Артём Литовченко. Штурм Харьковской ОГА: ответная реакция

Фото Александра Грюнвальда

Эта статья состоит из двух частей: первая написана в субботу перед уходом на митинг, вторая – вечером после митинга. Я намеренно не менял ни в одной части ни одного слова, не вносил правки после субботы, тем более, что посвящена она описанию митинга и штурма Харьковской ОГА, без каких-либо серьёзных выводов и сравнения с последовавшими потом «комментариями» журналистов и «пострадавших».

Перед уходом на митинг напишу несколько строк, охарактеризую обстановку.

Истеричный фон, который обеспечивает всем событиям хунта, усиливается. «Пена майдана», вынесенная на вожделенные должности, брызжет слюной и заговаривается от страха. Аваков уходит всё глубже в Фейсбук, надеясь, что Сашко «Билый» Музычко его там не достанет, поскольку просто не поместится в и без того переполненную социальную сеть. Парубий, уверенно сведя глаза к переносице, повествует о том, что против российской оккупации у него есть «действенные действия», о которых он ничего не расскажет, чтобы не снизить их действенность. На нелегальные (хватит называть всё происходящее нелегитимным: легитимность – это внутренняя характеристика, уровень народного одобрения, уровень признания народом правомерности и уместности власти; действия ВР и все их последствия – нелегальны, поскольку нарушают закон) выборы собирается сразу три кандидата от с-ума-сойти-какой-единой оппозиции: Кличко, Тимошенко и «кто-нибудь» от «Свободы». На беднягу Кличко было жалко смотреть, когда он сообщал, что Тимошенко всё-таки собирается идти на выборы. Денег хунте никто не даёт (кроме Венгрии с её 6400 евро), даже якобы признавшие её США: требуют сначала навести порядок – уж лучше сразу бы сказали, что не дадут денег «ваще никада»; то же самое, только формулировка честнее.

А через час у нас в Харькове начинается митинг. Они пройдут по всему Юго-Востоку, немного в разное время, но в один день. У нас накануне митинга бравые представители «Патриота Украины» и Социал-националистической ассамблеи захватили офис известного «Оплота». Вернее, бывший офис: он уже несколько дней пустовал, организация освободила его в связи с окончанием аренды. Это не помешало национал-фашистам напасть на пустое здание, разгромить его (здание, кстати, очень красивое), а потом заявить, что оно (здание) от них отстреливалось, но они (национал-фашисты) его всё равно победили.

Победившие то ли полторы, то ли две сотни нацфашей прошли к обладминистрации и дематериализовались: то ли внутрь спрятались, то ли разъехались маленькими группками. Получилось наглядное подтверждение наличия экстремистов в Харькове. Только вот то, что в сети упорно штамповались панические заявления о нескольких тысячах «приехавших» членов «Правого сектора», выглядело странно. Во-первых, было их очевидно меньше – около двух сотен. Во-вторых, руководил всем этим делом небезызвестный Олег с потрясающей фамилией Однороженко и. Выпущенный из тюрьмы хунтой идеологический референт харьковского «Патриота Украины». А также Андрей Белецкий – лидер всё того же харьковского «ПУ». Харьковского. Может, там и были приезжие – поговаривали о полтавской сотне, – но уж точно не все. А в Харькове и без приезжих набралось бы нацфашей на две сотни. И ещё один нюанс: харьковский «ПУ» настолько очевидно связан с некоторыми персонами в СБУ, что об этом говорят чуть ли не впрямую. Порвалась ли эта связь вследствие путча или только укрепилась?

