" Не суди о музыке, пока не кончился концерт"

Этот Дом явно имел своего ангела-хранителя. Построенный еще в царские времена, он давно должен был распрощаться с жизнью, но пришла комиссия и внесла здание в список историко-архитектурных ценностей. Отремонтировали, подкрасили - и Дом преобразился! Это как вторая молодость у человека: есть седины, но какие эффектные! Горожане любили это вычурное здание, а некоторые старики еще помнили наследников градоначальника, построившего этот Дом для своей многочисленной семьи.

Последний осколок рода, правнук градоначальника Степан Федорович, пенсионер, выйдя в отставку в чине полковника, переехал сюда жить - к матери, в двухкомнатную квартиру с окнами во двор. Здесь он вырос,  отсюда уходил во взрослую жизнь. Когда матери-старушки не стало, полковник со временем превратился в затворника, живя весьма уединенно.

Соседи любопытствовали:

- Что же ты, Степан, бирюком живешь? Скучно, небось, без детей и внуков?

Степан отшучивался:

- Не надо судить о музыке, пока не кончился концерт!

- Ну-ну, - качали головой соседи, - на седьмом десятке одна только музыка - очень личная, громкая и неприличная.

Откуда им было знать, что полковник трижды связывал свою жизнь узами брака, и трижды эти узы разрывал. Каждый раз процесс разрыва был болезненным, особенно в последний раз – там оставался сын. Нарекли сына Степаном, в честь отца. Недавно стукнуло 21 год Степану Степановичу...

-Жаль, видимся редко, - произнес вслух Степан Федорович, размышляя о жизни. Он удобно устроился в кресле на балконе: сдвинул набекрень бейсболку, прикрывающую лысину, и подставил солнышку лицо, украшенное седой бородкой с усами.

Всю жизнь Степан Федорович был франтом. Ничего зазорного в том не было. Еще Пушкин писал: «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Полковник любил красивую одежду, дорогую парфюмерию, тщательно выбирал удобную и модную обувь. Вот только галстуки терпеть не мог.

В военной форме полковник был неотразим. Но надоело, как горькая редька. Наконец-то кителя и шинели заняли почетное место в шкафу, как память. Хозяин относился к ним бережно, регулярно чистил и проветривал, дабы моль не завелась.

После смерти мамаши хозяйством занимался он сам. Скорбел за матерью сильно, любил ее, главную женщину своей жизни, многим ей был обязан. Антонина Демьяновна сына обожала, но с детства держала в ежовых рукавицах. Надеяться ей было не на кого - сама ребенка поднимала, любимый муж умер совсем молодым.

- Сыновей нужно воспитывать в строгости, иначе барчуками вырастут, - говаривала мать соседкам.

Степа был научен прибрать квартиру, выдраить пол, сбегать в магазин и приготовить нехитрый обед. Все делал быстро, справно, «без дураков». Мать была строга, чистоплотна, работяща, делала любую работу на совесть. Учительствовала днем, а вечерами шила на заказ, до ночи в ее комнате стрекотала швейная машинка «Зингер». Что с того, что дворянского роду? Кушать захочешь – гордыню спрячешь. Обшивала знакомых, соседей – весомый был приработок к семейному бюджету. Много трудилась. И сына личным примером воспитывала, а не словами-поучениями.

Степану материнское строгое воспитание очень помогло в жизни. Когда вырос, наученный работать «без дураков», понял, какой карт-бланш у него в руках. Умение быстро, аккуратно, с умом сработать – это и на войне, и на гражданке ценится.

По правде сказать, в школе учился он средне, поскольку времени на учебу не хватало, много сил спорт отнимал. Но не зря старался. Спорт сформировал нужные мужские качества: преодолевать себя, быть настойчивым, выносливым, достигать цели. Потому и стал Степан одним из лучших курсантов военного училища, а затем и отличным офицером.

А еще Степан был любознательным. Была бы его воля, он бы и сталь варил, и сапоги тачал – все ему было интересно. Само собой, в армии он был на своем месте, скучно не бывало. К звездочкам на погонах Степан относился уважительно, потому карьеру делал старательно.

