Афганский альбом

   20 апреля 1985 года. Позади зимние прыжки с парашютом на ДОСААФовском аэродроме, проводы, стрижка под машинку, прощание на вокзале.  Электричка везет нас, команду 20Г, на пересыльный пункт. "Покупатель", старший лейтенант ВДВ, он впоследствии будет командиром нашего взвода, каждого вызывает в кабинет на собеседование.

Краткий диалог:   - Хочешь служить в ВДВ?   - Конечно хочу.  - А в ДРА хочешь?   К такому вопросу я не готов. Лихорадочно соображаю, как ответить, перспектива служить в Афганистане кажется отдалённой и не очень реальной.   - Пошлют - буду.   По-видимому, старлея ответ устраивает. Он закрывает папку и отпускает меня в казарму.

Так мы попадаем в Ферганский учебный парашютно-десантный полк.  Ю ин зе арми нау!   

  Первые впечатления: почти не спим, очень мало едим, всевозможные ограничения, личного времени совсем нет и подавление любой личной свободы и инициативы. "Солдату думать не надо!" - девиз, который командиры успешно пытаются претворить в жизнь.  

Условия жизни быстро учат выживать, цепляться за любую возможность поспать, поесть, не упустить свой шанс, урвать свой кусок. Постоянное противоречие между необходимостью выполнять какую-либо работу, будь это занятия по физподготовке, хозработы или политзанятия, и стремлением организма любой ценой экономить на энергозатратах. Практически все передвижения по расположению части выполняются бегом - это называется "попутные тренировки". Со склада извлекаются рюкзаки десантника, РД-54, в них кладут пару мешков с песком, имитирующих боекомплект, ОЗК. Теперь мы везде, кроме столовой и редких занятий в классе, ходим и бегаем с РД. Кроме того, отцы-командиры не забывают и про бронежилеты. Через какое-то время нагрузки становятся привычными и уже не пугают сто отжиманий и в положении "упор лёжа" чувствуешь себя почти комфортно. В таких условиях все становятся взрослее, мужают. 

Это наш первый взвод после присяги. Чтобы такое событие лучше запомнилось, на обед нам дали печенье и по паре карамелек. Эти лакомства резко контрастируют с нашей обычной, повседневной едой. Например, мы около месяца на обед получали подгнившую тушеную капусту и "мясо" - куски варёного свиного сала с торчащей щетиной. В честь принятия присяги был очередной "спортивный праздник". Это те же занятия по физподготовке, только подразумевается, что это доставляет солдатам радость. 

     Большую часть времени мы находимся в горном лагере в Киргизии и в учебном центре под Ферганой. В горном лагере мы живём в палатках-шатровках. В них вдоль задней стенки установлены дощатые настилы, на которые кладутся матрасы. Спать можно только повернувшись всем на один бок, так как иначе десять человек не умещаются. Где-то к середине ночи кто-нибудь инициирует переворачивание на другой бок.     Сапоги меняют на высокие ботинки. Выдают носки, которые быстро протираются. К разбитым после занятий по тактике коленям и локтям добавляются гудящие от длительных переходов по горам ноги. После длительного перехода наивысшее наслаждение - разуться и сунуть ноги в арык. Кроме маленького арыка мимо лагеря проложен большой арык - это бетонный жёлоб шириной метра три. Мы тайком купаемся в нём - из ремней делается страховка, двое держат, а один наслаждается жизнью. Штука опасная, вода несется с большой скоростью, стенки жёлоба наклонные, упавший в арык не имеет шансов выбраться и его обдерёт о неровные стенки.   Очень много спецподготовки.  Кроме того, очень большое время уделяется различным приёмам из боевого самбо - защитам от ударов ножом, штыком, от угрозы пистолетом, болевым приемам и способам снятия часового. Вместе эти приёмы составляют ещё один спецкомплекс.     Где-то в начале июля командование проникается необходимостью подготовки к рукопашной, и приёмы теперь отрабатываются даже на утренней зарядке.  Воодушевлённые слухами, мы усердно тренируемся, комбат требует проводить болевые приёмы чуть ли не по-настоящему и демонстрирует это на "замке" нашего взвода.  Я знал, что в бою мы победим, и по-другому быть не может, потому что мы - ВДВ.     На тактической подготовке отрабатываются действия в составе отделения, которые впоследствии так и не пригодились. Разворачиваемся, двигаемся перебежками. Очень много передвижений, переползаний, бег и переползание с раненым, переноска раненого, упражнения по маскировке. Очень полезными оказываются внезапные команды "К бою!" и "Вспышка слева/справа!" При любой ситуации начинаешь отмечать, как будешь падать, куда прятаться.  Стрельбы из автомата не так уж много, в основном стреляли упражнение для "спецов", а из зенитки так вообще только один раз.  

