Женщина в Православной Традиции - 4

Христианство, при всей своей таинственной глубине и «непрочитанности» – это печать всей практической мудрости, приобретенной за тысячелетия бескорыстного духовного поиска человечества, в течение его «духовной истории». Практика Христианства – это поиск и нахождение Человека Небесного в себе и других, того самого Человека, которого в нас полюбил Иисус Христос, как потенциал Небесного Возвышения, как признак духовного родства Истоку всей Вселенной.

Именно в свете такого Открытия Любви к Истинному Человеку (который, по крестному свидетельству Иисуса Христа, живет в каждом из нас) , любви к «человеку в потенциале», к человеку-без-лжи, существует Традиция Православия - Традиция Служения Высшему, которое явилось в нашем низшем, падшем мире в образе личности Иисуса Христа, Учителя Любви и Искупителя Любовью.

Каков же наш «потенциал»? За что мы можем так легко и свободно, без всяких условий, любить друг друга, как любил и любит нас Спаситель рода человеческого?

Опять вопрос идентичности, - вопрос поиска, истории ошибок и открытий…

Согласно традиционному символизму, сверхъестественный, сверхприродный, спиритуальный принцип всегда рассматривался как «мужское начало», как «мужчина». Принцип природы, «естественного мира», соответствовал «женщине», «женскому началу».

В терминах эллинской традиции, мужчина — это «единое», toen. Такое «единое» пребывает в самом себе, являясь при этом совершенным и самодостаточным.

В терминах индуизма (санкхья), мужчина олицетворят собой бесстрастный дух, «пурушу», а женщина, «шакти» - активную матрицу всех обусловленных внешним миром форм.

Дальневосточная доктрина выражает систему аналогичных взглядов в доктрине космической пары «инь-ян», где мужское начало «ян», связывается с «добродетелью неба», а женское начало «инь» с добродетелью земли.

Если рассматривать эти два принципа ОТДЕЛЬНО друг от друга, увидим, что они находятся в оппозиции друг к другу. Однако в рамках духовного созидательного действия, мужское и женское начала становятся элементами синтеза, в котором они выполняют свои особые и строго различные функции.

Во многих разновидностях мифа о «грехопадении» человечества подчеркивается идея, что это «грехопадение» тесно связано с ассимиляцией женского начала мужским вплоть до полного растворения в нем.

То есть добровольный отказ или невежественная утрата своей гендерной идентичности есть преступление против собственной экзистенции, оплевывание собственной судьбы, предназначения.

Однако сценарию «грехопадения», можно противопоставить другую возможность — справедливых и позитивных отношений «противоположностей».

Это происходит в том случае, когда женское начало, которому во всех случаях свойственно искать свою причину вовне, привлекается не изменчивыми, преходящими и постоянно ускользающими объектами желаний, но твердой фиксированностью мужского начала. Здесь «фиксированность», «постоянство», «кредо» мужчины передается женщине вплоть до глубинного восстановления, усиления и преображения внутренних женских качеств.

Но при этом позитивная трансформация женского начала такова, что оно не перестает оставаться женским. Более того, оба начала в такой ситуации только усугубляют самотождество своей особой природы. Женщина становится «властью» мужчины, его «могуществом», инструментальной порождающей силой, воспринимающей от мужчины первоимпульс к движению и обладанию заложенной в ней формы.

Такие традиционные нормы духовного синтеза заложены в двух осевых понятиях кастовой философии индуизма - «дхарма» (собственная природа, базовый духовный закон, имеющий в самом себе свой собственный центр) и «бхакти» (активное самопредание идеалу, вера, верность, восхищение высшим).

Это действие духовного синтеза-преображения полов несет в себе возвышенные качества одержимости своим предназначением: у мужчин — абсолютным и безусловным Утверждением Истины, у женщины — абсолютной и безусловной Преданностью Пути на котором проходит духовное становление её мужчина. Этот совместный Путь несет в себе плоды преодоления, освобождения и особой эстетики реализации для обоих.

Схематически это можно сравнить с восхождением на гору, на предельную высоту, когда мужчина «тянет» женщину наверх, а женщина «толкает» и поддерживает мужчину снизу.

Путь «Бхакти» понятен только самой женщине. Это её добровольный и осознанный жест, парадоксальный в силу своего полного бескорыстия, сверх-индивидуальности. Но остается фактом то, что только в мужчине женщина находит смысл своей собственной жизни, собственной радости, оправданности собственного существования. В традиционных древних обществах только через мужчину женщина могла войти в структуры сакральной иерархии. И «включенность» женщины в мир мужчины, считалось установлением того духовного пространства для пары, где наилучшим образом обеспечивалось духовное развитие соответствующее чистой женской природе «принадлежности к центру».

