Блокадой за блокаду

В Бундестаге: Даниил Гранин, президент ФРГ Йоахим Гаук и Ангела Меркель

Телеканал «Дождь» учат Родину любить. Учат все, кому не лень: министры и их замы, депутаты всех мастей, коллеги с больших федеральных каналов, операторы кабельных сетей… Оставшийся вне зоны прямого действия власти «один маленький недобитый» (по меткому выражению Владимира Соловьева) телеканал, видимо, решено добить прямо сейчас. Не вполне корректный вопрос («Надо ли было сдать Ленинград, чтобы избежать сотен тысяч жертв?»), заданный в эфире программы «Дилетант», так оскорбил наше чувствительное общество (значительная часть коего и не подозревала до того о существовании «Дождя»), что оно буквально задохнулось от возмущения и теперь готово собственными руками задушить «кощунников», посягнувших на святое.

«Кощунники» уже тысячу раз извинились и поклялись, что любят Родину не меньше патентованных патриотов. Но нет им веры. И вот уже возмутителю общественного спокойствия прямо посреди эфира отрубают телефонную связь, а вскоре и вовсе веерно отключают от кабельных сетей, невзирая на контракты с ними и зрителями — потребителями их продукции. В социальных сетях звучит слово «блокада» — и не только в связи со злополучным вопросом, приуроченным к 70-летию полного снятия блокады Ленинграда, но и в связи с происходящим сегодня блокированием «Дождя».

Меж тем в день, когда в самом городе, пережившем одну из самых страшных гуманитарных катастроф в истории человечества, шли торжественные мероприятия, посвященные памятной дате, именно «Дождь», а не патриотичные федералы, транслировал выступление в бундестаге писателя-фронтовика Даниила Гранина. 95-летний автор «Блокадной книги» целый час, стоя, рассказывал представителям немецкого истеблишмента ужасную правду о жизни людей в осажденном городе, о войне, и потомки тех, кто ее развязал, слушали его, затаив дыхание. В конце же, после потрясенной паузы, устроили ему настоящую овацию, демонстрируя, как они уважают победителей и как важно им знать историю и своей страны из первых, что называется, уст. Хотя нетрудно предположить, что и там, и тем более — здесь ТАКАЯ история тоже может оскорбить чьи-то нежные чувства, как оскорбила в свое время чувства советских партруководителей «Блокадная книга», подвергнутая ими жестокой цензуре, а в самом Ленинграде и вовсе запрещенная к изданию и распространению.

«Трубя о нашем мужестве, они скрывают от народа правду о нас, — писала блокадница Ольга Берггольц. — Мы выступаем в ролях «героев» фильма «Светлый путь»… Для слова — правдивого слова о Ленинграде — еще, видимо, не пришло время… Придет ли оно вообще?»

Удивительные парадоксы нашего времени: в те же самые дни, когда за попытку (пусть неловкую, но явно искреннюю) подобного «слова о Ленинграде» уничтожали «Дождь», на Первом канале звучали пронзительные голоса тех, кто пережил блокаду, а также тех, кто ее не пережил, но оставил свидетельства о ней в дневниках и письмах.

Двухсерийный фильм Катерины Гордеевой и Сергея Нурмамеда «Голоса», хоть и показанный в ночи, канал, вопреки обыкновению, даже не стал прерывать рекламой — так дико смотрелась бы она на фоне этого рвущего душу и сердце повествования, таким чудовищным диссонансом выглядели бы ролики о сытой и здоровой жизни в сочетании с рассказами обо всех кругах ада, которые довелось пройти людям.

Детская и подростковая память сохранила и истории невероятной высоты человеческого духа, и примеры фантастической людской низости, и подробности блокадного быта, и общее ощущение охватившей умирающий от голода город безысходности. Но не только это потрясает в фильме «Голоса»: поражает, как после всего пережитого всем этим людям удалось сохранить в себе свет, который исходит буквально от каждого из них, а еще — как, в сущности, по-прежнему равнодушно государство к тем, кто выжил и прожил потом долгую достойную жизнь.

Катерине Гордеевой, по ее собственному признанию, непросто было разговорить своих героев. «Мы долгие годы стеснялись себя», — признаются они, а власть всячески принижала значение их беспримерного подвига, утверждая, что «только врагам может понадобиться миф о героях, чтобы принизить величие Сталина». Один из блокадников — героев фильма — 70 лет посвятит тому, чтобы в местах массового захоронения ленинградцев (где сегодня скверы и парки) были установлены хотя бы памятные знаки, но так ничего и не добьется.

А на канале «Культура» в эти же дни герои фильма Александра Сокурова, дети и внуки блокадников, читали «Блокадную книгу» Гранина и Адамовича, и некоторые из них, ошеломленные прочитанным и осмысленным, практически на наших глазах переживали мгновения подлинного катарсиса.

Наверняка и фильм «Голоса», и фильм «Читаем «Блокадную книгу» тоже оскорбили чувства немалого числа ура-патриотов, не желающих слышать ничего, кроме официальной — официозной — истории, и отвергающих даже саму мысль о существовании «альтернативной истины». Впрочем, до протестов в адрес авторов этих фильмов, а также каналов, осмелившихся их показать, к счастью, не дошло. Весь удар принял на себя маленький «недобитый» «Дождь», перешедший, по словам Дмитрия Пескова, «все грани допустимого», но так по-настоящему и не раскаявшийся. Фильм Елены Якович «Василий Гроссман. Я понял, что я умер», показанный на канале «Культура» в день разгрома «Дождя», как-то необычайно актуализировался в связи с происходящим сегодня и сейчас. «Создается впечатление, что его идейно-художественная катастрофа не вызвала в нем раскаяния», — писали докладные записки «куда надо» руководители Союза писателей, наблюдавшие за поведением писателя, у которого арестовали рукопись романа «Жизнь и судьба». Впрочем, эпоха уже была вегетарианская — впервые рукопись арестовали без автора. «Задача была убить рукопись Гроссмана и заткнуть ему глотку», — говорит поэт Наум Коржавин. Что и было сделано, но, как замечает автор фильма Елена Якович, шумихи не случилось. Рукопись забрали, а самого писателя просто выкинули из жизни. В финале фильма работник архива КГБ, бережно перебирая страницы с авторской правкой, передает рукопись представителям ЦГАЛИ. Справедливость восторжествовала — совсем по Александру Володину: «Правда почему-то потом торжествует./Почему-то торжествует./Почему-то потом./Почему-то торжествует правда./Правда, потом./Но обязательно торжествует./Людям она почему-то нужна…»