Близится срок отправки. Мы летим в Ту-154, едим сухпайки и рассматриваем проплывающие внизу горные хребты. Стюардесса с милой улыбкой просит нас не оставлять мусор в салоне и выбросить его на дружественной нам земле.     Самолет приземлился на Кабульском аэродроме.  Перед нами, вновь прибывшими, выступает командир нашей гвардейской 103-й воздушно-десантной дивизии полковник Павел Грачёв. Перед тем, как попасть в подразделения, все пройдут двухнедельные курсы подготовки. Вечером всех новобранцев ведут на ужин. На столах полные бачки каши, сыр и белый(!) хлеб. Ферганская учебка не баловала нас, и мы набрасываемся на еду. Потом бежим за добавкой. Дружно решаем, что жить тут можно. Старослужащие сержанты, приставленные командовать нами, смотрят снисходительно.         

Пройти переподготовку нам не дают. Через неделю приходит колонна. Узнаём, что на обратном пути был бой, но потерь нет. Мужики хмурые, чумазые, покрыты слоем пыли. На следующий день всех ведут в парк, обслуживать технику. Выясняется, что обслуживать придется нам, молодым, под чутким руководством старших.        

  Ровно через месяц после приезда приходит моя очередь. Попадаю в первый расчет на головную машину. Командир расчёта и наводчик дембеля, отслужившие по полтора года, водитель - котёл, так здесь называют тех, кто прослужил год. Наши Уралы-4320 стоят рядком, молодые, в том числе и я, грузим в кузовы палатку, спальники, рюкзаки в специально построенные для этого будки. Будка занимает переднюю часть кузова, стенки её сложены из снарядных ящиков, наполненных камнями. Лишнее укрытие не помешает. Боекомплект уже пополнен. Вдоль бортов стоят пять левых и пять правых коробок по пятьдесят снарядов да еще тридцать снаряжённых лент в длинном ящике. Итого две тысячи снарядов. Стараясь выглядеть бодро, интересуюсь, на долго ли хватит, "если что". Смотря какой обстрел, отвечают. Основная тактическая хитрость: главное - море огня, а остальное - х..ня.    

  По пути через Чарикарскую долину проезжаем пару городов. Шум, гам, запахи, странно одетые люди, непривычная архитектура, придорожные ларьки в контейнерах с надписью "Афсотр" - всё это поначалу настолько интересно, что забываешь, где и для чего находишься.     Приближаются горы. Дорога ныряет в ущелье и ведёт нас к перевалу Саланг. Так и едем - с одной стороны нависают скалы, с другой горная река и противоположная стена.   Горные кручи то сужаются, то расходятся. Мы проезжаем селения, дома построены прямо на склоне. Изредка встречаются небольшие стоянки для местных машин, рядом дуканы, вьётся дымок и жарится шашлык.         

На поворотах видна вся колонна, пушки развёрнуты стволами в сторону реки. Мне объясняют, что если будут обстреливать, то скорее всего с дальнего склона.     На перевале Саланг, начиная с определённой высоты, дорога считается безопасной.  Глаза красные, на зубах скрипит песок, лица и одежда покрыты слоем пыли.         

На стоянке приходится выдержать процесс умывания по пояс - вода едет вместе с колонной в бочке, установленной в кузове Камаза. Зато после чувствуешь себя значительно лучше. Теперь можно одеть что-нибудь героическое, типа шестнадцатикилограммового бронежилета, берет и вот фото для отправки домой готово.         

Физподготовки у нас нет. Есть только зарядка (когда это возможно). Или приходится побегать в качестве наказания, но это уж совсем редко. Желающие, а таких не мало, занимаются сами. Для этого в колонну берут самодельную штангу, в качестве турника прекрасно подходят стволы зушки, и всегда можно найти спарринг-партнера.  

На стоянке зенитчиков иногда используют как дополнительную рабочую силу при погрузке. Вот и в этот раз ребята поехали грузить боеприпасы, но молодых оставили - тренироваться в сборке-разборке зенитного автомата.     Выезд колонны рано утром. Через несколько часов мы подъезжаем к северному входу в самый высотный тоннель в мире.         

