Канун Рождества Христова в современном апокалипсическом постмодерне

На модерации Отложенный

Кто для нас Тот, Кто родился в Вифлееме? Под какой звездой мы войдем в Храм – под звездой Рождества Света и Спасения или под звездой вечной смерти по имени Полынь?

Тот, кто пришел на эту землю двадцать веков назад, стал для своих учеников Путем, Истиной и Жизнью. Истина, Познание Бога есть Жизнь Вечная! Много ли Истины осталось среди нас?

Греческий текст Никео-Констатинопольского Символа веры называет Бога не просто Творцом, но (дословно) Поэтом неба и земли. Насколько поэтично или хотя бы осмысленно наше восприятие библейских текстов, Благой Вести, и какова динамика увеличения дистанции между оригиналом и подделкой Абсолютного Смысла?

Постклассический модерн видел в любом тексте, включая библейский, уже не Откровение Истины, не Символ невысказанной Тайны, а тенденциозного автора, наполняющего свою работу единственным содержанием – самим собой. Утилизаторов сакральных смыслов не интересовал вопрос – кто есть автор вообще? У кого топографический взгляд более объективен – у пилота чартерного рейса, или у альпиниста, покорившего Эверест? Является ли автор лидирующей или ведомой силой? Превосходят ли пророческие сакральные тексты по смыслу и красоте содержания умозрительные сочинения, возникшие в голове позднего популяризатора?

Это стало неважно.

Но критикам Истока удалось поставить вопрос ещё шире. Может ли на место Автора встать Читатель – автономный творец собственных смыслов в процессе произвольной игры с текстом. Пустые аналогии, ассоциативные образы, парадоксальная психология восприятия теневых смыслов – интерпретации безграничны, даже если раскрытию подлежит рекламная надпись на заборе. Автор, становясь функцией читающей массы, просто объединяет все многообразие мнений по предмету общей логикой изложения и ключевыми тезисами. Автор уже – это «коллективное бессознательное», границы актуальности дискурса.

Классическое христианское толкование Писания основывалось на принципах онтологии Аристотеля. Каждое слово представляет собой живой знак, напрямую отсылающий к соответствующей реалии в одухотворенном Божественной Волей мире.

В модерне текст уже обусловлен не метафизикой или онтологией, а контекстом. То есть непосредcтвенно культурно-историческим фоном. Текст вне исторической ткани становится безгласен и безоснователен. Во времена господства историко-критического метода, большинство библеистов занимаются возможностью исторической реконструкции библейских событий. При этом история не перетекает из вечности в вечность, а имеет прямолинейное, бесконечно тупиковое направление, связанное с прерывностью существования людей, культур и эпох.

Но упрощение тогда не достигло своего предела. Только сегодня Слово уже не отсылает ни к конкретному ментальному образу, ни к реальному предмету или историческому факту или эпохе, представленной Автором.

Знак отсылает к следующем знаку, а этот знак, в свою очередь, к следующему и так до бесконечности. То есть означаемое теряет свой онтологический статус, оставляя лишь идущий в бездну поток догадок, полу-значений и полу-смыслов. И текст и западноевропейская онтология теряют свою системность и разумность. Автор и читатель постмодерна несут в себе не чувства или впечатления, а только терминологический словарь, из которого они черпают туманные смыслы. Упрощение – это обратная сторона фальсификации, это уже массовое использование смысловых копий, лишенных оригинала.

Современного читателя ключевые смыслы не объединяют, но создают бесконечное число альтернативных сумасбродных смыслов. В этом проявляет себя Закон Распада, базовая закономерность Апокалипсиса.

В отсутствии самой природы идентичности, Автор не может адресовать свое «послание» в конкретную мыслящую среду. Смысл становится «информацией», несущей в себе потенциал посмертной гальванической конвульсии, когда реакция читательской среды может быть произвольной, как часть организма с нарушенной центральной нервной системой. Информационное сообщение «считывается» только в том случае, если оно убеждает адресатов чувствовать, думать или действовать определенным образом, заложенным на подсознание более ранним источником внушения.

Самого понятия «думающий читатель» в постмодернизме больше нет, есть лишь «толковательные сообщества». Аморфные группы, созданные, как правило, в виртуальной среде, целиком и полностью формируют мнение любого признанного группой участника.

Современная коммуникация перестает быть процессом извлечения смысла из классических текстов, и становится неаргументированным (чем глупее и вульгарнее – тем лучше) привнесением ложных и банальных смыслов в текст, привнося туда собственное скудоумие, предрассудки и нетерпимость к неоспоримой истине.

Итак, мы можем наблюдать глобальный процесс полного отупления сначала мозгов, а потом и текстов, в том числе и сакральных. Бог теряет не только свой теологический, но и сколько-нибудь описательный смысл в серой безликой массе сумрачного восприятия. Любое авторитетное мнение вызывает жгучую ненависть в клинически невежественной толпе симулякров (объектов, лишенных сущности).

Такая человекоподобная среда - это проекция Апокалипсического распада в нашу реальность. Для общества зомби отсутствует понятие Душа, Откровение, Истина, Бог. Они наделяют силой Идола псевдосмысла и стадного толкования, корни которого уходят в «коллективное бессознательное» теневой реальности.