Хранители гордого терпенья (14Декабря)

Поэт В. А. Жуковский охарактеризовал в свое время декабристов так: «Какая сволочь! Чего хотела эта шайка разбойников?

Они стоят на площади… Юродивый Кюхельбекер, вооружившись пистолетом, то и дело собирается совершить какойнибудь подвиг, сиречь убить первого попавшегося под руку «тирана». Он целится в великого князя Михаила, приехавшего уговаривать солдат…
Но не суждено бьшо Вильгельму Карловичу угодить в тираноборцы. Советские историки уверяли, будто у него «произошла осечка». На самом деле, увидев его целящим в Михаила, на него накинулись трое матросов из мятежного флотского экипажа и выбили оружие. Все трое известны поименно — Дорофеев, Федоров, Куроптев. Пистолет упал в снег, порох подмок. После этого Кюхельбекер пытался выпалить и в генерала Воинова, но выстрела не получилось…
Появляется граф Милорадович — ученик Суворова, известнейший в армии генерал… и человек, ведущий какуюто свою игру. Пытается привести мятежников в чувство…
Каховский стреляет в него в упор. А Одоевских, выхватив ружье у солдата, ударяет штыком в спину.
Автор рисунка, сделанного в 1862 году, А. И. Шарлемань, совершенно неумышленно, надо полагать, облагородил поступок Каховского: здесь он стоит со своей жертвой лицом к лицу, как и подобает дворянину. Увы, в реальности все выглядело совсем иначе: Кахоский стрелял, правда, не в спину, а в бок Милорадовичу, но зашел все же со спины…
***************************************************************************************
На Юге все обошлось меньшей кровью и кончилось гораздо быстрее.
Сергей МуравьевАпостол и БестужевРюмин, узнав о случившемся в Петербурге, в последних числах января кинулись поднимать сообщников. Увы, подавляющее большинство тех, кто витийствовал на собраниях и клялся собственноручно прикончить всех тиранов, двух поджигателей слушать не стали. И выступать отказались категорически. Горбачевский подробно описывает, как эта парочка металась по округе, по декабристскому обыкновению будоража членов Южного общества развлекательными байками: мол, все восстали, одни вы топчетесь!
Им не верили, не считали за достойных подчинения главарей. В Пензенском пехотном — облом, в Саратовском… Артамон Муравьев, тот еще вития, отказался поднимать свой Ахтырский гусарский. Отставной полковник ПовалоШвейковский, обещавший поднять на бунт чуть ли не всю Вторую армию, попросту спрятался от опасных визитеров…
Пометавшись по округе, как дворняжки с консервной банкой на хвосте, они направились к своей последней надежде — Черниговскому полку. Там им нечаянно повезло — среди черниговских офицеров сыскалось достаточное количество буйных голов. Правда, командир полка полковник Гебель попытался пресечь беспорядок…
Тогда Гебеля начали убивать. Все с тем же присущим «выдающимся представителям» дворянским благородством и истинно офицерским достоинством…
Вот они, господа офицеры, любуйтесь!
Щепилло бьет Гебеля штыком в живот. Полковник пытается выбежать из избы, но его перехватывает Соловьев и валит на пол Подбегает Кузьмин. Гебеля колют шпагами, штыком, бьют прикладом. Появляется Сергей Муравьев, отвешивает полковнику затрещины.
**************************************************************************
Как они вели себя на следствии?
Как слякоть. Умели пакостить, но не умел и отвечать. Трубецкой на первом же допросе упал на колени и молил о прощении. Каховский заливался слезами. Пестель мрачно и сосредоточенно выдавал всех, кого только мог вспомнить — правда, как уже рассматривалось, не из трусости, а в силу своих идей.