Неполным был бы портрет Степана Федоровича, если не остановиться на некоторых недостатках.

Его любопытство к жизни, заводило порой не туда...

Степан обожал тайны, любил посплетничать, а главное – виртуозно врал. Равных ему в этом деле не было. Мужчины на его вранье, как на удочку попадались, но вовремя спохватывались и хохотали. А женщины слушали, раскрыв рот. В их глазах Степан становился легендарной, совершенно необычной личностью. Они мечтали о нем, вздыхали, искали встреч... Так Степан нашел прямую дорогу к завоеванию дамских сердец.

Женщин он обожал. Желал. Любил. Увы, не преданно и верно. Не получалось долго быть положительным героем.

Жил под куражом. Это как игра, без которой жизнь становилась пресной, словно еда без специй.

Потому обожал строки поэта Игоря Северянина:

Кому бы бросить наглее дерзость?

         Кому бы нежно поправить бант?

Его бурные влюбленности, страстные связи были недолговечны.

Но случалось и полюбить. Тут уж Степан женился, радовался, обожал, носил на руках. Увы, через год-другой наступало горькое разочарование. Не то....Трижды испытал судьбу и понял: не уживается он с женщинами. Не складывается.

Мамаша его успокаивала:

- Сынок, жены приходят и уходят, а мама остается, - говорила сыну после очередного развода.

Зря, конечно, так его настраивала. Каждый из браков спасти было можно, хорошие были женщины. И если бы матушка настояла сохранить семью, он бы постарался. Но мама не настаивала, со скрытой радостью принимая сына в свой дом.

И только перед смертью мать покаялась: виновата, мол, не желала делить сына с другими женщинами. Степан Федорович был ошарашен – о такой форме материнского эгоизма ему слышать не приходилось. Но чего уж теперь говорить об этом...

- И все же наследник у меня имеется! - Эта мысль согревала одинокого мужчину, готовящего на кухне скромный ужин.

Неожиданно резкая боль внизу живота заставила его прилечь; омерзительная тошнота подкатила к горлу. Тело стало ватным и влажным, боль усиливалась, мужчина застонал. Спустя некоторое время, собрав силы, встал, выпил лекарство и вернулся на диван. Щупальца боли медленно ослаблялись.

- М-да...Человек умирает постепенно. Последняя женщина. Последняя сигарета. Последняя рюмка..., - уже философски размышлял Степан Федорович, накрываясь пледом и пытаясь принять удобную позу.

- В принципе, что есть здоровье? Это...- он на минутку задумался: – Это борьба генетического кода с образом жизни, вот как! – и довольный собой, он вытянулся во весь рост, чувствуя, как исчезают остатки боли, будто кто-то полотенцем рваную паутину сметает с тела.

Сигарета, рюмка, женщина... – курить бросил, от спиртного отказался, но потерять интерес к женщинам – это выше его сил. Они его волнуют... платонически. Должна быть в жизни какая-то интрига, иначе со скуки подохнешь.

– Кстати, о женщинах, - со Степкиной мамой я виделся год назад, на день рождения сына. Может позвонить? Катерина обид не держит, душа добрая. И тут же отчаянно замотал головой:

– Нет! Заведет волынку о стакане воды, о наступающей старости...не хочу!

И он плотнее закутался в одеяло.

Неожиданно задребезжал старый звонок входной двери. Взглянув на часы, Степан Федорович удивился – для визитов время было позднее. Кого принесло?

В дверях стоял Степка. Сын.

- Можно войти? Я ненадолго, - промокший от дождя, взъерошенный парень нерешительно мялся в прихожей.

- Обсушись, переоденься, - отец протянул тапки и свитер. Сын сбросил промокшие насквозь туфли, на пятке мокрого носка мелькнула дырочка.

-В стирку! – приказал отец-аккуратист, тыкая пальцем в носки, и отправился к шкафу поискать замену.

Сын прошел в комнату и устроился в кресле под торшером. Уютно здесь...