    К этому времени впереди становятся слышны разрывы, доносятся выстрелы. Сначала вперёд уходит часть трёхмостовых, затем идёт первая половина нашей колонны, а вторая с Уралом-2 во главе пристраивается в хвост колонне автобата.     Нас тормозят на дорожном посту. Неизвестно кто и откуда постреливает.  Стрельба учащается, Давыд начинает поливать скалы, я меняю очередную коробку. Автоматы заряжают поочереди, чтобы стволы успевали остывать. Темп стрельбы увеличивается, и я начинаю прыгать вокруг зенитки, меняя коробки. Смотреть по сторонам особо некогда, хотя я и пытаюсь поглядывать на нависающие над нами скалы

.        

  По дороге проезжаем сгоревшие Камазы, один ещё пылает, кабина выгорела полностью, кузов объят пламенем, а ветер в нашу сторону. Но вот колонна выходит из ущелья, впереди Чарикарская долина и стоянка рядом с городом Джабаль-ус-Сарадж. У нас есть потери, но ни одной машины не потеряли.

Наш расчёт постоянно на выездах. Постепенно начинаю привыкать к полевой жизни, зимним ночёвкам в палатке или в кузове. Когда кончается твоя очередь охранять колонну, и забираешься в спальник, и 20-ти градусный мороз на перевале не даёт уснуть, ты предоставлен самому себе. Вспоминается дом, родные, счастливые моменты из доармейской жизни. Холод заставляет научиться согреваться. Нужно напрячь мышцы в области солнечного сплетения и сосредоточить внимание в этой области внутри тела за мышцами. Через несколько минут по телу начинает растекаться тепло, и засыпаешь. В одном из рейсов приходится бороться с зубной болью. После нескольких попыток боль загоняется на кончик зуба, при этом нигде больше не болит, переносить болевые ощущения становится значительно легче. А дальше боль может исчезнуть вообще.     Новый 1986 год наш расчёт встречает под Баграмом вместе с подразделениями 103-й дивизии. В 12-часов ночи небо освещается трассерами, сигнальными ракетами. В меню праздничного ужина входят жареная картошка с тушёнкой (мешок картошки мне подарил сослуживец по ферганской учебке из баграмского десантного полка, за что ему большое спасибо), консервированные салаты, купленные в магазине на чеки "Внешпосылторга", на сладкое пирожные из варёной сгущенки, смешанной с раскрошенным печеньем, и апельсиновый сок "Си-Си" в баночках, которые мы кладём в костёр, чтобы немного согреть. Вокруг настоящая зима, холод, моё спальное место находится на крыше будки. В самой будке спит командир расчёта, а в кабине Урала валетом устраиваются наводчик и водила. Новый армейский спальник просторный и достаточно тёплый. Перед сном бушлат, ватные штаны и валенки я оставляю снаружи, а хэбэ снимаю в спальнике. Проблема в том, что спальник имеет пять (!) рядов застёжек на петлях. Если ночью посетят мысли о естественных отправлениях, приходится действовать очень быстро. Кроме того, сверху я закрываюсь куском брезента. После ночного снегопада образовавшийся сугроб образует дополнительную теплоизоляцию. Утром надо просто сбросить брезент со снегом. Романтика, короче.

Я стал наводчиком. Отношение к наводчикам совершенно другое. Это люди, от которых зависит судьба колонны. Жизнь людей, сидящих в кабинах грузовиков, зависит от нас, от боевого охранения, от того, как мы делаем своё дело. И, наконец, если нас прижали, и колонна встала, водители залягут под мосты. Нам из кузова дороги нет. Боевое охранение обязано защищать колонну до последнего

.      

В расчёте нас трое - командир, наводчик и водитель. На воспитание дают молодого заряжающего, каждый раз нового. Теперь уже моя очередь учить, не давать спать, заставлять работать. Особенно интересно видеть реакцию человека на первый обстрел. Некоторые склонны впадать в ступор, и единственной возможностью избежать этого является работа. Снаряжение коробок, перезаряжание. Главное, чтобы человек не успевал осознавать происходящее, сейчас это делаю за него я.         

Минуты перед началом движения. Колонна вытягивается в линию, раннее утро, дождливая весна закончилась, воздух прохладен и свеж, утреннее солнышко согревает своими лучами.  

     Наступает лето. Колонна ходит за грузами в Хайратон. Это база на афганском берегу Аму-Дарьи. На советском берегу расположен Термез. Вода в реке мутная, но купаться на такой жаре - наслаждение.        