Остальные виляли, крутили, изворачивались неумело и неуклюже. Панов, мы помним, уверял, будто случайно забежал в главные ворота Зимнего дворца, понятия не имея, что за домишко там располагается — столичный гвардеец великолепно знавший Петербург… Оболенским ударивший Милорадовича штыком в спину, с честными глазами объяснял, что онде так неудачно споткнулся, пытаясь просто «отстранить ружьем» лошадь генерала — а его, не повышая голоса, уличали свидетельскими показаниями…
*****************************************************************
Вот что вспоминал о Рылееве отлично его знавший Н. И. Греч: «Воротимся к Рылееву. Откуда залезли в его хамскую голову либеральные идеи? Прочие заговорщики воспитаны были за границею, читали иностранные книги и газеты, а этот неуч, которого мы обыкновенно звали цвибелем, откуда набрался этого вздору? Из книги „Сокращенная библиотека», составленной для чтения кадет учителем корпуса, даровитым, но пьяным Железниковым, который помещал в ней целиком разные республиканские рассказы, описания, речи из тогдашних журналов. Заманчивые идеи либерализма, свободы, равенства, республиканских доблестей ослепили молодого необразованного человека! Читай он пофранцузски и понемецки, не говорю уже поанглийски, он с ядом нашел бы и противоядие. За улыбающимися обещаниями и светлыми мечтами 1789 года разверзла бы перед ним пасти свои гидра 1793 года!…
*****************************************************
Кое — кто из декабристов не удержался от язвительных замечаний. Когда следователи повышали на них голос или чересчур уж укоряли в «цареубийственных замыслах», они не без сарказма чуть ли не открытым текстом уточняли: у них, по крайней мере, были всего лишь неосуществленные замыслы, а вот тут, совсем близехонько, если присмотреться, есть коекто, участвовавший в убийстве самодержца… Известно, что подобные ехидные реплики отпускали и Николай Бестужев, и Штейнгель, и Пестель…
Крыть было нечем. Как к декабристам ни относись, но в данном случае возразить нечего: среди тех, кто судит мятежников, мягко говоря, неуместно присутствие цареубийцы, не понесшего никакого наказания…
******************************************************************************
В. О. Ключевский, пожалуй, зря назвал декабристов «исторической случайностью, обросшей литературой»…
Опятьтаки давнымдавно подмечено, описано подробно предельно странное поведение графа Милорадовича — генералгубернатора столицы, располагавшего шестьюдесятью тысячами штыков и разветвленной агентурной сетью собственной тайной полиции. Граф явно вел какуюто свою игру.
*************************************************
Николай I, вынужденный к тому серьезнейшими обстоятельствами, запретил, в конце концов, работать вглубь и вширь. И осталась однаединственная версия: о полутора сотнях «злоумышленников», которые и вывели солдат. А уж потом только одну эту версию изучали скрупулезнейшим образом, вынося оценки согласно требованиям времени, идеологическим пристрастиям и настроениям эпохи.
*********************************************************************************
Офицеры Третьего отделения отчегото всерьез полагали, что основным мотивом, подвигнувшим декабристов на мятеж, было… желание освободиться от своего кредитора, то есть — императорской фамилии!
Шеф жандармов Леонтий Васильевич Дуббельт (именно так, с двумя «б», его фамилия тогда писалась) так и утверждал в своем докладе (подчеркиваю, строго секретном, отнюдь не предназначавшемся для всеобщего распространения!): «Самые тщательные наблюдения за всеми либералами, за тем, что они говорят и пишут, привели надзор к убеждению, что одной из главных побудительных причин, породивших отвратительные планы „людей 14-го декабря», было ложное утверждение, что занимавшее деньги дворянство является должником не государства, а императорской фамилии. Дьявольское рассуждение, что, отделавшись от кредитора, отделываются от долгов, заполняло главных заговорщиков, и мысль эта их пережила…»
А ведь это версия, господа! Крайне интересная и серьезнаяВ самом деле, к 1825 году большая часть дворянских имений была заложена в Крестьянском банке. Дворянство российское в большинстве своем жило в кредит. Маркиз де Кюстин, посетивший Россию в 1839 году, писал, что император является «не только первым дворянином своего государства, но и первым кредитором своего дворянства».
Почему бы не поискать в этом направлении? Нужно всего лишь вдумчиво покопаться в архивах. И если обнаружится, что имения «людей 14-го декабря» и в самом деле были заложены в казну, все подозрения превратятся в уверенность, и Дуббельт окажется абсолютно прав…
***************************************************************
И, коли уж возвращаться к экономике, то какова была ситуация перед 14-м декабря?
После падения Наполеона рухнула установленная им «континентальная блокада» Англии, и на международный рынок были выброшены огромные запасы товаров, прежде не находившие сбыта — в том числе и зерно. Западноевропейское зерно. Следовательно, сократился экспорт зерна из России:
1817 год — 143,2 миллиона пудов.