- Надень,- отец протянул теплые носки. – Вот тебе чай с медом, пей, - Степан Федорович умел все делать быстро.

Внутри полковник весь съежился от тревоги, - поздний визит сына породил недобрые предчувствия. Но виду не подавал, внешне был спокоен.

Степан-младший, прихлебывая горячий чай, продумывал предстоящий разговор. Начать его было непросто.

К отцу парень заходил редко, были тому причины.

Нет, неприязни к отцу не испытывал, но отчужденность, как пропасть, углублялась все глубже после ухода отца из семьи. Тогда Степашке было лет десять и он помнил страх, обуявший его, когда отец исчез. Ни обид, ни боли, только детский страх: папа меня не любит!

И даже став взрослым, он все еще приглушенно испытывал это чувство.

В материальной помощи отец никогда не отказывал, значительные суммы переводил на содержание сына. Изредка приезжал, строго глядел на отпрыска, выслушивая нарекания на Степашку его матери: прям беда, по дому не помогает, знает только компьютер, даже кушает возле него, мать не слушает, эгоист.

Отец слушал внимательно, но отстраненно. Его мысли прочесть было невозможно.

Никто и не подозревал, что Степан Федорович, невзначай разглядывая сына, искренне восхищался им: глаза, нос, губы, родинка возле уха, - все такое родное! А похож на отца – копия! Нет, еще лучше! Он умница, в компьютерных делах ас, шутка ли сказать, первое место по информатике на олимпиаде!

А вслух – ни слова похвалы. Строго отчитывал: слушай маму, займись спортом, уже горб растет - от компа не отходишь... Стеснялся хвалить сына.

- Дурак старый, сколько слов ему хороших не сказал, - ругал себя каждый раз Степан Федорович, возвращаясь от сына. Как изменить себя, твердолобого? Наконец, не выдержал, спросил у мамаши,  почему, мол, не получается у него сына похвалить-обнять? Мать объяснила: порода. Твой прадед  никогда детей не хвалил, был строг, держался на расстоянии от домашних, никаких поцелуев, дети говорили ему «Вы». Так было принято в семье. Стало быть, пошел Степан Федорович в прадеда...

- Как твои дела? – спросил отец, устраиваясь напротив сына.

Парень к тому времени успокоился, его даже слегка разморило, страх перед отцом исчез.

-Чем порадуешь? – повторил вопрос Степан Федорович.

- Папа, есть проблема...- замялся, подбирая слова. И вдруг выпалил: - Моя девушка залетела, она беременна. Я ей ничего не обещал, понимаешь? Я не могу жениться! На какие шиши содержать семью? Мы еще студенты, последняя сессия осталась...

-Стоп! На каком месяце беременность?

- Что? А-а, срок какой? Два месяца, вроде, - Степан, как бегун после дистанции, дышал часто и прерывисто. Он готов был и дальше говорить, оправдываться, объяснять...

Но Степан Федорович погрузился в глубокое раздумье.

- Папа, я на аборт ее уговорил. Сказал, деньги достану. Если честно - за деньгами к тебе пришел. Помоги.

Отец продолжал задумчиво молчать.

В его памяти всплыло давно забытое: он, взъерошенный взрослый мужчина, ходит из угла в угол по комнате, где под абажуром сидит Катенька...Подобрав колени, худенькая, с мокрыми от слез глазами...Слушает его аргументы, соглашается, кивает головой...И вдруг как закричит: НЕТ, Я БУДУ РОЖАТЬ!!! И вытолкала его вон – откуда только силенки взялись?

Тогда он всю ночь ходил по промозглым улицам города. Перед глазами стояло перекошенное от ярости лицо Кати, горящие молнии в глазах, отчаянная решимость в голосе. И это она - тихая, спокойная девушка, которая мухи не обидит?

Он был в совершенном шоке.

Когда холод превратил его тело в ледышку, что-то щелкнуло в сердце. Неслышный щелчок вдруг все поставил на свои места, изменив перекошенный мир. И душа запела...

