Президент математического общества Израиля не был принят в МГУ

Описанная его матерью история (которую привожу ниже) производит глубокое впечатление. 

"Сегодня в Орхусе – втором после Копенгагена городе Дании – открылось Международное совещание Президентов математических обществ европейских стран. Событие это, для большинства из вас абсолютно не интересное, не стоило бы упоминания в ЖЖ, если бы не...
Дело в том, что Израиль представляет на этом форуме Президент Израильского математического общества, профессор математики Хайфского университета, а по совместительству – мой сын, чем я невероятно горжусь.

Могла ли я даже в самых розовых снах мечтать о чем-то подобном?! 

- Я буду поступать в МГУ, упрямо повторял ребенок, несмотря на все наши с мужем увещевания и объяснения, что там его никто не ждет. 
- Тебе поставят двойку, и на этом все экзамены будут закончены, - говорила я. – Но для того, чтобы получить двойку, я должен чего-то не знать, а я буду знать все! – упрямился мой глупый сын, которому еще не было и шестнадцати.
Откуда взялась эта наивная вера у мальчика, жизненный опыт которого включал многое, от побоев в школе (скажи «моя мама – жидовка, тогда отпустим!») до математических олимпиад, где заняв первое место, он «случайно» не получал приглашения на республиканскую олимпиаду, я до сих пор не знаю, но что было, то было.
И мы поехали поступать в МГУ.

Первый экзамен – письменная математика – был тем барьером, на котором отсеивалась основная масса поступающих, но сына это не пугало. В тот день, когда должны были вывесить результат экзамена, мы с мужем приехали к зданию МГУ чуть ли не с рассветом. Сына еще не было: он жил в общежитии для абитуриентов и повидимому не спешил (« я все решил правильно!») Еще метров за сто мы увидели какие-то красные полотнища, прикрепленные на входе в университет. При ближайшем рассмотрении, это оказались листы ватмана – четыре формата А1 – разделенные на клетки с номерами. Это были номера, присвоенные абитуриентам и закрашенные красным (те, кто провалился) или зеленым (у тех кто прошел на устную математику). Зеленых клеток было настолько мало, что издалека листы казались красными, и лишь вблизи были видны зеленые вкрапления. Сверяясь с записанным в блокноте номером сына и чуть не теряя сознание от волнения, мы снова и снова отыскивали его клетку, которая оказалась зеленой!
На следующем экзамене прежде, чем тянуть билет, надо было получить свою письменную работу, ознакомиться с ней, а потом защищать перед экзаменатором то решение, которое не было признано правильным.
- Четверка? Защищайтесь! Что там у вас? – спросил экзаменатор.
-У меня запятая, вот, - пробормотал сын, у которого на всей работе не было ни единой красной пометки, за исключением запятой в текстовой части объяснения к одной из задач.
- Какая запятая? Покажите! Сын протянул свою чистенькую работу, и экзаменатор, повидимому, растерялся. Ну, - сказал он, помолчав несколько секунд, - вы понимаете, что МГУ это высший ВУЗ СССР, и здесь все должно быть безукоризненно, даже знаки препинания в тексте. Перейдем к экзамену... С этого экзамена сын вынес пятерку. Оставалось сочинение и физика.
С темой сочинения повезло невероятно: Островский, «Как закалялась сталь», «Героизм комсомольцев при строительстве узкоколейки в Боярке». Боярка – это поселок рядом с Киевом, в котором мы и жили. Туда школьников возили на экскурсии, строительство и все его перипетии обсуждали, текст буквально вылизывали, писали сочинения по этой теме.
В общем, написать это сочинение для него не составляло труда. Через день сын получил свой экзаменационный лист, в котором в графе «сочинение» стояла тройка. На самой работе (ее разрешалось посмотреть в приемной комиссии) не было ни единой, даже самой мелкой помарочки. Красный текст в конце сочинения гласил:
«ОШИБОК: грамматических – 0, синтаксических – 0, стилистических – 0. Тема раскрыта недостаточно. 3.»

Оспаривать такое решение просто невозможно, так что оставалась надежда на физику. Пятерка обеспечивала проходной балл, четверка – полупроходной. Но не тут-то было, система свои бастионы защищала до последнего!
На физику мы пришли втроем, сын зашел в здание, мы остались на ступенях у входа (внутрь не пускали). Шло время, начали выходить ребята с его потока. Постепенно вышли все, не было только сына, и мы решили, что прозевали его – вышел, и не заметив нас, уехал в общежитие.