1820 год — 38,2 миллиона пудов.
1824 год 11,9 миллиона пудов.
Вдобавок цены на Берлинской бирже упали втрое!
Что отсюда проистекает? Из этой скучной экономики?
Да то, что помещики российские, чье благосостояние основывалось главным образом на вывозе зерна, резко обеднели! Да и государство тоже: с 1820 по 1822 год государственный доход сократился с 475,5 миллиона рублей ассигнациями до 399,0 миллиона рублей. Дефицит бюджета вырос с 24,3 миллиона рублей до 57,6 миллиона. Осенью 1825 года министр финансов Канкрин писал Аракчееву: «Внутреннее положение промышленности от низости цен на хлеб постепенно делается хуже, я, наконец, начинаю терять дух. Денег нет».
И тут появляются декабристы. Бестужев весной 1826 года пишет из Петропавловской крепости Николаю: «Мелкопоместные составляют язву России; всегда виноватые и всегда ропщущие и желая жить не по достатку, а по претензиям своим, мучат бедных крестьян своих нещадно… 910 имений в России распродано и в закладе
*************************************************************************
 В упоминавшемся не раз Энциклопедическом словаре Павленкова начальнику Третьего отделения Александру Христофоровичу Бенкендорфу, разумеется, досталось на орехи. Вскользь упоминается, что он «в 1806–1814 гг. отличился в войнах с французами» чем боевые подвиги Бенкендорфа отнюдь не исчерпываются, но далее автор статьи припечатывает: «Один из деятелей, имевших очень недоброе значение в жизни Пушкина». С Леонтием Васильевичем Дуббельтом обошлись и вовсе уж бесцеремонно: «Был предметом всеобщего ужаса в виду своей деятельности».
Этот «ужас всеобщий» существовал только в воспаленных мозгах немногочисленных либералов вроде Герцена, которого Греч, не миндальничая, печатно называл «скотом», именно ГерценИскандер из уютного лондонского далека пускал в оборот перлы вроде: «Бенкендорф образовал целую инквизиционную армию наподобие тайного общества полицейских масонов, которое от Риги до Нерчинска имело своих братьевшпионов и сыщиков».
******************************************************************
Многие ли знают, что в рабочей практике Третьего отделения политические дела, собственно говоря, стояли на последнем месте?
Вот точный перечень просьб и жалоб, которыми занималось Третье отделение.
«Просьбы. а) содействие к получению удовлетворения по документам, не облеченным в законную форму; б) освобождение от взысканий по безденежным заемным письмам и тому подобным актам; в) в пересмотр в высших судебных местах дел, решенных в низших инстанциях, остановление исполнения судебных постановлений; г) отмена распоряжений правительственных мест и лиц; восстановление права апелляции на решения судебных мест; д) домогательство о разборе тяжебных дел вне порядка и правил, установленных законами; е) помещение детей на казенный счет в учебные заведения; ж) причисление незаконных детей к законным вследствие вступления родителей их в брак между собою; з) назначение денежных пособий, пенсий, аренд и наград; и) рассрочка и сложение казенных взысканий; й) возвращение прав состояния, облегчение участи состоящих под наказанием, освобождение содержащихся под стражею; к) с представлением проектов по разным предприятиям и изобретениям.
Жалобы были двух родов: а) на поступки частных лиц и б) на действия присутственных мест и должностных лиц.
Жалобы первого рода: а) на личные оскорбления; б) на нарушение супружеских обязанностей с просьбами жен о снабжении их видами (паспортами — А. Б.) для отдельного проживания и обеспечения их существования за счет мужей; в) на обольщение девиц; г) на неповиновение детей родителям и на злоупотребление родительской властью; д) на неблаговидные поступки родственников по делам о наследстве; е) на злоупотребление опекунов; ж) по делам о подлоге и несоблюдении форм в составлении духовных завещаний.
Жалобы второго рода преимущественно обращены были: а) на бездействие и медлительность по денежным взысканиям; б) пристрастие, медленность и упущения при производстве следствий при рассмотрении дел гражданских и уголовных, при исполнении судебных решений и приговоров; в) на оставление просьб и жалоб без разрешения со стороны начальствующих лиц.
