Триста майданцев
В Киеве в эти чудные дни найдена древнерусская летопись о великом майданском стоянии 1013 года. В целях удобства чтения она частично была переведена на современный язык. Таким образом, человечеству открылись новые неизвестные страницы истории.
«Не хочу я, подобно Валерию Бебику, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Осадчуку, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Мирославу Поповичу, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне майданцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло».
Так начинает свой рассказ летописец, и затем, сказав несколько слов в похвалу своей скромности, продолжает…
… Был, говорит он, в древности народ, майданцами именуемый. В далеких и высоких горах Карпатских с давних времен жило племя майданцев. Предками ж самих майданцев были древние укры, от коих все человечество есмь пошло.
С детских лет воспитывали майданцы себя . И больше ничего делать не умели. Всех других – евреев, поляков, русских, цыган и другие народы майданцы сбрасывали в пропасть, резали, топили в колодцах и сжигали живьем. В основном они занимались этим тогда, когда с запада по дороге на восток через их земли проходили мощные тевтоны, которым они верно служили.
Причем сами тевтоны иногда ужасались тому, что творили майданцы и даже нестрого пеняли их в этом.
А когда соседи с востока погнали тевтонов назад на запад, майданцы те храбро залезли в схроны, где сидели та й думу думали. Боялися они ярка солнышка, потому и сидели.
Все эти лишения привели к тому, что в рядах майданцев выросли три их великих вождя -- Яйцедум, Бикувглаз та Клыковух.А князь великий киевский славен был тем, что колебался.
То его, значица, на запад несло, то на восток поворачивало.
И вот, когда в очередной раз его с запада на восток повернуло, майданцев сильно сие возмутило, потому как уж очень им в сторону закатную хотелося, да так, что решили они в конце ноября 1013 от Рождества Христова года сделать вид, что решили дать князю великое сражение. И делали они вид ишо, что хотят освободить бывыю княгиню Юлю, которая все эти годы долгие годы томилась в заточении в крепости. Хитрый такой у них замысле был, -- невозмутимо отмечает летописец.
И вышли майданцы, прижмурлись от яркого солнышка, коего они не видели многие лета, почесалися, и пошли приступом на древний Киев. И сдался им добрый Киев. И заняли они в нем главную площадь – Майдан.
Собрались майданцы да стали думу думати, что делать дальше. Ничего не придумав, начали песни орати, ногами пинати да блокувати все, что можно и что нельзя.
А в высокой башне крепостной горько плакала голодная Юля.
В это же время вожди майданские – Яйцедум, Бикувглаз та Клыковух, и примкнувший к ним вельми хоробрий Луценяка дуже рішуче выступали с Майдана, призывая свергнуть ненавистного им князя киевского. Их поддерживала огнепоклонница дева Руслания, ежемоментно призывавшая сама себя поджечь.
После слов таких племя майданское кинулось в страхе от помыслов русланских занимать хоромы княжеские киевские, чтоб укрыться от евойного русланского огня.
Но путь им тут киевская дружина из племени беркутов преградила.
И взяли майданцы машину стенобитную заморскую, которая «бульдозер» называлася, да с воплями дикими и гиканьем поперли на дружину. И пытались майданцы долго ту дружину камнями да цепями с места сдвинуть . И долго та дружина терпела майданское унижение, терпела да вытерпела, и двинула сама на майданцев.
Майданцы ж тут храбро побежали назад. Многие из них искусно падали, а когда дружина мимо пробегала, поднимались и произносили ей вслед разные непотребные слова. Дружину ж сие сильно возмущало, и она пинала майданцев, нежно произнося: «Пошто ругаетесь, ироды?»
Майданцы ж в ответ упорно молчали.
А князя киевского великого в сей момент опять на запад повернуло, и он свою дружину в применении булав обвинил. Дружина ж в сильном недоумении обиду сильную возымела на князя и цельных несколько суток в стоянии стояла.
