Россия после Майдана и Олимпиады

На модерации Отложенный
Снимок экрана 2014-02-24 в 0.45.35

Оппозиция (и не только либеральная) почему-то связывала крах режима Путина с ожидаемым провалом сочинской Олимпиады. Похоже, что и кремлевские политики рассуждали аналогичным образом, а потому сделали всё возможное, чтобы спортивное шоу в Сочи закончилось успешно. Да, при подготовке воровали. Да, украли и распилили суммы баснословные, немыслимые, беспрецедентные, по всей видимости, не только в истории спорта, но и вообще в мировой истории. Но начальство кремлевское в несказанной мудрости своей выделило на Олимпиаду столько денег, что при любом, даже тотальном, даже астрономическом, вселенском уровне воровства оставшихся средств всё равно хватило бы с лихвой на успешное проведение Игр. Что и произошло.

Не только техническое осуществление Игр оказалось вполне на уровне, но и успех российской сборной превзошел все ожидания. Было ли это обеспечено покупкой иностранных спортсменов и тренеров или такими же запредельными инвестициями в спорт (нет даже теоретической возможности сравнить вложения, сделанные в российскую и оказавшуюся на втором месте норвежскую команды), не важно. И что будет с городом Сочи после Олимпиады, что будет с построенными в субтропиках сооружениями для зимних видов спорта и с инфраструктурой, сооруженной в транспортном тупике, тоже сейчас не важно. Победителей, как известно, не судят. По крайней мере, до тех пор, пока они не превращаются в побежденных.

Пропаганда торжествует. Успешная Олимпиада превращается ещё в одну “внутреннюю скрепу”, она должна научить нас “верить в Россию”. Патриотизм государственной лояльности диктует нам необходимость не только радоваться за своих (и ставших “своими”) спортсменов, но и верить в разумность и эффективность нынешней власти, в безопасность коррупции и в справедливость казенного воровства.

Но тут как назло случились бунт и переворот на Украине. Произошедшее в Киеве это как раз тот самый случай, когда мятеж закончился удачей, а потому, нравится нам или нет, но теперь его зовут иначе. Например, “национальной революцией”. Которая вполне может стать в один ряд с другими “национальными революциями”, случившимися в первой половине прошлого века.

Однако далеко не всё ясно и определено. Киевские победители, в отличие от сочинских, не могут просто зафиксировать счет и разойтись, настоящая борьба ещё только начинается и окончательный её результат никоим образом не предопределен.

Кто в итоге возьмет верх на Украине, мы пока не знаем. Но мы точно знаем, что власть, существовавшая в соседней стране ещё несколько недель назад, полностью развалилась. И как бы ни были страшны и печальны возможные будущие последствия Майдана, этому факту нельзя не радоваться. В январе на улицах Киева борьбу вели две равно реакционные силы. Теперь из них уцелела только одна.

Дракон обрел новый, совершенно конкретный облик, но враг определился. Потенциальное “меньшее зло” стало реальным и практическим большим злом, тем самым Злом с большой буквы, против которого должны быть сосредоточены все силы и помыслы.

Официальные масс-медиа в России старательно привлекают внимание к различным эксцессам, происходящим на Украине. Однако подобные эксцессы в принципе неизбежно сопровождают любой переворот, любую революцию, любую насильственную смену власти и сами по себе ничего не говорят ни о новых правящих кругах в Киеве, ни о том, как будут развиваться события в ближайшем будущем.

Что гораздо важнее, у сегодняшних киевских победителей не только нет никаких рецептов изменения экономической и социальной ситуации в стране, но те немногие меры, которые ими предлагаются, могут положение дел только радикально ухудшить. Обсуждая на все лады политические нюансы происходящего на Украине процесса, споря о том, пойдут ли боевики “Правого сектора” сразу громить “жидiв и москалей”, или здравомыслящие буржуазные политики удержат их в рамках разумного, стремясь выглядеть благоприлично во имя иллюзорного “европейского выбора”, мы очень мало внимания уделяем социальному анализу происходящего. А этот анализ предельно необходим сегодня не только для понимания произошедшего, но и для прогноза на будущее.

Традиционная политика на Украине определялась борьбой индустриальной олигархии Востока с буржуазными кланами других регионов, которым достались куда менее прибыльные сектора бизнеса. Стремясь противостоять “донецким” олигархам, эти группировки не только смогли привлечь на свою сторону значительную часть среднего класса и мелкой буржуазии, но и сделали ставку на мобилизацию маргинальных масс Западной Украины. И дело тут отнюдь не в различии языков, религии или культуры, но и в том, что для тысяч молодых людей из западных областей, где нет ни перспектив, ни работы, участие в “национальной революции” просто становится единственным открывающимся жизненным шансом, единственной “занятостью”, которая сулит хоть какие-то жизненные перспективы.

Вдаваться в детали этого противостояния, обсуждать, как “донецкие”, своей агрессивной политикой против киевского бизнеса создали себе множество новых врагов, как правительство Януковича, столкнувшись с финансовым кризисом, металось между Москвой и Брюсселем, уже нет необходимости. Можно констатировать лишь полный крах этой политики: за время своего пребывания у власти администрация Януковича не только не консолидировала и не расширила свою социальную базу, но наоборот, обидела всех, породив против себя всеобщее возмущение и спровоцировав настоящий общественный взрыв, когда против власти одновременно выступили самые разношерстные силы и группировки.