В некоторых просьбах и жалобах заключались, кроме того, указания на злоупотребление частных лиц по взносам казенных пошлин, по порубке, по поджогу казенных лесов, по питейным откупам, по подрядам и поставкам и т. п.».
Интересно, много ли остается времени у жандармов после того, как они обязаны заниматься любой жалобой, затрагивающей входящие в этот перечень вопросы? Где уж тут выкраивать время, чтобы создавать «армию шпионов от Риги до Камчатки…».
Советский историк тридцатых годов с детской наивностью писал: «17 лет стоял Бенкендорф во главе Третьего отделения и, как это ни странно, не сумел приобрести не то что нелюбви, а даже ненависти со стороны угнетавшихся Третьим отделением».
Не означает ли это признание, что «угнетавшиеся» существовали только в мозгу почтенного ученого мужа? Реальные современники Бенкендорфа и Дуббельта относились к жандармам, можно сказать, ровноспокойно, как к неизбежной детали государственного механизма
**********************************************************************
А что до «угнетаемых»… Вот два характерных случая, не имеющих никакого отношения к политике.
Крестьяне одной из губерний надоедают властям сообщениями о том, что имде «известно подземелье, где клад зарыт». В конце концов, доходит до императора. Николай накладывает резолюцию: «Объявить доносителям, что если вздор показывают, то с ними поступлено будет, как с сумасшедшими: хотят ли на сие решиться, и если настаивать будут, то послать».
Доносителям объявляют резолюцию. Они настаивают. С ними посылают жандармского офицера. Не находят ни клада, ни подземелья. Крестьяне ноют, «что судили по преданию и приметам, сами в погребе не были, а поверили другим, и что, впрочем, подземных сокровищ без разрыв — травы открыть нельзяЦарское слово нарушать негоже, и следует новая резолюция Николая: «Так как было им обещано, что с ними поступлено будет, как с лишенными ума, то послать их на год в ближний смирительный дом».

Кто — то скажет: «Угнетение!», а лично я скажу: «Но ведь честью предупреждали, чтобы отвязались, пока не поздно, и не дурили голову занятым людям…»
Случай второй. Отставной гвардейский офицер князь Трубецкой увез в неизвестном направлении законную жену сына коммерции советника Жадимировского. Беглецов после долгих поисков отловили жандармы, беглянку вернули мужу, а князя загнали в рядовые на шесть лет.
Кто — то скажет: «Угнетение!», а я скажу: «Блядовать нужно не так демонстративно…»
****************************************************************************
А не угодно ли отрывок из воспоминаний одного очень известного человека, относящийся ко времени задолго до 1825 года?
«В числе сотоварищей моих по флигельадъютантству был Александр Христофорович Бенкендорф, и с этого времени мы были сперва довольно знакомы, а впоследствии — в тесной дружбе. Бенкендорф тогда воротился из Парижа при посольстве и, как человек мыслящий и впечатлительный, увидел, какую пользу оказывала жандармерия во Франции. Он полагал, что на честных началах, при избрании лиц честных, смышленых, введение этой отрасли соглядатаев может быть полезно и царю, и отечеству, приготовил проект о составлении этого управления и пригласил нас, многих своих товарищей, вступить в эту когорту, как он называл, добромыслящих, и меня в их числе; проект был представлен, но не утвержден. Эту мысль Ал. Хр. осуществил при восшествии на престол Николая».
Знаете, кто этот мемуарист? Декабрист Волконский! Который в свое время был с Бенкендорфом в «тесной дружбе», даже после своего осуждения высоко ценил моральные качества старого приятеля… При другом раскладе — разреши Александр Бенкендорфу учредить «когорту» — Волконский, чего доброго, мог вместо каторжного халата надеть голубой мундир…
Между прочим, с Волконским Бенкендорф в 12-м году воевал в одном партизанском отряде.
И, наконец, самое время привести полную военную биографию Бенкендорфа, взятую из «Военной энциклопедии», вышедшей в одно время со словарем Павленкова… Строго по тексту.