Они с Катей через неделю расписались, а спустя семь месяцев родился Степка. Его единственный сын.

- Отец, дашь денег? – парень вернул его из той, давней жизни.

- Денег дам. Она готова к аборту?

Сын отрицательно покачал головой.

- Она хочет рожать?

Степка утвердительно мотнул головой.

- Ты ее любишь?

- Люблю, - едва слышно сказал Степка.

Степан Федорович поднялся с кресла и, насвистывая какую-то мелодию, удалился из комнаты. Через пару минут вернулся с солидным кулечком. Лицо его было загадочным.

- Конфетку хочешь? – спросил сына, шебурша в кульке.

-Нет, пап, не хочу.

- И я не хочу, - сказал отец, продолжая шуршать кульком. – А ведь когда-то обожал раковые шейки, - говорил отец, не обращая внимания на беспокойство сына. – Меняются наши вкусы и желания, это факт. Знаешь, чего больше всего хочу? Угадай?

- М-м-м?

- Внучку! Чтобы с бантиками. И на каток с ней пойти. Помнишь, как с тобой на коньках бегали?

Сын оторопело смотрел на отца.

Перед Степкой сидел молодой, каким он его помнил в детстве, отец, разрумянившийся, с веселыми огоньками в глазах. Не может этого быть! Все близкие знают, что у отца рак простаты и жить ему осталось .... как Бог даст. Он уже с трудом спускается в магазин. Отец никому не жалуется, делает вид, что все хорошо, но людей не обманешь – под всякими предлогами к нему заходят соседи, предлагая сбегать в аптеку или магазин. Старинный друг отца, врач-онколог, сделал все, чтобы продлить жизнь Степану Федоровичу. Но предупредил: силы больного уходят быстро.

Степке хотелось плакать. Ущипнул себя со всей мочи за палец, чтобы не разреветься.

- Возьми, - отец протянул ему кулек. Степка попытался сунуть его в карман, но кулек не засовывался. Открыл, посмотрел, а там деньги. Много серьезных купюр.

-Это на свадьбу. И поскорее, сынок, рожайте, чтоб меня успеть порадовать.

Парень с трудом соображал, что происходит. Наконец, пришел в себя.

- Поскорее нельзя рожать, нам еще семь месяцев осталось, - растерянно сказал он, теребя в руках пакет с деньгами.

- Я подожду, сынок, ты не думай, ждать я умею, - потирал руки отец, словно купец после удачной сделки. – А свадьбу можно и через месяц сыграть, верно?

- Вполне, - отвечал сын, которому и не снился такой сказочный выход из тупиковой ситуации. – Завтра заявление отнесем.

- Ты уже скоро станешь специалистом, профессия в руках – это хорошо. Да еще с твоими золотыми мозгами! Зарабатывать будешь, трудиться, мужчина должен семью содержать достойно, правильно я говорю?

- Мне уже предложили работу, получу диплом – хоть завтра иди.

Они сидели рядом на диване, горячо обсуждая будущее... Отец обнял сына, глядя на него с восхищением. Наконец-то он смог выразить свою любовь сыну. Рука слегка дрожала, когда приглаживала влажные волосы Степы, а сын боялся пошевелиться от этой неожиданной ласки.

Когда пришло время прощаться, Степан был на седьмом небе. Отец любит его! Дорожит им! Эх, батя, как долго я мечтал об этом...

Выйдя на улицу, парень остановился перед Домом, и, высоко подняв руки, взмахнул ими, словно дирижер: приветствую Семейное Гнездо, в котором рождались мои предки! Порадуйтесь, пращуры, вместе со мной! Будет продолжение у Рода!

Степан Степаныч, подпрыгнул, как мальчишка, гикнул, и помчался по улице. Огни Дома весело подмигивали ему вслед.

Степан Федорович, закрыв за сыном дверь, присел на стульчик в прихожей. В носу защекотало, из глаз потекли слезы, он их не вытирал – пусть себе текут. Слезы счастья не вытирают, это бриллианты нашей жизни.