"Собачники"

– Повезло. Только что-то я вас ни разу не встречал здесь, в нашем районе…

– Встречали. Но я часто в отлучках. Иногда подолгу… Потом, я на машине езжу, а вы пешком. Но однажды мы все-таки сталкивались. Помните, в прошлом году на вас собака набросилась?

– Здоровая такая! Черная. Конечно, помню… Она же мне штаны разорвала! - почти радостно подхватил Кокотов.

– Ну, вот - это был мой Бэмби. Незабвенный Бэмби!

– Ничего себе, Бэмби. Его-то я помню. Очень, кстати, необычная собака…

– Помесь черного королевского пуделя с ризеншнауцером. Страшное дело: пуделиная дурь, помноженная на ризеншнауцерскую агрессивность!

– Действительно, странный пес! Ни с того ни с сего… А вот вас я совершенно не запомнил! Наверное, от испуга.

– Наверное. Вы никогда не писали про собак?

– Нет, - сознался Кокотов.

– Напрасно. Настоящий писатель обязательно должен сочинить что-нибудь про собак, про детей и про выдавленного раба.

– А вы про собак ничего не снимали?

– Нет, но у меня есть роскошный сюжет для короткометражки. Рассказать?

– Если не жалко…

– Не жалко! - Режиссер поудобнее устроился в водительском кресле. - Вообразите себе, Андрей Львович, такую историю. Некий гражданин (назовем его Василием) выходит, как и вы в прошлом году, вечером во двор своего дома - подышать воздухом. Он только что в хлам рассорился с женой, и все внутренности у него вибрируют от гнева, как у дешевой стиральной машины. Семейная жизнь представляется ему гнуснейшим способом существования, недостойным взрослого человека. Умиротворяя себя сладостными картинами предстоящего развода и будущего упоительного мужского самоопределения, он прогуливается меж дерев, постепенно приходя в себя. Но вдруг из темноты с омерзительно-визгливым лаем ему под ноги бросается лохматая болонка, похожая на тряпичную швабру, какими моют кафельные полы. От неожиданности Василий страшно пугается, хватается за сердце и с холодной оторопью понимает, что никуда он из семьи не денется, что это, как выразился Сен-Жон Перс, «парное одиночество» у него навсегда, что вот так, до гроба, он и будет брести по жизни, булькая внутренней тоской…

А следом за визжащей собачонкой из темноты вышел хозяин (назовем его Анатолием) и произнес подлейшую по смыслу фразу:

– Не бойтесь, товарищ, он не кусается! Тоша, ко мне! Ах ты, мой мальчик!

Пес, презрительно задрав на Василия лапку, сделал свое собачье дело, радостно вернулся к хозяину, и они вместе исчезли в темноте.

Возможно, случись подобный инцидент в какой-то другой день, Василий посмеялся бы над этим кинологическим недоразумением и забыл. Но тут все сошлось. И в предосудительном поведении болонки он ощутил вызов, который бросает ему судьба. Мол, кто ты? Мужчина или деревяшка, которую перепиливает жена и метит безнаказанно случайный кабыздох? Кроме того, обращение «товарищ» выдавало в подлом собаководе явного пролетария, приверженца красно-коричневых идей, а Василий, надо заметить, имел высшее техническое образование и голосовал исключительно за Явлинского.

– Но лично мне Явлинский никогда не нравился! - сообщил, прервав рассказ, Жарынин.

– Почему же?

– У него лицо оскорбленного младшего научного сотрудника, которому в институтской столовой недолили борща…

– Лучше рассказывайте дальше! - попросил Кокотов, сдерживая в сердце ползучую политическую обиду.

– На чем я остановился?

– На судьбе!

