«Ленин жив»

Памятник Ленину на Украине повалили неправильно. Сейчас объясню, почему.

Как правильно валить памятники? Место, где установлен памятник, огораживается скучным забором с табличками типа “Ведутся работы”. За забор утром заходят скучные люди в рабочих комбинезонах и целый день что-то там колотят, копают, пилят. Скучный технологический транспорт вывозит скучный мусор. Через несколько дней или недель забор убирают, а на месте памятника – симпатичный скверик с фонтаном или ещё какой-нибудь фигнёй. Или какая-нибудь нейтральная городская скульптура. Или вообще магазин. Какая-нибудь жёлтая и какая-нибудь красная газетки замечают, что памятника не стало, пишут об этом, но в первой эта новость тонет среди новостей о том, как очередная звезда вышла на сцену без трусов, а вторую просто никто не читает. Ну, пара блогеров тоже что-нибудь пишут, у них в каментах разгорается тематический тредик, быстро переходящий в спор о феминизме, тюленях, биоалармизме, криптоколониях Англии и о том, кто из участников обсуждения больший мудак. И всё.

Почему памятник можно свалить? Да хоть почему. Просто так. Надоел. Хотим тут что-нибудь новенькое. Клумбу.

Это нормально.

А вот так, как сейчас делают на Украине – когда памятник валит возбуждённая толпа, когда упавший памятник прямо тут на месте бьют кувалдами, когда участники сноса очевидно вкладывают в это всё некий символический смысл – ненормально.

Такой снос памятника – хуже, чем его установка. Установка памятника – акт сакрализации некой личности, неких событий. Снос возбуждённой толпой, да ещё и с участием костюмированных персонажей, носящих свои клоунские костюмы со звериной серьёзностью, – акт ещё большей сакрализации тех же событий и тех же личностей.

Подумайте. Установка памятника, как правило, акт государства, которое хочет кого-то и/или нечто сакрализовать. Окружающим же может быть и пофиг. Ну, стоит какой-то болван, да и ладно. А вот если толпы по собственному побуждению валят к памятнику с цветами или с тросами и кувалдами – есть, сакрализация удалась, сакральность запечатлённой в памятнике фигуры стала фактом массовой культуры и в момент, когда массы у памятника вились, усилилась. И совершенно всё равно, с каким номинальным знаком навешиваются на железного болвана символические смыслы, совершенно не имеет значения, с цветами прёт к памятнику толпа или с кувалдами. Означает это ровно одно: погружение дальше во тьму. Особенно когда эти люди ещё и сами себя украшают ритуальными одеяниями – пионерскими галстуками, священническими одеждами и т.п.

На фигуры, которые вам безразличны, вы не станете кидаться ни с цветами, ни с тросами. Так поступают только с идолами. Но подлинное место идола ведь не постамент. Идол не на площади, не в бронзе, не в мраморе. Идол – в голове того, кто идёт к каменной фигуре с цветами или молотком. От людей, у которых в голове идолы, не приходится ожидать рассудочного поведения. И это грустно.