Сразу возник вопрос: а уж не вывели ли этих «смельчаков» тихонько из облсовета, потом собрали в большую толпу и устроили показательные выступления специально – чтобы, с одной стороны, в нас панику посеять, а, с другой, сосредоточить всё внимание на них? Чтобы во время митинга было объявлено о «большой победе» над захватчиками облсовета, и на этом Кернес мягко свернёт протесты, будто главная цель достигнута? А дальше ребятки из облсовета спокойно поселятся в бывшем здании «Оплота», сделают там себе «штаб» и, выждав, пока город «нормализуется», получат подкрепление и…

Чёрт его знает. А, может, и чёрт не знает, что произойдёт на митинге. Огнестрельное оружие вроде бы уже удалено из облсовета, вчера вечером; но, может быть, не всё. Учитывая, сколько людей соберётся на митинг (скорее всего, очень много: собирают и разные организации, от КПУ и ПСПУ до СВ-НОД и «Боротьбы», и антимайдановские группы, и, главное, защитники памятника вкупе с ополчениями), достаточно одного «калаша», чтобы сверху, из окон, открыть огонь по толпе. С очевидными последствиями. Впрочем, не с такими уж и очевидными. Лишь бы не было трупов. Говоря откровенно, больше боюсь трупов среди «евромайданцев»: не потому, что жальче, а потому, что вероятнее – Харьков сейчас злой, очень злой.

Непонятно, как будет себя вести милиция, не говоря уже об СБУ, которые элементарным образом могут прислать подмогу «обладминистраторам»…  С большей или меньшей определённостью можно сказать только одно: Кернес будет «сливать» протест. Всеми силами. Если не будет, то это было бы непоследовательно, но хорошо. Однако он уже попытался этот митинг, который в течение недели собирали различные группы и организации харьковчан, присвоить – так, как присвоил заслугу сохранения памятника Ленину.

Ладно. Хватит гадать. Пора идти.

<…>

… На площади стоит сцена – напротив памятника Ленину, закрывая собой здание обладминистрации. По центру площади установлен «масленичный городок». Собирающиеся люди несколько растерянно курсируют между сценой и памятником: символом-то митинга однозначно является памятник (городок за которым, кстати, Кернес попытался «подмять», и на уровне публичности ему это удалось, чего не скажешь об уровне низовом – уровне тех ребят, кто там ночует в ожидании нападений), а на сцене – музыка и танцы. Сюрреализм какой-то. Народ прибывает и прибывает; к тому моменту, когда я перестал подсчитывать и оценивать количество по занимаемому месту (на площади Свободы в Харькове помещается чуть более ста тысяч неплотно стоящих людей без занятия проезжей части ул. Сумской), набралось около тридцати тысяч.

Вышел Добкин. Говорил немного, сказал, что идёт в президенты, чтобы защитить Юго-Восток. Народ отреагировал по-разному: кое-кто аплодировал, кое-кто громко выражал непонимание, как именно признание нелегитимной власти и нелегальных выборов позволит «защитить Юго-Восток». Начал выступать Кернес. Народ окончательно подтянулся от памятника к сцене; подошли и мы. Кернес стал выдавать феноменальные  конструкции, сочетающие утверждения о том, что «мы самые сильные, мы не позволим, мы не допустим» и требования «быть мирными и толерантными». Чередуя напоминания о «провокациях» и своём активном участии в «недопущении», Геннадий Адольфович повторил слово «толерантность» раз десять-пятнадцать. Это, конечно, было са-амое нужное слово. Мы стали улюлюкать и, хмм, выражать своё несогласие с примиренческой позицией мэра; народ вокруг моментально подхватил. Вообще надо отметить, что даже скандирования Кернеса «За Харьков» поддерживали с куда меньшей охотой, нежели отрицательные выкрики в его адрес, крики из толпы «Россия!», «Трус!», «Предатель!», «Долой фашизм!».

Начали выступать остальные. Говорили, в принципе, в разной степени то же самое: мы не потерпим, но будем толерантными. Коммунистка Александровская, хоть и говорила правильные вещи о референдуме, но общий Кернес вклинивался между выступающими и призывал харьковчан быть мирными и чуть ли не дружелюбными; в ответ получал от нас очередную порцию «труса» и «предателя». Честно говоря, своими камланиями Кернес и его со-сценники довели толпу до крайней степени раздражения, смешанного с унынием: стало ясно, что требования различных групп, которые при всех отличиях повторяли несколько основных пунктов (непризнание нелегитимной власти Киева, изгнание захватчиков из ОГА, проведение референдума о статусе Харьковской области и статусе русского языка, полная реабилитация бойцов «Беркута», ВВ и сотрудников милиции), не будут даже озвучены. Один-единственный парень, прорвавшийся к микрофону и начавший озвучивать одну из версий столь «неудобных» для власти требований, был немедленно прерван увещеваниями Кернеса о недопущении агрессии (о которой предыдущий оратор ни слова не сказал), о толерантности, о бла-бла-бла… Мы отвечали Кернесу на каждое слово: почему он занят недопущением нашей мнимой на тот момент агрессии, однако ничего не противопоставил агрессии «мырных мытынгарив» Евромайдана? Кернес отошёл от микрофона; парень всё-таки договорил свои требования и, хоть картина получилась смазанной, площадь продемонстрировала, чьи слова ей ближе.

