавшей на лесозаготовках, не удался, так как о нем стало известно администрации лагеря. Все те, кто хотел бежать, были переданы минскому СД, где им дали по 25 плетей, посадили в карцер на 21 сутки и затем отправили в Германию.

Важным фактором, способствовавшим принятию военнопленными решений о побегах, были партизанские листовки, сводки Совинформбюро. Так, бывший полицейский лагеря Б.Н. Лунин и повар И.М. Федоров (будущие командир и комиссар партизанской бригады «Штурмовая»), бежавшие с группой военнопленных в марте 1942 г., обратились через листовку к заключенным Шталага-352 с призывом следовать их примеру: «Так чего же вы ждете?! Что вы теряете?! — позор, зависимость и унижение! Что вы приобретаете? — свободу, независимость, дружбу, честь и славу советского человека. Так действуйте смело и дружно». Военнопленные слышали о действиях партизан, знали, где их искать, и пополняли их ряды.

В связи с участившимися случаями побегов заключенных из «Лесного лагеря» усилился режим охраны и контроль за военнопленными при конвоировании их на работу и с работы, на рабочих местах. Приказом коменданта Шталага-352 от 3 июня 1943 г. указывалось, что при сопровождении ими группы рабочих «винтовки должны быть в руке — готовы к выстрелу». Охрана военнопленных в лагере и рабочих команд вне лагеря должна быта осуществляться исходя из соотношения три охранника (из них один немец) на десять заключенных. Для нерадивых охранников предполагались такие меры наказания как пятидневный арест и отправка на фронт. Если в небрежности охраны были виноваты руководители объектов, на которых были заняты рабочие команды, то действия данных лиц квалифицировались как военный саботаж. Охранникам предписывалось «стрелять без всякого предупреждения вслед убегающим военнопленным», так как «каждое применение оружия с опозданием представляет опасность».

Органы полиции безопасности и СД рассылали розыскные листы с указанием фамилий бежавших, места и времени их рождения, специальности, сведений о побеге (места, времени, обстоятельствах). Поиски обычно не давали положительных результатов.

Сохранившиеся архивные документы позволяют проследить динамику движения пленных через лагерь.

Лагерь рассматривался как перевалочная база на пути следования военнопленных в лагеря Остланда, Генерал-губернаторства, Германии. В него свозились военнопленные с разных участков советско-германского фронта — с территории Белоруссии, из-под Вязьмы, Ржева, Калинина, Москвы, Сталинграда...

В 1941-1942 гг. в Шталаге-352 находилось до 130-140 тысяч пленных, но к лету 1942 г. их осталось 8-10 тысяч, к лету 1943 г. — 5-6 тысяч, к январю 1944 г. — около 5 тысяч. Маршруты с транспортами военнопленных, перевозимых на запад, были весьма многообразны. Вот только два из них: Ярцево—Смоленск— Орша—Минск—Рига—Вюстенберг—Дюссельдорф—Дорстен (маршрут военврача К.В. Крыловича), деревня Буды Гресского района Минской области—Минск— Дорстен—Бухенвальд (маршрут Э.Г. Эльперина).

Осенью 1943 года в Шталаге-352 появились военнопленные итальянцы. После выхода Италии из гитлеровской коалиции и из войны, итальянские военнослужащие, отказавшиеся продолжать борьбу на стороне Германии, попали в разряд военнопленных.

Как следует из немецких источников из 1,5 миллионов итальянских военнослужащих 749 тысяч были интернированы и пленены немецкими войсками. Около 10 тысяч из них попали на территорию Беларуси. В Шталаг-352 они поступали в два этапа; в первый этап — 3,5 тысячи человек, во второй — 1,5 тысячи. Полураздетые, голодные, они не выдерживали морозов. Вспыхнувшая эпидемия малярии унесла жизни многих из итальянских пленных. В момент освобождения советскими войсками лагеря в лазарете были спасены 98 итальянцев в крайне тяжелом состоянии.

Шталаг-352 существовал в течение трех лет — с июля 1941 г. по июль 1944 г. Составная часть шталага, Городской лагерь в Пушкинских казармах, был ликвидирован весной 1943 г. (на его месте после эвакуации лагерного госпиталя разместилась часть СС). Свыше 80000 советских военнопленных погибли в Шталаге-352. Они были закопаны в 197 ямах-могилах у деревни Глинище. В июне 1944 г. в Минск прибыла команда ликвидации лагеря. По распоряжению коменданта города его эвакуация началась 3 июня с вывоза лагерного имущества и продолжалась до 26 июня. С 26 июня вывозились узники. Киммерлинг, один из участников эвакуации, доносил руководству, что транспорт с военнопленным и лазаретом направлен на Витебск через Молодечно—Парафьяново—Вильно. В Вильно маршрут движения состава был изменен — он был направлен в г. Алитуе, где военнопленные временно были размещены в дулаге 230, а потом перемещен в г. Милав (Польша).

Оставленный «Лесной лагерь» около Масюковщины недолго пустовал — после освобождения Минска в нем содержались немецкие военнопленные. Условия их содержания соответствовали Женевским конвенциям и были несопоставимы с бесчеловечным отношением к советским солдатам и офицерам, оказавшимся в германском плену. О чем свидетельствует перечень имущества немецкого военнопленного Августа Мюллера по состоянию на 8 февраля 1949 года: шапка зимняя — 1 шт., телогрейка ватняя — 1 шт., шаровары ватние — 1 шт., шаровары х/б — 1 шт., рубаха нательная — 1 шт., кальсоны натуральные — 1 шт., полотенце — 1 шт., портянки — 1 пара, вещ. мешок — 1 шт., ремень поясной — 1 шт., ботинки кожаные — 1 пара, рукавицы — 1 пара, безрукавка ватняя — 1 шт., полушубок — 1 шт., одеяло — 1 шт., матрац — 1 шт., наволочка для подушки — 1 шт., валенки — 1 пара.