«Род. в 1783 г. В 1803 г., командированный в Грузию, к князю Цииианову, участвовал во взятии крепости Ганжи и делах с лезгинами. В войну 1806–1807 гг. участвовал в сражении под ПрейсишЭйлау, а затем принял участие в войне с Турцией и в сражении под Рущуком 22 июня 1811 г. во главе Чугуевского уланского полка бросился на неприятеля, обошедшего наш фланг, и опрокинул его; за этот подвиг был награжден орденом св. Георгия 4-й степени. В войну 1812–1814 гг. проявил выдающиеся качества боевого кавалерийского генерала. Командуя авангардом в отряде Винценгероде, участвовал в сражении при Велиже, а затем с 80 казаками установил связь главных наших сил с корпусом Витгенштейна и произвел смелое и искусное движение на Волоколамск, напав на неприятеля и взяв в плен более 8 тысяч человек; по обратном занятии Москвы, будучи назначен комендантом ея, он захватил 3 тыс. французов в плен и отбил 30 орудий. При преследовании французской армии до Немана состоял в отряде генераладъютанта Кутузова 8 и взял в плен более 6 тысяч человек и 3 генералов. В 1813 г. получил в командование отдельный летучий отряд, с которым в Темпельберге разбил неприятельскую партию и взял в плен 48 офицеров и 750 нижних чинов, за что был награжден орденом св. Георгия 3 степени. Принудив капитулировать город Фюрстенвальде, переправился через Эльбу у Гасельберга, взял Вербен и занял Люнебург. За трехдневное прикрытие своим отрядом корпуса графа Воронцова получил золотую с бриллиантами шпагу. В битве под Лейпцигом командовал левым крылом корпуса Винценгероде, а после нея был отправлен с отдельным отрядом в Голландию, где быстро очистил от неприятеля Утрехт и Амстердам и взял ряд крепостей и более ста орудий. По освобождении от неприятеля Голландии перешел в Бельгию, занял Лювен и Мехельн. В сражении под Краоном командовал всею кавалерией, а при СенДизье — левым крылом».
Каково? Когда Бенкендорф закончил войну в Париже, ему было всего тридцать. Вот вам классический, без всяких кавычек, герой двенадцатого года! Генерал двенадцатого года… Ни один из воевавших декабристов даже отдаленно похожим послужным списком похвастаться не может.
**************************************************************
 А ВОТ КАК ДЕКАБРИСТЫ ХРАНИЛИ ГОРДОЕ ТЕРПЕНЬЕ

Вот на одном из иркутских соляных заводов горбится под гнетом непосильного труда Оболенский: «На другой день, после свидания с начальником (за кофе и булками — А. Б.) урядник Скуратов приносит нам два казенных топора и объявляет, что мы назначены в дровосеки и что нам будет отведено место, где мы должны рубить дрова в количестве, назначенном для каждого работника по заводскому положению; это сказано было вслух, шепотом же он объявил, что мы можем ходить туда для прогулки и что наш урок будет исполнен без нашего содействия».
*************************************************
Самое интересное, что они сами потом не хотели уходить изпод земли! Потому что в руднике никак нельзя было перетрудиться. Оболенский: «Работа была нетягостна: под землею вообще довольно тепло, но нужно было согреться, я брал молот и скоро согревался». В подземной работе не было назначено никакого ручного труда (т. е. не было нормы выработкиА. Б.); мы работали, сколько хотели, и отдыхали так же; сверх того работа оканчивалась в одиннадцать часов дня, в остальное время мы пользовались полной свободой»
****************************************************
А вскоре, уже через пару месяцев, восьмерку «подземных рудокопов» перевели в Читинский острог, где началось и вовсе уж райское житье, о котором грех не рассказать подробно.
Даже автор классического, апологетического труда «Во глубине сибирских руд. Декабристы на каторге и в ссылке» А. Гессен ненароком проговорился: «Это была своеобразная тюремная вольница».
Еще бы! В Чите, по тому же Гессену, декабристы всего лишь «чистили казенные хлевы и конюшни, подметали улицы, копали рвы и канавы, строили дороги, мололи зерно на ручных мельницах». Гессен и тут по наивности своей дал полное описание:
«Но и этой работой тюремщики не очень обременяли заключенных… На место работы несли книги, газеты, шахматы, завтрак, самовары, складные стулья, ковры. Казенные рабочие везли тачки, носилки и лопаты.