И опять Кернес вышел напоминать харьковчанам о том, как они его любят; и опять призывал толерантно сопротивляться путём расслабления под сомнительные завывания какой-то «известной харьковской певицы»; и весьма показательно выглядел очевидный олигофрен, стоящий перед самый сценой и радостно кивавший и пританцовывавший в такт певичкиным завываниям. Народ, чувствуя, как его затягивает кернесовская «масленица», откатывался к памятнику Ленина, но тамошние мегафоны полностью глушились кернесовской аппаратурой; возвращался назад к сцене, а там выступал какой-нибудь очередной «бизнесмен», который предлагал создавать отряды самообороны совместно с «Правым сектором» (хорошо, сцена была высокая, а то «бизнесмен» получил бы всё, что горожане жаждали передать «Правому сектору»).

В какой-то момент Кернес резко усилили сюрреальность, учинив десятиминутный спич на тему «Богословская – старая и некрасивая проститутка».

Это был феноменальный идиотизм. То ли Геннадия Адольфовича законтачило вследствие непривычно долгих «миролюбивых» высказываний, то ли он почувствовал тошноту, с которой приходилось бороться собравшимся на площади и вынужденным слушать этот поток «толерантности» людям; но за долгие десять минут мэр выплеснул на небезразличную ему депутатшу всё, что накопилось в его градоправительственной голове. Первые полминуты народ отреагировал позитивно: Богословскую в Харькове не переваривают. Однако, чёрт возьми, это что, такая важная фигура сейчас? Это она сидит в захваченной обладминистрации? Это она стоит на сцене и вешает лапшу на уши жителям своего города? Это она сдала страну, бегала вдоль границ, пытаясь выбраться, а потом провела феноменально бездарную пресс-конференцию? В конце концов, это даже не она навешала на себя сразу три приставки «и.о.». Она – никто и ничто, а Геннадий Адольфович вдруг назначил её едва ли не профессором Мориарти, в точности по «долгоносикам»: «некрасивым и неинтеллигентным».

К этому моменту мы уже были за сценой, возле лестницы. Стали пытаться дойти до микрофонов – мешала сумасшедшая бабуля, страстно желавшая Кернеса обнять-поцеловать. Ну, и милиционер стоял с автоматом, но он не мешал. И стоило товарищу моему зайти, наконец, на сцену, как сзади, со стороны здания ОГА, раздался громкий хлопок. Обернувшись, мы увидели облако дыма над милицией с правой стороны от входа в здание.

Дальнейшее описать несложно, хотя представить не так уж и легко: услышав хлопок, толпа с площади ринулась к обладминистрации. Кернес со сцены кричал что-то совсем уж невразумительное о провокации, о том, что милиция разберётся, что не надо подходить к зданию. Его, естественно, никто не слушал: практически сразу большинство митингующих оказалось возле ОГА, где уже летели в воздухе палки и камни, шипели огнетушители и хлопали петарды.