– Да, на судьбе, так вот… Соединение всех этих обстоятельств, невинных поодиночке, привело к тому, к чему приводит соединение купленных в супермаркете безобидных ингредиентов, а именно: к бомбе. Она-то и взорвалась в сердце Василия. Однако бежать в милицию и подавать заявление на неведомого прохожего, чей четвероногий друг обмочил тебе джинсы, - смешно и бессмысленно…

– Это верно, - кивнул Кокотов. - Мой товарищ неделю пытался подать заявление по поводу исчезновения жены. Безрезультатно. Наконец она вернулась, причем без всяких объяснений, после недельного отсутствия. Конечно, мой друг вспылил. И что вы думаете? У нее заявление по поводу абсолютно внутрисемейного синяка под глазом тут же приняли. И моему другу пришлось продавать наследственные «жигули», чтобы прикрыть дело…

– Да… милиция - произвольная организация… - рассеянно согласился Жарынин. - Но вернемся к Василию! Он в тяжелой задумчивости пришел домой и заперся там, где мог побыть в одиночестве, - в туалете. И ему на глаза попалась газета «Юго-западные новости» (ее бесплатно кладут в почтовый ящик) с объявлением:

НАЙДИ СЕБЕ ДРУГА!

Речь шла о питомнике «Собачья радость», куда со всего района свозили бездомных животных и куда хозяева отдавали своих четвероногих друзей в силу разных нежданных обстоятельств. Любой желающий мог взять себе из питомника понравившуюся зверушку, оплатив лишь съеденные корма. И тогда Василию явился в голову грандиозный план мести. Утром он помчался по указанному адресу и выбрал себе довольно зрелого и чрезвычайно сердитого черного миттельшнауцера по кличке Пират, от которого хозяева отказались из-за злобного нрава, направленного, правда, исключительно на собак меньшего калибра. Слупили, однако ж, с Василия немало. Можно подумать, миттель умял за месяц содержания в питомнике столько же, сколько сожрала бы голодная волчья стая. Но это уже значения не имело.

Жена (не будем ее никак называть), увидев мужа с собакой, устроила ему сцену, переходящую в скандал, а затем - в истерику, но Василий впервые за многие годы совместной жизни проявил твердость и переехал вместе с псом на балкон, благо лето в тот год выдалось жаркое. Некоторое время он бесил Пирата специально купленной мягкой игрушкой, похожей на оскорбительную белую болонку. Наконец, мобилизовав в миттеле все омерзительные собачьи качества, он повел озверевшего Пирата в то самое место, где недавно подвергся нападению маленькой лохматой сволочи, и стал ждать, страдая от мысли, что оскорбители забрели сюда случайно и обычно гуляют совсем в других пределах.

Но вот из темноты, звонко лая, выскочил Тоша. Василий с кроткой улыбкой спустил Пирата с поводка. Злобное рычание, жалобный визг, и сцепившиеся собаки сделались похожи на бело-черный клубок, напоминающий чем-то эсхатологическую схватку света и тьмы в романах Лукьяненко. Подоспевший на шум Анатолий с трудом вырвал из зубов миттеля то, что осталось от Тоши. А осталось, поверьте, немного. Я бы даже сказал: чуть-чуть…

– Странно, товарищ, - молвил Василий, не ожидавший такого летального результата. - Раньше он у меня не кусался! - А сам, злодей, потихоньку дал Пирату сахарок, пристегнул поводок и удалился.

Анатолий несколько дней выхаживал умирающий фрагмент своего друга и, обливаясь слезами, схоронил его ночью в дворовой клумбе, под табличкой «Не ходить!». А на девятый день тоже отправился в питомник «Собачья радость» (ему в ящик сунули ту же самую газету), чтобы отыскать себе новую болонку, максимально похожую на усопшего Тошу.

– А вот знаете, Андрей Львович, о чем я сейчас подумал? - мечтательно спросил Жарынин, совершая опасный обгон фуры.

– О чем?

– Если бы род людской подразделялся на породы, как собаки, семейно-брачные отношения были бы гораздо гармоничнее…

– Вы полагаете? - На губах Кокотова мелькнула усмешка, отравленная ядом недавнего развода.

– Конечно же! Вот, допустим, вам нравятся женщины-колли, вы женились по страстному влечению, но не сошлись характерами. Ерунда! Вместо мучительных поисков просто берете себе новую колли, с такой же остренькой лукавой мордочкой, с такой же рыжей длинной шерстью - только с другим характером.

– А если мне нравятся дворняжки?

– Дворняжки? Об этом я как-то не подумал…

– Лучше рассказывайте дальше!

– Значит, вам нравятся дворняжки? Учтем! Ну так вот… Анатолий поехал в питомник за болонкой, но вернулся со злобным ризеншнауцером по кличке Фюрер, который, по словам хозяина «Собачьей радости», люто ненавидел всех миттелей, вероятно, подозревая в них вырожденческую, неполноценную ветвь своей благородной породы. Привезя пса, мститель тем же вечером устроил засаду, и как только появился Василий со своим Пиратом, спустил Фюрера с поводка. Громкий лай, страшное рычание, жуткий визг… Надо ли объяснять, что в кровавой схватке миттель получил увечья, которые абсолютно несовместимы даже с его собачьей жизнью.

– Ну, нельзя же так себя вести, малыш! - нежно попенял Анатолий, поощрительно почесывая за ухом победителя, злобно дрожащего от песьей гордости.

Василий же, предав земле Пирата, на следующий день снова помчался в питомник. Едва войдя, он тут же бросился к зарешеченному вольеру, где метался огромный серый дог с налитыми кровью глазами. Но Василия предупредили: пес попал сюда из-за того, что еще в раннем щенячестве получил психическую травму, будучи покусан прохожим ризеншнауцером. С тех пор, завидев представителя ненавистной породы, он рвет поводок с такой силой, что хозяину остается лишь волочиться следом, словно какому-то сказочному подлецу, привязанному к конскому хвосту и пущенному в чисто поле.

– Как его зовут?

– Баскервиль. Сокращенно - Баск.

– Беру!

Это приобретение, надо сказать, серьезно улучшило морально-супружеский климат в семье Василия: завидев пса, жена беспрекословно перебралась на балкон, а сам хозяин со своим зверем поселился в комнатах. Неделю он водил четвероногого психа на то место, где пал смертью храбрых Пират, но противоборствующая сторона не появлялась: видимо, ушла в отпуск. Наконец, на восьмой день показался веселый, загорелый, отдохнувший Анатолий с Фюрером. Пес едва успел присесть, обретя выражение тоскливой доверчивости, характерное именно для испражняющихся собак, как из темноты выскочил зверь размером с хорошего теленка. Леденящие звуки, сопровождавшие битву, вполне можно было бы использовать для саунд-трека к «Парку Юрского периода». В итоге от несчастного ризена осталось не больше, чем от вождя немецкого народа, чей партийный титул ему неосторожно дали в качестве клички.

– Кстати, вы читали «Философию имени» Флоренского? - спросил вдруг Жарынин.

– Нет, - помявшись, ответил Кокотов.

– А вы вообще-то много читаете?

– Не очень.

– Напрасно. Надо больше читать. Ведь нынешних критиков интересует не то, что писатель написал, а то, что он прочитал.

– Рассказывайте дальше! - обиделся Андрей Львович.

– Ага! Вам интересно! Итак, на следующий день осунувшийся Анатолий бросился в «Собачью радость» и долго в возбуждении ходил вдоль вольеров, пока не остановился возле огромного пего-лохматого пса, кавказца по прозвищу Басай. Хозяин питомника объяснил: пес сторожил богатую дачу председателя благотворительного фонда поддержки детей-сирот (БФ ПДС) «Доброе сердце» и был натаскан так, чтобы любое живое существо, перелезшее четырехметровый забор фазенды (особенно пронырливая ребятня), назад уже не возвращалось. Но однажды Басай сорвался с цепи, перемахнул забор и передавил в округе всех кошек, собак, покалечив даже ручного медведя, сидевшего на цепи в загородном ресторане «Мишка косолапый». Страшного кавказца усыпили, выстрелив специальной капсулой, и доставили в питомник для стерилизации, на что надо было получить согласие хозяина, который тем временем побирался где-то в Эмиратах.