  Вокруг Хайратона настоящая пустыня, с песком. Жара доходит до 50 градусов, в полуденные часы жизнь укрывается в пространства между машинами. Любая выпитая вода сразу выходит потом. На какие-либо праздники готовят что-нибудь особенное. Вот как, например, выглядит приготовление пирожков.

Котлуха - самое беззаботное время.

Молодость позади, до дембеля ещё ... очень долго. Улыбка на лице, пофигизм (кто не знает, воинствующий пофигизм - господствующая религия в Советской Армии), богатырский сон, зверский аппетит - это котёл.     Например, можно перепоясаться пулемётныи лентами и сделать героические фотографии, чтобы отправить их знакомым девушкам. А можно учиться метать трофейный штык-нож. Или спать. 

А у дембелей свои заботы...   Дембелям сложнее. Парадку готовить надо, точнее, следить, чтобы её хорошо приготовили, отослать фотографии подругам, чтобы готовились ко встрече.        

  И уж конечно, какой десантник без рукопашного боя.         

Котёл, дембель, дембель. Русский, латыш, украинец. Граждане огромной страны... И нормально друг с другом договаривались. Теперь нас разделяют границы.         

Каждая дорога имеет начало и конец. Возвращение в полк означает баню, сон на простынях, письма из дома.         

Пока мы на сопровождении, расположение батареи охраняет наряд дневальных. Народу мало и ребята стоят в наряде иногда по две недели. От недельного стояния на тумбочке можно просто одуреть.

Периодически в ограниченный контингент приезжают артисты.   Так как мы большей частью в разъездах, на концерты мне удалось попасть только три раза - приезжала большая группа артистов и гвоздь программы - Иосиф Кобзон. Приезжала Жанна Бичевская. А ещё под конец службы сходили на концерт Юлия Кима.      

В батарее событие - наградили несколько дембелей. По этому поводу мы фотографируемся у стелы, про которую в одном из репортажей сказали, что она расположена в центре Кабула.  

   Мне предстоит лететь в Бамиан..     В Бамианской долине стоит 2-й батальон нашего полка. Сообщение только вертолётами. Первые впечатления, когда я вылез из вертолёта - синее небо, зелёные деревья и желтая стена с высеченными гигантскими статуями и множеством пещер. Что-то нереальное, сошедшее со страниц исторических романов и кинофильмов.       

   Вокруг батальона расположено несколько точек, самая известная - Шахри Гульгула. Это моё новое место службы. Сама горка, насыпной холм метров 60-70 высотой, представляет собой бывшую крепость и расположена почти посредине долины. Рассказывают, что долину проходил Чингиз-хан и не мог взять крепость, пока не перекрыли источники водоснабжения. Крепость превратилась в руины. Через много веков после этого на вершине горки обосновались советские солдаты.     В полку ходит поговорка: "Дальше Бамиана не пошлют, выше горки не подымут". Весь гарнизон - 12 человек и офицер. Готовит повар, он же гитарист (гитарой почему-то называют ПКМ). На такое количество народу можно готовить как у мамы. Регулярно в меню блины со сгущёнкой (это праздничное блюдо) и пельмени с тушёнкой. Пельмени лепит вся горка, однажды это совпало с обстрелом, так половина личного состава занималась пельменями, а половина вела огонь. Потом поменялись.   

По субботам мы спускаемся с гор и едем в батальон - посетить баньку, забрать продукты и боеприпасы. Два раза в неделю привозят воду в бочке. заливают её в огромный резиновый мешок.    

На горке я меняю профессию. Пройдясь по окопам и блиндажам, я увидел его. НСВ "Утёс". Крупнокалиберный.  Калибр 12,7 мм. Шестикратный оптический прицел. Красивый и хищный. Такую алертную позу принимают охотничьи собаки, когда чуют дичь и делают "стойку". Теперь я пулемётчик.        

  Кроме моего Утёса на горке пара трофейных китайских ДШК, зушка, 120-ти мм миномёт , АГС и ПКМ. Батальон всегда готов оказать нам поддержку с помощью четырёх гаубиц Д-30. От шелестящего звука пролетающих над головой снарядов вдоль позвоночника растекается неприятный холодок.         

А ещё на горке живёт Толстый. Это пёс местной породы с бело-жёлтым мехом. На 2-е августа, день ВДВ, Толстый одел десантный тельник, нарисованный синькой.         

