Незабываемое

Александра Беденок написалa 26 мая 2013, 14:21
24 оценок, 196 просмотров Обсудить (36)

Незабываемое



На все сезоны, кроме лета, у нас, девчат далёких пятидесятых годов, была одна разновидность обуви — резиновые боты. Они остались у нас не только в памяти, но и в наших больных ногах. Представьте себе короткие — чуть выше щиколотки, сапожки, расширенные кверху, на полом каблуке, в который вкладывалась специальная, по форме углубления деревяшка. В народе они известны под названием боты с раструбами. Была, конечно, и другая обувь, более подходящая для холодов, например, кирзовые сапоги, ботинки со шнурками из такой же кожи и, наконец, ноговицы с галошами. Но сапог из кирзы, заменителя кожи, грубой и неприглядной, для детей не делали, кирзачи носили только взрослые. Ботинки, правда, были разного размера, в том числе и на подростков, но изящества и красоты в них был ноль. Ноговицы со временем стали принадлежностью пожилых людей. Появление блестящих ботиков оказалось для девчат красивой погибелью для ног. Зимой, добираясь из школы с другого села, расположенного в двенадцати километрах от нашего хутора, мы набивали пятки вставленными деревянными каблуками до бесчувствия, в раструбы насыпАлся снег, стопы ног смерзались с подошвами, и самостоятельно разуться мы не могли. Окоченелые ноги вместе с ботами опускали в прохладную воду — в тёплую и горячую нельзя, ибо колючая боль была нестерпимой. Зато в клубе мы светились сиянием глаз и блеском чёрных ботиков.

Слава Богу, мода на обувь, забравшую здоровье у целого поколения, оказалась недолгой. На смену пришли высокие, до колен, резиновые сапожки, теперь уже более утеплённые — с байковой подкладкой. Их приносили на хутор спекулянты в мешках или огромных тряпичных сумках. Из-за высокого подъёма ноги я долго оставалась в губительных раструбах: что ни примеряю, дальше ступни нога не идёт. В магазинах эта обувь появилась в изобилии, когда начал работать Невинномысский химкомбинат. Видно, форму сапог сделали несколько иную, и я, к великой радости, приобрела то, о чём мечтала и что давно носили мои сверстницы. Правда, снималась обувь с трудом, но это была мелочь по сравнению с мировой революцией.

Субботним вечером после уроков шагали мы домой по заснеженной дороге в надежде, что на танцы всё-таки успеем. Мы были старшеклассниками с 8 по 10 классы. Ученикам в ту пору не разрешалось появляться вечерами не то что в клубе, но даже на улицах. Но мы теперь учились в другой, средней школе, поскольку у нас на Вревском была семилетка. Из истории мы усвоили фразу «Вассал моего вассала не есть мой вассал», и нам казалось, что выражение это как нельзя лучше подходит к нашей ситуации: вревские учителя над нами были не властны.

Танцы в клубе начинались после кино, и время позволяло дома немного отдохнуть с дороги. Начала снимать сапоги — и никак. Мама решила помочь: уцепившись руками, так энергично дёрнула прилипший к ступне сапог, что неожиданно раздался взрывной хлопок, будто лопнул воздушный шар. Родительница, еле удержавшись на ногах, в растерянности держала в руках оторванный опорок, а я сидела в одной поголёнке со свисающим растянутым чулком на ноге. Немая сцена! Потом расхохотались обе — мать от души, а я сквозь слёзы. В чём теперь идти на танцы? Не пойти — потеря всемирного масштаба.

- Надевай мои кирзачи, да и отправляйся, может, и не заметит никто.

Ноги мои беспрепятственно юркнули в широкие голенища, ступни тукнулись о влажные холодные стельки. Пошевелила пальцами — до носка далеко, ещё одна моя нога поместится...

И тут я вспомнила о заброшенных ботах.

- Мам, я лучше в ботах пойду, чем в Ваших сапогах.

Мать смутилась немного, но деваться некуда, призналась:


Ой, дочка, я думала, что они тебе уже не нужны, и сожгла деревянные каблуки.


Зачем?

- Не могла разжечь печку под уголь сырыми дровами. Я каблучки вынула, топориком разрубила — и так хорошо разгорелось...

Ну что тут скажешь? Намотала тут же сделанные из старой наволочки портянки, ноги хорошо улеглись, не шныряют туда-сюда, и тепло. Но вид! Носки задраны, передки непонятного цвета, запылённые до белого налёта. Хотя бы ваксой их смазать, но где её взять? Ну как танцевать вальс в таких страшилищах, когда вокруг тебя мелькают блестящие чёрные сапожки?