Сейчас уже есть множество рассказов тех, кто участвовал в штурме и тех, кто отбивался. Со стороны это выглядело так, будто сидевшие в ОГА, учуяв, что митинг сворачивается и сообразив, что никакого подкрепления им не пришло  ни в виде дополнительных отрядов «Правого сектора», ни в виде контролируемой новым нелегальным назначенцем милиции, поняли, куда пойдёт раздражённая толпа, разочарованная мироточивым мэром. Смирная часть разочарованных к тому моменту уже разошлась; с началом хлопков и столкновений площадь покинули люди с детьми. Навскидку (не буду ничего утверждать, не до пересчётов было, но порядок уловил) оставалось около 18-20 тысяч – это не считая тех, кто к тому моменту находился со стороны внутреннего двора обладминистрации и по бокам от площади на улице Сумской (особенно много народу было на выходе метро «Стекляшка»). При этом где-то две трети оставались с нами на самой площади, а треть была вплотную у здания ОГА.

Было странно, что эта треть не оказалась возле здания раньше (хотя немало людей стояли там с самого начала митинга: харьковчане постоянно мешали захватчикам спокойно существовать, скандируя под ОГА разные едкие лозунги). Дело в том, что по всем пабликам, во всех организациях, во всех стихийных группах, которые звали харьковчан на митинг, освобождение ОГА было первым требованием. Остальные требования, в принципе, совпадали со списком, который обнародовало Харьковское ополчение (кстати, достаточно их прочитать, чтобы убедиться: митинг был каким угодно, только не «кернесовским»). И то, что мэр и сам не собирался освобождать незаконно захваченное здание, и пытался помешать сделать это харьковчанам, только ещё больше разозлило людей.

Палки полетели интенсивнее; из окон второго этажа вылетела какая-то мебель; шеренга «масочников» со щитами стала сжиматься; те, кто пытался драпануть через задний двор, наткнулись на митингующих и интенсивно побежали назад. «Активистов» (вот где эвфемизм) вдавили внутрь, однако дальше дело застопорилось: то ли заблокировали дверь, то ли штурмующих немного приостановила начавшаяся стрельба. Поэтому наши полезли через окна, вбрасывая туда пластиковые «гаишные» оградки – для какой-никакой защиты: вместе с камнями и палками в них вовсю летели железяки, петарды и файера; пост-коктейльная задымленность вестибюля была видна даже с площади. Дальше всё пошло клипами: щёлк – в здании к звукам травмата и пейнтбольных стволов прибавился сухой треск пистолетных выстрелов; щёлк – грохнули какие-то взрывы, дым осветился вспышками; щёлк – из окна четвёртого этажа выскочил белый флаг; щёлк – почти одновременно из дверей вывели первого пленного; щёлк – стали срывать «евромайдановское» полотнище, закреплённое над входом (так и не разобрал, что на нём было).

Вставлю два коротких рассказа от участников штурма (обоих знаю лично, они харьковчане, образованные и грамотные люди… впрочем, что это я: бандиты они и титушки проплаченные).

«Нанюхался газа. Пришлось во время штурма заходить в ОГА два раза. Второй раз хорошо приложил одного майдауна и направил его в проход, откуда его и вытащили.
Стреляли, кидали камни и петарды (одна из них взорвалась под ногами), защищался пластиковой конструкцией, которую используют гаишники для перекрытия дороги.
Отделался легкими ушибами, мелкими синяками и т.д., слава Богу».

«Майдауны применяли точно травматы и точно пейнтбольные орудия. Говорят, были и огнестрелы, но я не видел. Штурм происходил не только по центру, но и с боку, со стороны [ул.] Иванова. У майдаунов были изъяты биты и куча «молотовых», они успели зажечь только пару, и вреда это особо не принесло. Всех майдаунов взяли в плен и отвели к сцене».

Дальше был предсказуемый и страшный момент, когда пленных по одному вели через площадь на сцену, с которой давно уже сбежал (а жаль) Кернес. Вели, кстати, разных людей: было несколько вполне возрастных – так что в ОГА сидели не только «правосеки» и «ультрас»: «мырни» евромайдановцы точно так же стреляли и швыряли камни в наступавших, как и откровенные нацфаши. Что лишний раз доказывает: никакой разницы между ними нет. Не знаю, много ли было приезжих, но были и харьковчане – номинально тот же Жадан: что ж поделаешь, Харьков большой город, у нас много живёт… разных людей.