Свободное время, которого здесь много, посвящено разным занятиям. Можно вспомнить молодость и прокрутить первый комплекс специальных упражнений для воздушно-десантных войск. На горке есть турник, брусья, самодельная штанга и гантели. Есть боксёрские перчатки. Наш доктор перворазрядник по боксу и тяжелее меня килограммов на пятнадцать, зато младше на полгода по призыву, что в какой-то мере компенсирует.   

На горке постоянные посты. Два человека днём и три вечером. Никому в голову не приходит спать на посту, здесь это не принято.  Чтобы время смены шло быстрее, можно вспоминать гражданку, напевать песни, вспоминать старые стихи и придумывать новые. Так, в одну из смен, когда особенно хотелось спать, я сочинил "Оду солдатской кровати".     Ночью, на посту, остаёшься один на один с бездонным звёздным небом. Чувствуешь себя частью огромного мира, частью чего-то вечного и незыблемого.  

  Но всякой идиллии приходит конец. В ноябре гарнизон горки меняют, нас спускают в батальон, где по причине нелётной погоды мы ждём вертушек две недели. За это время кончается мука, солярка на исходе (в палатках топят только утром, чтоб можно было нормально встать), заканчивается еда. Нормы урезают, вскрываются сухпайки из запасов. Наконец нас сажают в вертолёт и к обеду мы уже в Кабуле.

 Наш призыв уже дембеля. Наступает торжественная дата - 100 дней до приказа..     Молодые рисуют дембельский календарь, учат дембельскую сказку, и вообще "Дембель неизбежен как крах империализма."

 Наконец-то старшина выбил на складе вторую палатку. Для неё пришлось делать новую печку. Это очень простая конструкция. Берётся танковая гильза, расстреливается из автомата. Получаются дырочки. На гильзу одевается кусок трубы от солярного трубопровода. В одну из дырочек вставляется металлическая трубочка, к ней шланг и бачок на подставке. Солярка капает из трубочке, горит, гильза раскаляется докрасна. Всё устройство называется капельница.        

  В январе объявляют перемирие. Колонну долго не выпускают, потом мы всё-таки едем. Нам говорят не поддаваться на провокации, но во время движения мы сами себе хозяева. Нет никаких сомнений, что при любой попытке нападения все зенитки ответят. Не успеваем доехать до гор, начинается война.  Машины по дороге идут непрерывным потоком, по зелёнке молотят стоящие на постах вдоль дороги танки и БМП, добавляют наши зенитки. Добираемся до Джабаля. Головной Урал на полной скорости уходит в Кабул - в нашей батарее потери.     На стоянке настроение у всех мрачное. Вяло ковыряем ложками жареную картошку. Не хочется ни есть, ни разговаривать. Есть кого винить, но от этого не легче.        

  Наступает весна. Время тянется мучительно медленно. Хочется себя чем-то занять, я сам ушиваю себе сапоги, мы жарим себе картошку, опер из головного БТРа самолично гладит всем дембелям сапоги. С каждым днём мы ближе к заветному событию - Приказу министра обороны.         

Подготовлена форма, подарки родным. Уложен дембельский диплом. Мы уже не в полку, мы между небом и землёй, нас нет. Мы - гражданские люди. Нас не видят ни в столовой, ни на построении. Офицеры нас не трогают - бесполезно. Батарея уходит на сопровождение без нас.     Наконец приходит и наш черёд. Ил-76 разбегается и отрывается от земли. 350 глоток издают торжествующий рёв. Мы летим домой!        

  Ташкент встречает нас ярким солнцем, пивом, развесёлыми девчонками. Наша компания едет в Фергану, привести в порядок форму, навестить учебку и просто расслабиться. Через какое-то время деньги кончаются и мы, трое земляков, едем в Москву. Есть нечего, денег только на билеты от Москвы до Кирова и на бутылку шампанского. С нами делится командировочный мужик, которого нагрузили едой. Его сумки как раз хватает. Ночь в поезде после Москвы и вот знакомое здание вокзала, улица, на которой прожил всю жизнь и всё, о чём мечтал и к чему шёл 2 года. 730 дней и ночей. Я - дома.        

  Мы собираемся на 2-е августа, вспоминаем то хорошее, что было, и снова расходимся, чтобы опять встретиться через год. Со временем встречи становятся спокойнее, уже не тянет на "подвиги", но в душе на всю жизнь остались три слова, символ доблести и геройства: