Не быть чужим

Преступление, совершенное Степаном Комаровым, который живо интересовался неоязычеством, привлекло общее внимание к этому феномену. Конечно, неоязычники – разные люди, и большинство из них не совершает преступлений, но к самому явлению стоит присмотреться.

Где-то я читал, что при последней переписи населения какая-то часть опрашиваемых записалась по национальности эльфами. Что же, при определении национальности важную роль играет национальное самосознание, и, если человек считает себя этническим эльфом, так тому и быть. Тем более что не стоит опасаться явления еще каких-то эльфов, которые объявят его самозванцем и скажут, что у настоящих эльфов должны быть острые уши. Остроухих граждан никто не встречал, а литературные источники в этом вопросе расходятся.

Человек может душою сродниться с вымышленным миром (в данном случае, очевидно, миром Дж.Р.Р. Толкиена) и чувствовать себя в большей степени согражданином Галадриэль и подданным короля Элронда, чем русским и гражданином России. Обычно это довольно безобидно, потому что носит характер игры и шутки, участники которой вполне отдают себе отчет в ее условности: человек понимает, что он Дима Петров со второго курса, а не Высокий Эльф, и вполне нормально функционирует в качестве студента, гражданина и члена семьи. Если Дима на самом деле решит, что он и вправду самый что ни на есть Эльф, черным колдовством превращенный в московского студента, ему понадобится помощь специалистов. Но пока он вполне видит грань между воображением и реальностью, с ним всё в порядке.

Главная проблема неоязычества – размывание этой грани. Славянское фэнтези, которое хочет опереться на некие (по большей части воображаемые) славянские древности, точно так же, как западное фэнтези опирается на (тоже по большей части воображаемые) древности кельтские или германские, вполне имеет право на существование – как литературный жанр. Добромысл имеет такое же право восседать в Славнограде, как и Конон-Варвар – кочевать по Киммерии.

Да, исторически само формирование русского народа (как и большинства народов современной Европы) происходит в уже христианскую эпоху, никаких «языческих русских» просто не существовало в истории (как и, скажем, языческих англичан или языческих испанцев), но любители фэнтези ценят эту литературу совсем не за историческую достоверность.

Автору квазиэтнических фантазий нельзя высказать никаких претензий – пока и он, и его читатели ясно отдают себе отчет, что всё это – художественный вымысел.

Беда с неоязычеством в том, что оно настойчиво претендует на то, что его версия фэнтези – правда; более того – правда, которая должна определять русскую идентичность, испорченную, оказывается, «чуждым», «навязанным», «еврейским» христианством.

Две идентичности – «Высокий Эльф» и «русский, москвич, студент второго курса» – вполне могут мирно сосуществовать, потому что, во-первых, Дима не считает себя всерьез Эльфом, во вторых, эльфам нечего делить с русскими.

Две другие идентичности – «фэнтезийный языческий рус» и «русский», к сожалению, вступают в конфликт. Во-первых, человек отказывается признавать игру игрой – он настаивает, что он и в самом деле «языческий рус»; во-вторых, всё, что определяет культуру и идентичность реально существующего русского народа, для него является чужим и враждебным. Святыни русского народа для него не только не святыни, но знаки чужого и враждебного присутствия, оккупации злыми пришельцами «исконной» «языческой Руси».

Русские святые – Димитрий Донской иАлександр Невский, преподобные Сергий Радонежский и Андрей Рублев – для него не просто чужие, а враги. «Деревянные церкви Руси», иконопись, музыка Рахманинова и Чайковского, Достоевский, Пушкин, вся русская культура, которую знает и ценит весь мир, культура, выросшая на евангельской закваске, когда и люди, лично неверующие или даже враждебные Церкви, дышат христианским воздухом и говорят на христианском языке, – ему чужая.

Даже язык, на котором он говорит, ему навязали идейные враги – от привычки говорить «спасибо» до именования выходного дня «воскресеньем», так что бедные языческие русы, и беседуя между собой, не могут обойтись без слов явно христианского происхождения.

Конечно, такая вымышленная – и враждебная реально существующей России – идентичность не обязательно ведет к совершению преступлений. Есть большая разница между злословием и убийством.

Но она делает человека чужим. Его верность и привязанность отданы чисто воображаемой общности «дохристианских русских», а враждебность и отвержение – тем русским, которые существовали – и существуют – на самом деле.

Мы делаемся своими для многих поколений наших предков, когда разделяем с ними общую веру и общие святыни. И это, конечно, не неоязыческая вера. Это вера Апостольская, вера Православная. Когда мы входим в православный храм и вместе со всем Божиим народом возносим молитвы, мы делаем то, что было бы глубоко родным и понятным русским людям прошедших веков.

Русские святые прошедших веков молятся вместе с нами, и мы исповедуем веру наших предков, которую передадим нашим потомкам. Мы – дома. Мы – на Родине. Мы – свои среди своих. Мы оставили мир фантазий и обратились к реальности – к истинному Богу, Богу отцов наших.

Сергей Худиев