Приходил офицер и спрашивал:
— Господа, пора на работу! Кто сегодня идет?
Если слишком уж многие сказывались больными и не хотели идти, он просил:
— Да прибавьтесь же, господа, еше ктонибудь! А то комендант заметит, что очень мало.
— Ну, пожалуй, и я пойду! — раздавались отдельные голоса.
Место работы превращалось в клуб. Кто читал газету, кто играл в шахматы. Солдаты, а иногда и офицеры угощались остатками завтрака декабристов. Когда вдали показывался ктонибудь из начальников, часовые вскакивали и хватали ружья с возгласом:
— Да что ж это вы, господа, не работаете?
Начальство проходило мимо, и все снова возвращалось в прежнее положение…»
******************************************************
впрочем, через год и кандалы насовсем сняли…
Но тут возникла другая проблема, классически тюремная. К некоторым приехали жены, и мужья к ним переселились — немногие счастливцы. Остальным, людям молодым, тоже, разумеется, жаждал ось утех амуровых. Вот и пришлось выходить из положения, кто как сумел…
«Еще в первом самом каземате в Чите начали с того, что стали заставлять мальчишеккаморников приносить тайно водку, поили их допьяна и завели с ними педерастию… Вдруг открывается, что два главных деятеля 14 декабря, ЩепинРостовский и Панов, находятся в гнусной связи… в Петровском каземате, когда даже тюремщик не считает нужным запирать комнаты заключенных на замок, Щепин на ночь запирает Панова, чтобы никто другой не мог воспользоваться его благосклонностью… Затем разврат начал искать всевозможных вы ходов. Под предлогом, что Барятинского, находившегося в сильной степени заражения сифилисом, нельзя лечить в общем каземате… Вольф выхлопотал ему разрешение жить в отдельном наемном домике, и как товарищам Барятинского дозволялось ходить туда к нему… то его домик сделался притоном разврата, куда водили девок… Все, кто имел средства, захотели также иметь домики. Так Александр Муравьев и Сутгоф построили домик при главном каземате, Артамон Муравьев во 2-м каземате… в 3-м каземате на крутом косогоре построил избушку и Ивашев, прикрывая настоящую цель будто бы приготовлением к побегу, чем надувал других и приятель его Басаргин, когда, в сущности, дело шло просто о том, что в этот домик очень удобно было приводить девок… Вследствие этого разврат распространился по всей Чите…»
Разврат?! А нам толковали, что ссыльные декабристы распространяли просвещение… Хорошо еще, никто в советское время не додумался уверять, будто сифилисом Барятинского заразили агентессы Третьего отделения…
Тот самый блестящий кавалергард Свистунов, что за день до восстания, прикрывшись командировкой, сбежал из Петербурга, чтобы не участвовать: «Находясь на каторге и в ссылке, ни в чем не нуждался, один из самых богатых осужденных, на каторге предавался крайним степеням разврата, был коноводом той группы, что действиями своими бросала тень на все казематское общество… деньги, которые допускались для вспоможения товарищам, употреблял на развращение невинных девушек… Он сманил одну живущую у супруги его товарища Вro (вероятно, Волконского — А. Б.) семейную девушку Александру и сумел развратить ее до того, что она продала родную сестру… Свистунов с товарищами довели бесчестность до такой степени, что, соединяя подлость с трусостью, осмеливались на случай, если откроются их дела, называть себя девкам, завлекаемым ими в каземат, именами наиболее чистых людей казематского общества…
 вот они, благородные дворяне
Те, кто смотрел «Звезду пленительного счастья», помнят, разумеется, и красиво снятый роман Ивана Анненкова с французской подданной Полиной Гебль: их играют Игорь Костолевский и очаровательная Эва Шикульска. Так красиво и романтично они барахтаются в сене под тенорок Окуджавы:
— Кавалергарда век недолог…
Означенная Полина потом ухитрилась прорваться к императору, выплакала у него позволение уехать в Сибирь и выйти замуж за государственного преступника Анненкова. Мотыль и это красиво показал. Однако в Сибири было и коечто еще, достойное камеры уже не Мотыля, а скорее «студии Терезы Орловски».