Принципиально важно, однако, не то, из кого состоял Майдан, а то, какие силы были организованы и готовы к борьбе за власть, какие группировки будут эту власть между собой делить. Стихийный блок возмущенного среднего класса, националистической интеллигенции, деклассированной мелкой буржуазии и маргиналов может существовать на Майдане, но не он будет определять политику.

Маргиналы и мелкая буржуазия, захватившая контроль над украинской столицей, управлять не способны и консолидировать общество не в состоянии. Реальной силой становятся ранее ущемленные фракции бизнеса, мечтающие о реванше и переделе собственности, но решить эту задачу они могут лишь опираясь всё на тех же маргиналов, превращающихся в их основную опору, в новую “железную гвардию”.

В этом как раз и состоит основное отличие нынешней украинской “национальной революции” от многочисленных фашистских переворотов и “национальных революций” имевших место ранее: правящий класс не консолидируется вокруг нового режима, а расколот. Ни о какой стабильности и гегемонии новой идеологии речи идти не может.

Правые националистические режимы прошлого удерживались не только силой штыков, полицейским насилием и террором штурмовиков — они оказывались способны обеспечить для общества некую идеологическую консолидацию, лояльность всего господствующего класса и поддержку низов общества за счет эффективной экономической политики, способствовавшей росту промышленности. Ничего подобного украинская национальная революция предложить не может. Да и не собирается.

Там, где нет возможности идейной консолидации, опираться можно только на насилие. В таких условиях неминуемо новая власть, пытаясь установить и сохранить контроль над не поддающимся её воздействиям обществом, будет либо приобретать всё более авторитарный характер, либо мириться с постепенным нарастанием хаоса. И в том и в другом случае нынешние эксцессы, независимо от доброй или злой воли политиков и активистов, неизбежно превратятся в завтрашнюю норму. Но это означает и неминуемые ответные действия тех сил общества, которые оказались за бортом “нового порядка”.

Разумеется, всё зависит от соотношения сил. Уровень здравомыслия новых властей полностью зависит от уровня сопротивления им. По мере того, как разлагается построенная при Януковиче политическая система и распадается его Партия Регионов, это сопротивление не только не будет ослабевать, но напротив, будет нарастать, освобождаясь от бюрократического контроля и кадров, навязанных олигархией. Первый шаг в этом направлении сделал харьковский съезд народных депутатов, фактически передавший власть на Востоке и Юге страны в руки местного самоуправления. Иными словами, противостоит Киеву уже не рухнувшая вертикаль старой власти, а новая сетевая структура, пусть и наполненная старыми, далеко не всегда дееспособными кадрами.

Сетевое сопротивление — это ли не идеал анархистов, это ли не ожившее наследие Нестора Махно? Только люди, которые оказались на ключевых позициях в этой сети, какие бы слова они ни произносили сегодня, весьма далеки от идеалов социалистов и революционеров прошлого. Для того чтобы сопротивление было эффективным, оно должно быть возглавлено новыми кадрами и вдохновлено новыми идеями. И в этом сегодня состоит историческая задача украинских левых. В этом их исторический шанс.

Альтернативой киевскому новому порядку может стать не призыв к восстановлению “конституционного порядка” по версии Виктора Януковича, а лишь борьба за социально-экономические перемены, за реформы в интересах трудящихся. Объективную потребность в этих реформах диктует всё более обостряющийся хозяйственный кризис, для преодоления которого потребуются не новая волна неолиберальных преобразований, не катастрофическая в нынешних условиях попытка всё отдать на волю рынка, не передел собственности между новыми кланами и не иллюзия европейской интеграции, а радикальные меры по восстановлению государственного регулирования, мобилизации промышленного потенциала (в том числе и путем национализации), обеспечению занятости и поддержке населения.

От того, смогут ли украинские левые стать если не лидерами, то хотя бы идейным ядром новой коалиции сопротивления, зависит не только будущее соседней с нами страны, но в значительной степени и будущность демократических преобразований в России. На сегодняшний день украинские события в глазах отечественного обывателя выглядят отнюдь не стимулом для присоединения к оппозиции, а скорее наоборот, аргументом в пользу сохранения статус кво. Если перемены ассоциируются с авторитаризмом и хаосом, если “новая Украина” провозглашает лозунгом дня русофобию, то критики “проклятого путинского режима”, которые себя с этой “новой Украиной” отождествляют, вряд ли могут стать популярными среди наших сограждан.

Совсем иное дело, если ближайшие месяцы на Украине покажут нам не только образы националистической реакции, но и образы организованного сопротивления. И что самое забавное, официальные масс-медиа в силу своих геополитических интересов, а также идеологической инерции, вынуждены будут эти образцы и примеры пропагандировать, демонстрируя российской провинции, как можно противостоять столице, захваченной враждебными силами. А воспоминания об Олимпийских рекордах 2014 года из аргументов в пользу лояльности и пассивности превратятся в стимул к новому самостоятельному действию — во имя действительных, а не мнимых интересов России.

Если всё это наложится на неминуемое углубление экономического кризиса регионов и обострение противоречий между ними и Москвой, то образцы эти быстро найдут у нас своих подражателей. В таком случае судьба Украины и судьба России могут оказаться далеко не такими разными, как кажется многим сегодня.