Малороссия против Украины

На модерации Отложенный

«Счастлив, кто посетил сей мир

В его минуты роковые…» 

Бывают в истории уникальные моменты, когда за считанные дни народ проходит больший путь, чем за предыдущие годы и десятилетия. Именно такой момент переживает сейчас Украина. Десятки тысяч – на манифестации в Киеве 24 ноября. Сотни тысяч – всего через неделю, в том же Киеве. Выйдя на Крещатик, люди просто не верили своим глазам: как же, оказывается, нас много!!!

Лента Фейсбука напоминает сводки с фронтов, причем со многих одновременно. Из Крыма на киевский Майдан едут татары. Из Закарпатья – 500 человек, которые только что мирно «смели» на своем пути наряд ГАИ. В Василькове местные жители героически пытаются блокировать колонну «Беркута». В Киеве автомобилисты блокируют базу того же «Беркута» (и это уже после открытия первых уголовных дел за блокирование машинами Кабмина!). Студенты КНУ, после двухчасовых переговоров, выбивают у первого заместителя министра образования приказ о запрете преследований студентов за участие в акциях протеста. Киевский Майдан обрастает «филиалами»: у судов, у прокуратуры, у МВД…

Конечно, власть ожесточенно сопротивляется. Работает «Беркут». Работают старательные следователи и послушные судьи. Работают «титушки». Но протестующих привычно «выбивают» единицами – а в это время в общий поток сопротивления вливаются десятки и сотни, причем совершенно независимо друг от друга.

Объединяет не вождь и не единый «командный центр». Объединяет идея.

Здоровый (а часто и нездоровый) скепсис украинцев в отношении трех лидеров парламентской оппозиции, кажется, сослужил нам великолепную службу: он радикально излечил нас от «вождизма» и приучил в борьбе за наше общее будущее полагаться прежде всего на собственные силы.

Произошло чудо: протест радикальным образом децентрализовался. Революция обернулась гидрой: отсекаешь ей голову – вырастает десяток новых!

Что же произошло?

Всякая власть, сознательно или бессознательно, поддерживает или внедряет своими действиями какой-то культурный «проект». Формируя и структурируя политическое пространство, она делает это по каким-то осознанным или неосознанным ею принципам, у которых всегда есть четкая культурологическая «прописка».

Какова культурологическая «прописка» донецкой власти?

Она – плоть от плоти Донбасса, со всей его исторически сложившейся уникальностью.

Донбасс – земля приезжих, мигрантов, нашедших между собой общий русский язык.

Именно поэтому жители Донбасса, при всем присущем им стихийном изоляционизме, в принципе не могут стать зародышем особой «донбасянской» нации. У курдов, басков, сицилийцев есть вросшая в землю этническая самобытность. Тут – нет. Весь этнический материал сугубо вторичен и имеет внешние Донбассу культурные корни. В первую очередь, естественно, русские.

Понятно, что здесь хорошо приживается «интернационализм», и, соответственно, существует глубокое, интуитивное недоверие ко всякого рода «национализму».

Проекту «украинской нации» (как бы ни сочетались в нем «этнические» и «политические» составляющие) донецкие идеологи – насколько вообще можно так говорить применительно к Партии регионов – противопоставили проект Украины как «мини-СССР». Нет «украинской нации» – есть «многонациональный украинский народ». Отсюда ритуальные танцы вокруг прав «национальных меньшинств», понятых здесь, не в пример Европе, не как этнические меньшинства в рамках единой нации, а как особые «национальности» в рамках соборного украино-русского народа (в идеале – с закрепленным в Конституции двуязычием).

Но ведь «мини-СССР» – это не что иное, как «мини-Российская империя»!

Действительно, Донбасс – это как бы маленькая Россия, волею исторических судеб оказавшаяся за пределами России. В точном смысле слова: мало-Россия.

Как и в большой России, здесь после распада СССР появились свои «олигархи». Однако, в отличие от большой России, серьезную конкуренцию им не составили ни местные «органы», ни старые, прошедшие цековскую школу, кремлевские аппаратчики.

Поэтому в Донбассе, а затем и в Украине в целом, местным ФПГ удалось реализовать тот самый сценарий, за попытку продвижения которого в России сидит Ходорковский: целая страна под контролем группы нуворишей, с «карманным» большинством в парламенте и лишь отчасти независимым от них государственным аппаратом.

С поправкой на этот контроль нуворишей, модель Украины под властью «донецких» оказалась естественной вариацией на тему традиционной модели российской государственности.

«В России две напасти: внизу — власть тьмы, а наверху — тьма власти» – писал когда-то Гиляровский.

Казалось бы, все традиционно и логично: есть сверхбогатая верхушка, эксплуатирующая в свою пользу природу и индустрию целой страны, и есть остальное население, которое как-то приспособилось к существующей власти и, в своей рыхлости, не оказывает ей сколько-нибудь заметного политического сопротивления. Дело не в том, что это население недостаточно образованно. Просто для организованного сопротивления власти – такого, какое постоянно, теперь уже почти исключительно в мирных формах, оказывают своим властям граждане стран Западного мира – нужно иметь основу для единения, не укорененную в этой самой власти.

Как это возможно в России, сколоченной как целое исключительно усилиями российского государства?

Вот что в действительности порождает тупиковый характер столичного гражданского протеста в современном российском обществе. За что ни борись, в результате получается либо все та же «единая и великая Россия» (в россыпи альтернативных версий от Лимонова до Навального), либо... не получается вообще ничего (в худшем случае получается распад России, т.е. третий этап демонтажа Российской империи, к чему на сегодня, кажется, не готовы ни Россия, ни весь остальной мир).