Муж рванулся туда и вскоре вернулся ни с чем – сына там не было. 
Мы в полной растерянности не знали, что и думать, и бессмысленно толклись на ступенях. Наконец из дверей показался сын. На нем, что называется, лица не было – бледный, взъерошенный, еле держался на ногах. В руках экзаменационный лист с тройкой.
Как? Что? – бросились мы с расспросами. И сын рассказал. На билет он ответил без вопросов. Дали задачу – решил. – Ты решил неправильно, - сказал экзаменатор. – Нет, правильно! Я докажу. – Давай! Сын доказал. Исправив на листе (все должно было фиксироваться) минус на плюс, экзаменатор заявил: «Ну, раз у нас были разногласия, реши еще одну задачу». Решил и эту. – Неправильно! – Нет, правильно, я докажу! И доказал. – Ну, тогда еще одну! Абитуриентов уже не осталось, трое экзаменаторов навалились на одного. И снова: «Реши еще одну» - Неправильно! - Правильно, я докажу!
Я не знаю, как выдержал это сын, но задачу из билета и шесть – ШЕСТЬ – дополнительных задач он решил и доказал верность своих решений.
- Ну , раз у нас с тобой все время споры, нам надо посоветоваться. Выйди, подожди за дверью, - сказали ему. Буквально через минуту вынесли лист с тройкой, оставлявшей кго за бортом мехмата.
Не выдержав, мой темпераментный муж прорвался к председателю этой приемной комиссии и заорал: «Вы что издеваетесь?! Если уж вам надо завалить мальчика, так дайте ему задачи, которые он не сможет решить!
В ответ председатель закричал не менее темпераментно. – А где мне взять такие задачи? Что я могу сделать, если он все решает! Вы думаете, мне приятно было? Вы не с меня, вы с них спрашивайте, - тыча пальцем в потолок, оправдывался он. Что ж, я не понимаю, что мне приходится делать! И замолк, испугавшись, что сказал слишком много.

Ну что ж, не стану я больше развлекать вас рассказами об аппеляции,которую подал муж, о волынке и отсрочках, о том, как все меньше оставалось дней, когда еще можно было подавать документы в другие ВУЗы.
Сын окончил МИИТ, где была очень неплохая кафедра математики. За все пять лет учебы он не получил ни одной четверки, но в аспирантуру его не взяли. Соискателем его тоже не брали. Работу, которой с избытком хватало на защиту кандидатской, он написал без всякого руководства. Но защищаться было не у кого: ни один совет не принимал его к защите.
И тут жизнь случайно свела его с Березовским. Да-да, с тем самым БАБом, которого несколько дней тому назад в Лондоне кто-то задушил шарфиком и которому вслед немало было брошено камней. А я бережно кладу, как это принято у евреев, маленький камешек на его могилу (правда, виртуально), потому что БАБ, тогда еще не олигарх, а заведующий отделом в Институте проблем управления, доктор наук, бескорыстно подобрал моего бесхозного сына с его диссертацией и дал возможность защититься, чем открыл ему дальнейшую дорогу .
Но диссертация – это еще не все, и промаявшись несколько лет на разных работах, сын уехал в Израиль. Конечно, красную дорожку перед ним здесь никто не расстилал. Но кандидат математических наук в Израиле признавался PhD, и сын получил сначала специальную стипендию (прошел конкурс), затем был зачислен в штат университета (еще один конкурс), стал доцентом (в Израиле это называется «товарищ профессора»), потом стал профессором, получил статус постоянного профессора Хайфского университета, дважды возглавлял кафедру (здесь это нагрузка, а не почести) и работает, работает, работает... У меня есть красиво изданная юбилейная книга, в которую вошли наиболее выдающиеся представители ученых-репатриантов из СНГ, в том числе и мой сын.
И вот сегодня он официально представляет математиков Израиля на международном совещании в Дании. ГОРЖУСЬ!"

 

Не думаю, что эта история связана с проявлением государственного антисемитизма. Знаю похожий случай, когда мой русский приятель, талантливейший парень, поступал (это было в начале 90-х) в МГУ на другой факультет, сдал три экзамена на "5", а последний по иностранному языку фактически у него принимать не стали - "мы не понимаем ваш вятский акцент".

Не знаю, как случай с моим приятелем, но история с президентом математического общества Израиля - это позор МГУ, позор нашей страны, по большому счёту. Одна из маленьких причин, почему оказался нежизнеспособным СССР - как раз потому, что система не стала замечать таланты, стала продвигать по карьерной лестнице всяких "блатных". В современной России эта ситуация, кажется, только усугубилась.