Естественно, толпа разделилась на тех, кто рвался добить и тех, кто останавливал и кричал: «Не бейте!». Те, кто вёл, достаточно плотно защищали пленных; те, кто останавливал добивающих, чаще всего говорили: «Ребята, мы – Харьков, мы же не Львов и не Киев». Какой-то крайне смелый истерик с повисшей на его руке девицей вопил в лицо останавливавшей его женщине: «да чё я буду их жалеть?! Чё жалеть?!». «Потому, что он – обезьяна, а ты – человек», сказал я ему. Польстил, видимо: истерика остановило только то, что я был не один.

…Кстати, это остановило и нас: если бы нас было двое, а не больше десятка (хотя к моменту начала штурма нас разделило толпой: три кандидата наук и два нормальных человека оказались сзади сцены, а ещё три кандидата наук и два педагогических работника – сбоку площади), мы бы ринулись штурмовать – и тогда штурм мог бы и не увенчаться успехом, поскольку в первую же секунду мы бы талантливо и боевито упали под ноги нашим ребятам, чем смогли бы воспользоваться оккупанты… Но нас было больше, чем по два; и когда два бешеных интеллигента пытались сделать низкий старт, их останавливал третий; а к тому моменту, когда и его вместе с остальными срывало с места, первые двое приходили в себя… Я не комплексую по поводу неучастия в самом штурме, поскольку хорошо знаю, насколько важен был каждый пришедший на площадь.

То, что никого из наших, штурмовавших, не убили, было чудом: огнестрел есть огнестрел, пусть стволов и было всего два-три (точно знаю о двух, о третьем «говорят»); да и камни с травматом – это вам не мыльные пузыри. То, что не убили никого из пленных, это – Харьков: нашему городу можно гордиться и тем, что у него есть защитники, и тем, что среди оставшихся на площади было больше тех, кто сдержался, чем тех, кто пытался по примеру «евромайдана» добивать вдвадцатером одного. Впрочем, дальнейшее я помню смутно: когда мимо меня провели окровавленного Жадана, я понял, что справедливость всё-таки есть. Очень жаль, что там не было Чистилина; но я боялся, что и Жадан, как всегда, останется нетронутым. Скажу откровенно, ни малейшего сочувствия поэтописатель не вызывает: человек, который строит из себя левака и при этом братается с национал-фашистами и сам регулярно рассказывает, как хорошо было украинской культуре в Харькове во время оккупации, это… даже не бабуин. Учитывая, что этот мерзавец несёт куда больше ответственности за происходящее, чем сидевшие вместе с ним в ОГА правосеки и ультрас, нельзя было не радоваться тому, что он хотя бы чуть-чуть получил из причитающегося ему возмездия. Потому что есть вещи непростительные и не оправдываемые никакой «позицией» и никаким «мнением», а в случае Жадана – и незнанием не оправдываемые (в отличие от школьников, из которых он и другие «координаторы» делали «боевое прикрытие»).

… Над зданием ОГА висели украинский и российский флаг (кстати, некоего москвича, щёлкнувшегося под российским флагом на крыше и выставившего это у себя в сетях с подписью «я установил флаг», с десяток разных участников штурма, не сговариваясь, назвали… э-э… нехорошим, в общем, словом: россиян среди штурмовавших было совсем немного, и никакой определяющей роли они не сыграли: я знаю не менее двадцати штурмовавших лично, и они коренные харьковчане). Мы уходили с площади, гордясь городом. Гордясь тем, что он ответил и тем, что удержался в рамках. Было ясно, что освобождение ОГА заслонило собой более важную цель: вопрос о позиции Кернеса и требованиях харьковчан. Тем не менее, хотя бы примиренчество кернесовское не реализовалось, что само по себе было хорошо.

«В интернете написали, что бандиты Кернеса напали на мирных евромайдановцев», сказал один из наших кандидатов наук, глядя на экран смартфона. «Ага. Из титушек нас разжаловали в бандиты», хмыкнул педагогический работник с двумя высшими образованиями. «Не-ет», – покачал другой кандидат наук. – «Вы все зомбированные пэтэушники, а вот я знаю, что скажут завтра. Скажут, что на мырных актывыстив напали тысячи белгородских наркоманов».

Как в воду глядел.