«Большая часть арестантов Петровского острога были холосты, все люди молодые, в которых пылала кровь, требуя женщин. Жены долго думали, как помочь этому горю. Анненкова наняла здоровую девку, подкупила водовоза, который поставлял воду в острог, подкупила часовых. Под вечер девку посадили в пустую бочку, часовой растворил ворота острога, и, выпущенная во двор, проведена была часовым в арестантские комнаты. Голодные декабристы, до 30 человек, натешились и едва не уморили девку. Тем же порядком на следующее утро девку вывезли из острога. Анненковой и после этого несколько раз удалось повторить ту же проделку. Быть может, об этом знали или догадывались начальники, но смотрели сквозь пальцы. Сколько было благодарностей от арестантов!»
Замечу сразу: в адрес самой Полины ГебльАнненковой я не скажу ни единого худого слова и другому не позволю. Все, что нам известно, позволяет с уверенностью сказать: чувства там были неподдельные. История Анненкова и Полины — чуть ли не единственный понастоящему красивый и чистый эпизод декабристской «эпопеи». И, кроме того, чисто помужски я ей аплодирую: посылать в каземат собственному мужу «здоровую девку» в водовозной бочке — подвиг нешуточный. Образцовая супруга, мне б такую…
Меня, даже вспомнив иные юношеские проказы, поташнивает от другой детали — одна девка и тридцать клиентов. Простите, в конце концов, есть пределы… Какое быдло!
Но Полина — вне конкуренции, честно… Аплодирую и восхищаюсь без притворства! Начальную бы буковку от французской фамилии ей еще убрать…
Ну как? Заинтересовались? Я понимаю, что читать книги для многих сейчас непосильный труд, Но что бы прочесть эту книгу не нужно даже отрываться от компа, просто пройдите по ссылке.А Бушкова некоторые считают не историком, а потому не стоящим внимания. Но никто не сможет отрицать того факта что здесь нет ни малейшего вымысла.Библиография книги насчитывает 180 источников. Вы столько за всю жизнь не прочтётё

Общий тираж книг этого писателя приближается к 20 млн. экземпляров. Наиболее любимые им жанры – фэнтези, научная фантастика, детектив, боевик и даже ужасы. Кроме того, Александр Александрович Бушков известен как исторический публицист. Ему посвящена статья в книге «100 знаменитых красноярцев».
Родился Бушков 57 лет назад в сибирском городе Минусинск. За его плечами – только среднее образование: как признается сам писатель, и школьные годы дались ему нелегко. Впрочем, отсутствие диплома об окончании высшей школы он компенсирует тем, что стремится к самообразованию и читает просто огромное количество книг.
Тяга к писательству открылась в Александре Бушкове еще в юношестве. В 25 лет он опубликовал первую повесть, в 30 – издал дебютную книгу, которую озаглавил «Стоять в огне». Тогда же он переезжает в Красноярск.
Однако колоссальную популярность Александр Бушков приобрел лишь в середине 90-х, выпустив в свет две книги: «Рыцарь из ниоткуда» и «Летающие острова». Их главный герой – майор ВДВ Станислав Сварог – чрезвычайно полюбился российским читателям.
Одна из книг Александра Бушкова – «Охота на пиранью» была экранизирована. Одноименный фильм стал и первой сценарной работой сибирского писателя.
Бушков объединяет написанные им книги в своеобразные циклы. Наиболее известны и любимы читателями книги Шантарского цикла, циклов «Приключения Алексея Бестужева», «Бешеная» и, конечно, «Сварог». Многие книги из них выдержали даже не один десяток переизданий. Их нетрудно найти и в книжном магазине, и в библиотеке. Всего, по данным на 2012 год, автор написал порядка 70 романов, несколько десятков повестей и рассказов, ряд статей.
Бушков известен своим альтернативным взглядом на историческую науку. Подтверждение тому – несколько произведений, объединенных под общим заглавием «Россия, которой не было» и серия «Загадки истории», в которой публикуются авторы, схожие по взглядам с ее основателем. К примеру, он негативно относится к эпохам правления Петра I и Николая II. Известен Бушков и своей негативной позицией по отношению к теории Дарвина. Впрочем, несмотря на его довольно противоречивую по некоторым вопросам позицию, очевидно, что этот писатель представляет собой нечто самобытное и запоминающееся.