А в высокой башне крепостной горько плакала голодная Юля.
А тут князя опять на восток повернуло, и отправился он далеко туда в княжество Чинское червонцы просить, потому как от постоянного майданья княжья казна оскудела донельзя.
Добрые ж киевляне от сего майданья сильно терпели, и зрело народное недовольство, что выражалося в разных словах,самым употребимым из коих было «Задолбати побивахом своим майданьем!»
На западе ж в западных княжествах майданью сему сильно сочувствовали.
Ой, как у Варшаве на высокой крепостной стене возопил воевода тот Сикорский…
Ой, как у Стокгольме взывал к богам языческим Одину и Тору ихний толмач Бильдт…
Ой, как у Брюселе князья ихние Ромпёй, Баррозу и прочие шведы возрыдали, длани свои к своду небесному взымая…
Ой, а за морем-окияном, особо расстаралися дивы Виктошка Нуланд и Кондолизка Райс, призывая князя киевского смириться с майданьем и обернуться к западу лицом, а к востоку задом…
И возопили они от того, - пишет летописец от себя, -- шта лишилися дев и юношей киевских, которых желали завлечь в грех содомський…
А в высокой башне крепостной горько плакала голодная Юля.
Тевтоны ж вели себя в ожиданье, потому как на восток им не слишком хотелося.
Не простили князю други западные того, шта засомневался он в чувствах их сердешных, и вельми сильно возобиделися, -- с горечью отмечает летописец, видимо, не соглашаясь с князем. (- От пер.)
А майданцы ж в граде славном стольном Киеве статую рушили, лаптем щи хлебали, баррикаду из соломы строили, на земле голой спали, естества свои справляли, дорогу перегораживали, щуку в сите варили, солнышко мешками ловили и занималися другими полезными делами.
Но тут князь киевский сильно задумался, потому как ему пенять стали киевляне и другие города княжеские , шта, дескать, ты, князь, сие непотребство майданье терпишь? И шта ты нас, в зиму холодную, голодными пускаш? И вспомнил князь судьбу князей ливийского, иракского, сербського та многих других, що на запад дивилися, та нічого, крім позору та смерті для себе та своїх людей -- чоловіків, жінок та малят не побачили…
И повинился князь перед своею дружиной и направил ея на майданье. И вышли навстречу дружине 300 славных майданцев. Вышли оттого, что простые они вельми были,-- с сочувствием отмечает летописец (- От пер.)
А вожди майданские Яйцедум, Бикувглаз та Клыковух , и примкнувший к ним Луценяка храбро сзади стоячи, подзуживали майданцев биться с дружиною . Но майданцы те биться не возжелали.
А в высокой башне крепостной горько плакала голодная Юля.
Яйцеедум всем возвещал, что его хоромы дружина заняла и горько от сего рыдал. Оточують, -- гірко стенав він, - о-оточують, іроди… И призывал не расходиться.
Бикувглаз обвинял во всем племя злое, на далеком севере проживающее. Они-де уже в славный град Киев сирыми волками проникли…
Клыковух же все на Кондолизку Райс да на отставного грузинского прапорщика надеялся, что славен был героическим жеваньем галстуха свово.
А примкнувший к ним Луценяка мовчав.
И стояли триста майданцев стеною как камыш в бурю.
Да тут вельми сильный снег пошел, и встал славный стольный град Киев одним Большим Колом.
И сильно киевляне удивлялися, чому ж его не чистит нихто. И призывали майданцев бросить майданить, и идти снег убирати. Но те храбро отказывалися и стояли, порешив-де, нехай даже солнце не взойдет на том клятом востоке, а работати все одно не будем, покудова не отмайданим…
И долго они так стояли. На том и закончилося велико ихнее майданье.
Вожди ж майданские и примкнувший к ним Луценяка мерзли, и слова у них кончилися.
Долго они их искали, но найти не могли, потому как не знали, где искать.
А в высокой башне крепостной горько плакала голодная Юля.
Комментарии