За большие деньги Анатолий купил Басая (по документам это провели, как гибель пса от передозировки снотворного) и тем же вечером вывел его на прогулку, трепеща от страха за собственную жизнь, ибо кровожадная амбивалентность приобретенного чудовища сквозила буквально в каждом кобелином движении. Но, видимо, какое-то чувство зоологической благодарности к человеку, вызволившему его из-за решетки, все-таки теплилось в звериной душе, и Басай нехотя, но все же подчинялся новому своему обладателю. Когда появился, гордый прежней победой, Василий с долговязым Баском на поводке, Анатолий лишь успел сдернуть железный намордник и отскочить в сторону. Много видавший на своем веку ветеринар-реаниматор, вызванный безутешным Василием, только качал головой и цокал языком, глядя на изуродованного дога, похожего на освежеванную телячью тушу, какие подвешивают к потолку в морозильных камерах.

Утром Василий выскреб из семейной кассы последние деньги. И вот что любопытно: жена, которая прежде бесилась из-за какой-нибудь лишней кружки пива, на этот раз смотрела на мужа с молчаливой печалью, словно Пенелопа на Одиссея, отправляющегося черт знает куда черт знает зачем. Вскоре Василий вернулся из питомника с бело-розовым питбулем, похожим на помесь холмогорской свиньи и аллигатора. Звали его Кузя, но сотрудники питомника меж собой именовали пса Каннибалом Лестером. Видимо, за то, что он отхватил полруки своему хозяину, вздумавшему поиграть с костью, которую пес в это время глодал. Не прикончили людоеда только потому, что известный зоопсихолог Семен Догман, написавший книгу «Друг мой - враг мой. Собака и человек. История дружбы и вражды», хотел произвести с ним некоторые научные опыты по заказу Российского отделения Международной академии кошковедения и собакознания (МАКС). Поэтому хозяин питомника даже за большие деньги согласился выдать Василию Лестера лишь на пару дней, пока Догман собирал материал для новой монографии «Роковой треугольник. Собака и человек. История любви», опрашивая домохозяек, имевших интимные отношения со своими четвероногими питомцами.

И вот настал вечер. Тревожно шелестели купы черных тополей. В небе стояла до отказа полная луна, такая яркая, что, казалось, еще мгновенье - и она, оглушительно пыхнув, перегорит навсегда. Василий и Анатолий сошлись на пустыре, как смертельные поединщики. Некоторое время они с безмолвной ненавистью смотрели друг на друга, еле удерживая рвущихся в бой кобелей. И наконец все так же, не проронив ни слова, спустили с поводков четвероногих убийц. Поначалу казалось: приземистый Лестер обречен погибнуть, затоптанный могучими лапами Басая, но питбуль, изловчившись, схватил кавказца за горло. Вероятно, длинная жесткая вражья шерсть помешала ему окончательно сомкнуть челюсти и решить исход схватки, но и разжать зубы было уже невозможно. Так он и повис, похожий на уродливый, до земли, белый кадык, внезапно выросший у кавказца. Басай, хрипя, метнулся к деревьям: мотая головой, он пытался могучими ударами о стволы сбить, сорвать со своей глотки врага. Но не тут-то было! Лестер вцепился в Басая крепче, чем олигархи в обескровленное тело России. Вот так, стуча Лестером о встречные деревья, автомобили, мусорные баки, углы домов, Басай умчался в ночь. И долго еще окрестные жители вспоминали о странном двуедином монстре, который, дико воя, промчался по микрорайону, оставляя кровавый след и сметая все на своем пути… Больше их никто никогда не видел…

– Это все? - спросил Кокотов.

– А вам мало? - Жарынин от возмущения даже прибавил скорость.

– Нет концовки.

– Ну, тогда вот вам концовка: Анатолий и Василий с ненавистью посмотрели друг другу в глаза и разошлись. Говорят, один растит теперь в ванной амазонского крокодила, а другой вместе с женой откармливает на балконе юного варана. Армагеддон впереди! Ну, как теперь?

– Теперь неплохо.

– Берете сюжет?

– Нет, спасибо! Я работаю в других жанрах.