Но «единая и великая Россия» – это и так уже набившая оскомину привилегия власти.

А что же в Украине?

В Украине – вернее, в значительной ее части – оказалась жива, и в нужный момент проснулась, традиция единения ее жителей вне и помимо каких бы то ни было властных структур. Так, как объединялись в свое время запорожские казаки; а потом махновцы и еще десятки самодеятельных «загонов» поменьше; а потом ОУНовцы, бульбовцы и опять же десятки самодеятельных «загонов» поменьше.

Этого «донецкая власть» не учла. В кровавых разборках девяностых, даже самым изощренным их участникам – которые, в конце концов, и вышли из них победителями (читай: живыми и при деньгах) – в культурном плане было значительно проще, потому что борьба велась в сугубо гомогенном (донбасском) культурном пространстве. На горизонте маячили лишь завязанные на советском ВПК «днепропетровские» и «харьковские», ментальные отличия которых чувствовались и порой серьезно раздражали, но непреодолимого культурного разрыва все-таки не создавали.

Проблемы подспудно начались на всеукраинском уровне, выйдя на который «донецкая власть», вопреки всем предупреждениям ее предшественников, глубоко и прочно забыла, что «Украина – не Россия». Проект этой власти, повторюсь, состоял именно в том, что Украина – такая же Россия, только автономная и в более скромных географических масштабах.

Как оказалось, это был первый серьезный «прокол».

Второй «прокол» возник тогда, когда «донецкая власть», с той же ментальностью и по-прежнему абсолютно не чувствуя культурных различий, врезалась теперь уже в мировую политику.

Ну не учили этих людей «мультикультурализму», не учили. Борьбе за выживание – да; контролю финансов и производственных фондов – да; приватизации силовых структур (с сохранением за ними государственного статуса, или без такового) – ну еще бы. А вот с «мультикультурализмом» не сложилось. Или, точнее, люди сложились без него – и за много лет до того, как он им реально и остро понадобился.

А как без мультикультурализма в современном мире?

Первыми этот культурный неадекват ощутили и раздраженно констатировали европейские дипломаты (как оказалось, американские тоже, хотя последние высказывались не столь публично).

А когда на международном уровне после Вильнюса возникла всем очевидная трещина, проблемы культурного характера всплыли теперь уже и внутри страны – казалось бы, стиснутой и зажатой под почти абсолютным властным контролем «донецких».

Люди вспомнили, что вне и помимо этой власти у них есть достаточно много общего. Более того, радость общения стократно усилилась именно потому, что единение происходило и происходит вне и помимо этой тяжелой, удушающей, откровенно презирающей свой народ власти.

Мы – украинцы. Мы хотим в Европу. Хотим быть ее частью.

Казалось бы, проще некуда.

Но то, что люди могут сами чего-то хотеть (кроме, конечно, «хлеба и зрелищ»); и хотеть не поодиночке, а сообща; и сообща же действовать, защищая свою общую волю и свой общий выбор – этого «донецкая власть» вместить в свою картину мира не могла. Да и сейчас не может. Кстати, многие жители Донбасса тоже – отсюда популярный до сих пор миф про сугубо американские корни «помаранчевой революции». В ментальности и донецких политиков, и значительной части донецких интеллектуалов, народ может объединяться и действовать сообща только по указке «сверху». Не из Москвы, так из Донецка; не из Донецка, так из Вашингтона.

Чем закончится нынешнее противостояние, перерастет ли движение самоорганизующихся масс в настоящую народную революцию – увидим в самые ближайшие дни.

Однако в любом случае «донецкая власть» как власть украинская уже обречена. Обречена не экономически (или не только экономически; об этом пусть судят экономисты), а культурологически. С крепнущей на глазах украинской нацией этой власти не совладать.

Значит ли это, что в ближайшем будущем неизбежен раскол Украины на национальный «центро-запад» и еще более скромный, чем в теперешнем донецком «проекте», зато уже чисто малороссийский «востоко-юг»?

В культурологической перспективе, такой раскол вполне реален, но не неизбежен. Хотя для преодоления этой опасности необходима культурная политика принципиально иного типа. Такая, какой еще не видела Украина, а во многом не видела и Европа.

В гетерогенном культурном пространстве – каким на сегодня безусловно является Украина как целое – можно жить только по законам осознанной «многоукладности». Или – если угодно – по отработанным правилам «перевода» с языка одной ментальности на язык другой.

Только в этом случае национальный «центро-запад» не поднимется, как сейчас, стеной против принудительно насаждаемого «интернационализма по-русски», а донецкие «интернационалисты» не будут с глухим раздражением отталкивать от себя украинских «националистов».

Не забудем и о многоукладности чисто экономического свойства: в стране, где громадные заводы, требующие жестко централизованного управления «веберовского» типа, сочетаются с преуспевающими на мировом рынке IT-компаниями, нужна такая же гибкость перехода с одного управленческого «языка» на другой (применительно к различным секторам экономики), что и в описанном выше культурном измерении.

Выстроить такой культурный проект сложно, но можно. Во всяком случае, именно от успеха или неуспеха его построения будет зависеть само выживание украинского государства в его нынешних территориальных границах.

Это и будет самая трудная внутриполитическая проблема, которую придется решать новой украинской власти. 



Алексей ПАНИЧ, доктор философских наук, ведущий научный сотрудник НИО «Дух и Литера»