Настоящих буйных мало?

 Только 9% россиян готовы участвовать в акциях протеста под политическими лозунгами. Только 13 % респондентов изъявили желание участвовать в митингах в защиту своих прав или против падения уровня жизни. К такому выводу пришли социологи «Левада-Центра», на основании проведенного не так давно опроса общественного мнения. Причем, жители провинции (малых и средних городов) с большим энтузиазмом пойдут отстаивать свои экономические интересы, чем политически свободы (12-14% против 8-9% соответственно). А вот для москвичей ущемление экономических и политических прав равнозначно – по 16% активных граждан готовы выступить в их защиту. Вообще не собираются принимать участие в массовых политических акциях 80% опрошенных, а 75% не станут протестовать против падения уровня жизни.

Получается, что все заявления о нарастающем социально-политическом недовольстве в обществе абсолютно голословны.

 Так ли это? Чем объясняются «пассивные» цифры социологов? И навсегда ли ушли в историю времена «Болотной» и «Сахарова»?

- Действительно, сегодня можно говорить о том, что политический протест 2011-2012 гг. спал в силу достаточно объективных факторов, - признает эксперт Института глобализации и социальных движений (ИГСО), независимый политолог Алексей Симоянов. – Вся эта протестная компания не дала какого-то ожидаемого эффекта. То, ради чего люди выходили на улицу, практически ничего не получилось, и это дискредитировало саму идею. Просто этот рост аккумулируется на таком низовом, узко-социальном, можно даже сказать, личностном уровне. В тоже время какой-то политической подоплеки этот рост не имеет, конечно.

 Кто «слил» протест? Почему так произошло?

Был либеральный блок – несистемная оппозиция, которая выводила людей на улицу с абсолютно непонятным лозунгом «Мы – за честные выборы!». Да, на первом этапе это было актуально, когда еще била энергия в процессе избирательной кампании. Но на третий, на четвёртый, на пятый раз один и тот же лозунг использовать было откровенно глупо. Был «слив» и откровенно «левой» части политического спектра, которая также пошла под лозунгами «Мы – за честные выборы!», «Мы против нечестной власти!», при этом социальная подоплека использовалась очень ограничено и безграмотно, я бы сказал. Не было конкретных требований, конкретных программ, конкретных лозунгов. Да, писали «Мы против тарифов ЖКХ». Хорошо. А где программа реформы топливно-энергетического комплекса? Или программа реформы жилищно-коммунального хозяйства? Ничего предложено не было. Причем, даже не потому, что людей не пускали выступать с этими программами. Их просто нет по факту у подавляющего большинства несистемных левых партий и движений.

 - Чего, наверное, нельзя сказать о парламентских партиях…

 – А для них политическая деятельность закончилась, как только подвели итоги парламентских выборов, …даже не президентских. Сразу же все программы, которые были написаны в ходе избирательной кампании, были убраны в стол до следующего голосования.  Проблема в отсутствии   институтов мобилизации населения. Ни в одной стране мира – ни в Европе, ни в Америке – протестные акции не организуются стихийно: вот что-то произошло, и люди сами выходят на улицу.

Обычно есть какие-то институты мобилизации. Это профсоюзы, которые достаточно сильные в Европе, это различные общественные организации – пресловутые «зеленые», анархические…их там огромное просто количество. Индивидуально они имеют небольшое влияние, но в совокупности могут мобилизовать сотни тысяч людей. В России все это находится в зачаточном состоянии до сих пор.

  - «Болотная» и «Сахарова» конца 2011 года, когда эти площади собирали огромные массы людей, ушли навсегда?

 - На самом деле, пускай эта протестная масса и потеряла свой первоначальный запал, но какой-то потенциал будет сохраняться, и в случае, если случится какая-то кризисная ситуация (вроде опять нечестных выборов или резких действий силовиков против оппозиционеров), он может быть еще задействован. Но без роста социальной подоплеки, без формулирования конкретных экономических требований (от регионов, от других слоев населения), все будет бессмысленно.

А эффективный рост протестной кампании может идти, скорее, при симбиозе разных политических сил и разных социальных сил. Социальных даже важнее: средний класс, рабочие, бедные, богатые, относительно богатые – чтобы все коллективно вышли на борьбу. Причем эта консолидация возможна только при конкретных программах, конкретных, четких и понятных лозунгах и требованиях. На основе буквально «дорожных карт»: мы хотим такой-то конкретной реформы финансового сектора, или такой-то реформы трудовых отношений, или такой-то реформы малого бизнеса. То есть только по такому направлению.

 Активист движения «Солидарность», один из ключевых организаторов всех протестных акций оппозиции Петр Царьков не считает нынешний уровень политической активности в обществе критическим.

 - Если снижение и имеет место, то оно незначительное.

Во-первых, результаты социологических опросов все-таки не совсем точно отражают реальную картину.

Во-вторых, массовый протест возможен только в случае событий, очень важных для общественно-политической и экономической жизни страны, и затрагивающих абсолютно всех людей. Сейчас вряд ли можно говорить о том, что в настоящее время такие важнейшие события происходят. Мы видим завершение «болотного дела», видим, что восемь человек являются подсудимыми. Конечно же, сложно представлять, что за восьмерых выйдут десятки и сотни тысяч людей на улицу. Но, тем не менее, акции проводятся, и люди выражают в требованиях поддержку обвиняемым по этому делу.

  - Что-то похожее на Майдан у нас возможно?

 - На сегодня – нет.  Да  есть тяжелая экономическая ситуация, есть несоблюдение прав человека, есть отсутствие независимого суда,…есть много всего ужасного в нашей стране. Но острого события, которое одномоментно произошло, как это было на Украине с отказом вступать в Евросоюз – вот такого, определяющего судьбу страны события, у нас сейчас нет. Если оно произойдет, то, конечно же, люди точно также выйдут, и будет у нас свой «майдан».