Пришла в клуб, когда Васька Тихонов, только что вернувшийся из армии, в красивой морской форме, настраивал радиолу с электропроигрывателем, на который укладывались пластинки.

Незаметно прошла в ряд, спрятав за сидениями свои убойные сапоги. Вальсировали девчонки с девчонками. Танцующих ребят можно было по пальцам пересчитать, да и то это были парни старшего поколения, на нас, пигалиц, они даже не смотрели. Наши ровесники околачивались около клуба, курили, сквернословили, а то с деловым видом заходили и выходили из клуба, сделав серьёзные неподступные морды.

Подошла одноклассница: «Что такая грустная и не танцуешь?» «Да так..., что-то не хочется».

Внезапно в клубе погас свет. В темноте, как известно, в невоспитанной публике проявляются самые низменные чувства. Девчата визжали, пацаны пронзительно свистели. Кто-то зашёлся криком Тарзана, многие умели подражать воплям туземцев, всех дольше испускала гортанные звуки обезьяна Чита.

Под лучом вспыхнувшего фонарика я быстро прошла к выходу и, переступив порог, столкнулась с парнем.


Шура, это ты?

По голосу я узнала Колю Мартыненко.


Домой собралась? Света нет по всему хутору, что-то сломалось, наверное. Пойдём вместе, нам пока по пути.

На скромных умных мальчишек тогда моды не было, к тому же на ровесников в школе особого внимания мы не обращали, ребята же постарше, особенно те, что не учились в школе, напускали на себя презрение и ненависть к женскому полу. Коля был лишён всякой возрастной дурости. Мы шли по разбитой телегами каменистой улице, обходя еле видные колдобины, и я совсем забыла про свои сапожищи, к тому же Коля учился на класс ниже и на роль кавалера не претендовал. Всё стало просто и естественно, горечь бедно одетой девчонки растворилась, как снег в весенней воде. Я не заметила, как мы прошли мимо его двора, остановились уже около поворота к нашему Первомайскому.


Ну, теперь мне налево, спасибо, что провёл. Пока.

Прощаясь, я смело взяла его за руку, она оказалась тёплой и не костлявой, как бывает у подростков


Мне что-то спать сегодня не хочется. По следам охотника Дерсу Узала мы спустимся с гор Сихотэ-Алинь — и ты дома. Если что, буду защищать тебя от медведей и тигров.


Ну, если есть такое желание...


Есть, - сказал Коля, засмеявшись.

Из-за рваных облаков ненадолго показывалась луна, и мы быстро ориентировались, где лучше пройти. Иногда, именно вовремя, он поддерживал меня под руку.


Ты молодец, Коля, читаешь зарубежную литературу, а я вот никак «Войну и мир» не осилю.


Зарубежную я читаю редко, мне больше нравятся наши писатели-путешественники, исследователи, например, Арсеньев, - деликатно ответил мой провожатый.

Преодолев вброд мелководную «уссурийскую» речку Казьма, мы остановились.


Ну всё, Коля, дальше не ходи, потому что тут у нас по огородам бегает собака Баскервилей, меня-то она знает, а тебе непоздоровится, - решила блеснуть знаниями посрамлённая старшеклассница.

В ответ Коля лишь рассмеялся, показав тем самым, что про эту собаку он знает всё, и не только про неё. На правах старшей я снисходительно чмокнула его в щёку, и мы расстались.

Дома, разувшись, тихо, не зажигая света, чтобы не разбудить домашних, прошла к своей кровати. Старая поржавевшая сетка скрипела от ворочанья с боку на бок — мне не спалось. Меня ничуть не огорчала теперь мысль, что завтра я, десятиклассница, появлюсь в школе в старых кирзовых сапогах не по размеру. Какая мелочь! Видела я такую обувь на ногах не самых плохих учеников, но это ничуть не умаляло их достоинства. Вот удивительно: на умном человеке и тряпьё красиво смотрится, на дураке же самая модная одежда превращается в ничто.

При встрече с Колей я замечала, как светились его глаза, как лицо заливал неровный румянец. Но между нами стоял непреодолимый, сложившийся в нашей среде запрет: считалось, мягко говоря, неприличным дружить с девочками старше себя, а девчонкам водиться с желторотыми мальчишками. Пройдёт много лет, будут другие встречи и увлечения, а вот общение с Колей займёт укромный уголок в душе и останется надолго. Лёгкое счастье доступности быстро стирается из памяти — несчастье неузнанности остаётся на всю жизнь. Позже в стихах поэта Вл. Сапронова из Тульской области мне попались строчки, подтверждающие эту мысль :



Но не отдам я за простое счастьице

Несчастье быть не узнанным тобой.

Январь, 2013 г.