ЦЫПОЧНАЯ ПОХОДКА.

Иван Степанович Бабкин - майор КГБ, маленький, щупленький, даже махонький, словом, дробный по всем параметрам: телесным и духовным.

Обычно к особому отделу – серому одноэтажному зданию с убранными в решетки окнами, примостившееся возле размашистого двухэтажного здания штаба пехотной дивизии - майор приближался мелкими шажками, чтобы оттянуть своё появление перед шефом - полковником, разбиравшим его на мелкие детали из-за его, как говорил полковник, прожорливой и дохлой агентуры, которая хлещет дармовое немецкое пиво: Radeberger (Радебергер), опустошает бюджет особого отдела, а в ответ…

Ответ шеф демонстрировал лихо закрученными в дулю почерневшими от сигаретного дыма «Прима» пальцами.

При входе в отдел майор, ещё ни разу не изменив своей привычке, всегда спрашивал двух солдат охраны шепотом и с заиканием: а это шеф - мастодонт на месте?

В этот раз он решительно взобрался по скошенным, заутюженным следами ступенькам и, накачав в легкие «пластины» гремучего воздуха, гаркнул охране: мастодонт на месте?

После утвердительного ответа: да, злой, угрюмый и не выспавшийся, майор завибрировал, но инерция, которая гнала его со вчерашнего вечера проштурмовать шефа, проглотила колебания, и он, подняв ногу в блестящем ботинке, хотел отвесить двери ударом, но, подумав, что шеф может определить владельца по отпечатку, слегка ткнул её туповатым носком и влетел в помещение. Вместо принятого цыпочного пробега по выдраенному полу коридора, он вихрем пронесся в свой кабинет.

От его молниеносного входа вздрогнул Сергей Фёдорович, капитан, деливший с Иваном Степановичем кабинет.

- Ты что, Степаныч? От шефа убегаешь.

Такое случалось. При прохождении полковника Иван Степанович выметался с отдела, а если проход был закупорен шефом, он закрывал кабинет на ключ и на стук полковника отвечал: я в Борно (городок в Германии), работаю с агентурой.

От такого ответа шеф прочищал свои разлапистые уши и стучал повторно. Иван Степанович исправлял промах молчком.

На вопрос капитана Иван Степанович запустил непривычное для себя и капитана слово.

- Заткнись!

«Заткнись» произвело на капитана магическое действие, и он отупело уставился на майора.

Чёрт возьми! Как же преображается человек. Из угла и в свободный полёт.

- Ваня, - начал капитан, пытаясь вздёрнуть занавес над переменой майора, а перемена была в лучшую сторону.

Все сотрудники обладали цыпочной походкой, а тут вдруг прорезалась мужицкая поступь.

- Я тебе не Ваня, - отрезал Иван Степанович, вбрасывая своё воздушное тело в пушистое кресло, - я майор, а ты капитан. И должен приветствовать меня отданием чести и уважением к звезде на погонах.

Такая заварка не понравилась Сергею Фёдоровичу.

Он «ванькнул» ещё раз. В ответ громыхнуло.

- Встать. Смирно и строевым ко мне! Привыкли Бабкин – баба. Я, мать твою, покажу вам баба. – Иван Степанович бешено поковырял воздух руками в надежде найти в нём опору, но так как опоры не оказалось, он до дрожи припечатал стол, растянувшийся во всю длину кабинета. - Особенно шефу. Разъехался. Мастодонт. Вчера меня мистиком обозвал. – Правая нога майора попыталась вскарабкаться на левую, но, не обладая опытом, сникла. - Телесные формы ему мелкими показались. Я полгода вкалывал над ними. Завербовал. У неё родственники в Западной Германии. И сама она работает на БНД (Bundesnachrichtendienst -западногерманская разведка). Двойной агент. Это же можно закрутить такую агентурную игру. Даже Андропова завязать на ней. Проталкивать правительственную дезинформацию. Вчера поехал с шефом на конспиративную квартиру. Представил мою работу. Агентесу. Просидел часик, а потом, как положено, ушел. У шефа свои же задачки. Он при посторонних их не открывает. Вечером этот мастодонт вызывает меня и давай накачивать. Дескать, у твоей агентесы мелкие формы. И клюнуть на них может только выживший из ума разведчик. Нам, мол, нужно по крупняку работать. Чтоб западногерманский правительственный чиновник въехал на неё. Уложил в это… А когда он уложит, мы тут и подхватим его на плёнку. А потом этой плёнкой его в морду. Его жену в морду и основное в морду правительства. Всем в морду гипотетически, а на деле оказалось мне в морду. Я ему сейчас, мать твою, покажу мелкие формы. До Андропова дойду. Выше… Заберусь даже в Политбюро…

Словом, замахнулся майор на такие верхушки, о которых капитан даже не слышал. Он хотел спросить Ивана Степановича, откуда он выкопал такие верхушки, но майор, спорхнув с кресла, с лета хотел взять дверь и наткнулся на полковника. Низкорослого с мелкими, зарывшимися глазками, обвислыми ушами и увесистым шевелящимся носом.

- Что ты расшумелся, дорогой Степанович.

От непривычного обращения по ногам майора, словно хлестнули током, и он из стойки закатался в кресло.

Шеф зашевелил носом, пробуя чистоту воздуха.

- Расстроился из-за моих слов о мелких формах. Ошибся я. Мелкие – то они мелкие, но зато как агентурно работать могут. На тебя бумажка одна пришла.

- Я это, - заикнулся Иван Степанович, вспомнив некоторые свои грешки, - никогда.

- Да дело не в «никогда». Все мы никогда и когда-нибудь. Подполковника тебе присваивают. А я вот ухожу на пенсию. Тебя вместо меня. Эх, - шумно вздохнул полковник, - у тебя, наверное, в кадрах на Лубянке солидная шишка сидит. Что же ты не говорил, дорогой Иван Степанович.

Через окно, убранное в черные решетки с толстыми прутьями, виден был костёл. Завербованный шефом кантор Маер, играл на органе «Токкату и Фугу ре-минор» Баха, но майору было не до токкаты и фуги.

Он чувствовал, как в нём рождается подполковник с мужицкой поступью и прижимисто смотрел на заезженного четырьмя звёздочками капитана.