Женщины-бхакти никогда не претендовали на взаимную любовь извне. Они всегда находились внутри её источника — они разделяли мысли и чувства мужчины, которые не могли быть предметом «обмена» на женскую преданность.

Вот здесь у современной женщины возникает вопрос — является ли условием «синтеза» взаимная любовь? Самым простым ответом может стать встречный вопрос — как часто всё, что мы любим отвечает нам взаимностью? Что можно требовать от фантастических природных ландшафтов, музыки, наших маленьких и больших открытий самой жизни во всех её проявлениях? Даже окружающие, как правило, отвечают нам тем, что в нас и в них самих возникает спонтанно, как зеркало отражает наше собственное лицо. Фигурально можно сказать, что мужчина принимает женщину как самую важную часть своей жизни, её персонифицированный центр, как биение собственного сердца, а женщина узнает себя в мужчине, он для неё вся её кровь. И раз узнав то, чего она так долго искала, свою «землю обетованную», вряд ли кому-то отдаст из-за сомнений во взаимной привязанности, из-за скрытой и поэтому «неубедительной» ответной реакции.

Вообще говоря, такую «взаимную» любовь-привязанность мужчина являющийся действительно мужчиной, может познать только через собственную «феминизацию»; при этом будет нарушена внутренняя самодостаточность подлинно мужского начала, та стабильность, которую, как опору, ищет в нем женщина, стабильность, пробуждающая в ней желание отдать себя.

С этой точки зрения дела у современных женщин, которые «позволяют» себя любить и любить «убедительно», обстоят из рук вон плохо. Это просто попытка жить счастливо в неестественной для себя среде, в энергетическом вакууме, в котором можно потерять и свою душу.

Таким образом, женщина достигает своей реализации, достигает сверхчувственной трансформации, когда она любит, не требуя ничего взамен, как это ни дико звучит для современных леди, рассматривающих любовь как разновидность сугубо женского бизнеса.

В нашем мире обстоит всё по-другому.

Там, где духовное оскопление современного материализованного мужчины пока не уступило фактическому главенству редуцированной женщины-гетеры, выступающей судьей служащих ей автоматов, все равно налицо глубокое вырождение женского типа вплоть до телесного уровня атрофии естественных возможностей, и удушения специфически женского внутреннего мира. Отсюда тип женщины-модели, выхолощенной, пустой онорексички, не способной на малейшее усилие, выходящее за границы ее индивидуальных потребностей, утратившей, в конце концов, даже чувственность и тягу к чувственным наслаждениям. Показательно, что для многих современных женщин даже перспектива физической любви не представляет такого интереса, как нарциссический культ собственного тела, как желание показать свою плоть в одежде или с минимумом её. Извращенную форму «ментального оргазма» вызывает у «женщины-пост-модерн» наведенная на нее телекамера, символ промискуитета.

Какая уж тут «трансформация»...

Современный мир давно забыл о чистоте безусловной жертвенности, которая дает всё, не требуя ничего взамен; о любви настолько сильной, что стоит выше чувства обладания. Кроме чисто конформистской «верности», современная женщина избрала такую «любовь», которая не допускает того, чтобы любимый не любил в ответ, проявляя своё «чувство» в целом спектре «доказательств» - в основном материального характера. Женщина, которая «посвящает» себя мужчине, стала требовать взамен, чтобы мужчина принадлежал ей душой и телом. Женщина переносит на себя низшие свойства мужского естества: стремление к обладанию, право распоряжаться другим существом, тщеславие и эгоизм.

Найдя вкус в почти мужском эгоцентризме, женщина начинает с некоторого момента интересоваться уже не самим мужчиной, а тем, что он может ей дать. А мужчина становится в таких условиях всё более и более «практичным», окончательно денатурируя свое мужское начало.

Стремление быть яркой «деловой личностью» в современном понимании социальных возможностей, приводит женщину к полной утрате ее глубинной природной подлинности. Она становится «мужчиной» в женском обличье в самом негативном спектре мужских качеств (сколько мужланства, банальной амбициозности и неспровоцированного «агрессивного тонуса» можно увидеть в сегодняшней женщине!).

О какой «норме отношений» может идти речь у смешанных половинчатых существ, лишенных всякого контакта со своей глубинной природой? Между существами, не являющимися в душе ни мужчинами, ни женщинами? Какой «союз» может быть у людей, принявших от разложившегося общества отравленную атмосферу плоской животной похотливости, превратив секс в продукт широкого потребления по «договорным ценам»?

Женщины любили мужчин, когда видели в нем образ Бога. Мужчины видели в женщине образ Богини и не могли не любить.

Женщина в Православной традиции и её способность любить – это целый букет исцеляющих качеств, главное из которых – душевная чистота, тот уровень не фантастической, а человеческой святости, высший пример которой был дан нам во времена Понтия Пилата.