Лемик

...Вспомните осень 33-го. А для Львова осень — самая красивая пора. Мостовая покрыта золотом, из кофеен, двери которых еще притворены не наглухо (потому что морозы еще не наступили), пахнет кофе. На дамах симпатичные шляпки, которые кокетливо наклоняются, когда навстречу идет красивый, стройный парень. А ты именно такой — «высокий, крепко сложенный блондин, с синими, немного косыми глазами, с очень симпатичным лицом, умный, искренний, откровенный, прямой...» (Так вспоминает в своих мемуарах «Боевые друзья» Владимир Макар.) Вообразите такое хотя бы на минуту и почувствуете, как напрягутся ваши мышцы, и глаза немного щурятся от полноты жизни и понимания того, что судьба может подарить множество счастливых, просто божественных минут!

Николаю Лемику было лишь 18, когда Организация Украинских Националистов в западной Украине приняла решение заставить обратить внимание мировой общественности на Голодомор в Украине. На совещании ОУН решили совершить атентат на чиновника Москвы — советского консула во Львове. Заявили о своем желании осуществить приговор с десяток молодых членов ОУН. Но речь шла не просто об отважном боевике. Это должен был быть интеллигентный мужчина, с крепкими нервами, потому что задача ставилась не только выполнить приговор, но и уберечь себя от энкаведистов, охранников в консулате, сдаться в руки польской полиции. А самое важное — достойно держаться во время судебного процесса, который должен освещаться мировыми средствами массовой информации.

Летом 33- го во Львове был создан Украинский общественный комитет спасения Украины, в воззвании которого «Бийте у великий дзвін на тривогу» читаем: «...Украинский народ! Где бы ты не жил за пределами Великой Украины, в Галичине, за океаном в Америке, на Волыни и Холмщине, в далекой Австрии, на Буковине и Бессарабии, в Китае, на Закарпатье, в эмиграции в Европе или в горячей Африке, — нигде ты не можешь спокойно смотреть на огромное горе и муки твоих порабощенных и истязаемых голодом братьев... Закончилось твое терпение. Молчать дальше нельзя. Везде, где бьется украинское сердце, нужно не только протестовать против всех коммунистических насилий, но и разбудить совесть целого человечества, поставить на ноги весь мир, чтобы он обратил внимание на твое положение и пришел тебе на помощь.» («Дело», 14 августа 1933 года)

Большим разочарованием для галичан стало возвращение поезда с хлебом, который они собрали на благотворительных основах. Вагоны постояли около границы и двинулись назад... И все-таки движение солидарности и протеста стало действительно международным. Как было задумано, волна протестных акций галичан и украинцев в других государствах мира должна была достичь своей вершины 29 октября, когда коммуникатом Украинского общественного комитета спасения Украины при поддержке Украинской греко- католической церкви был провозглашен День национального траура и протеста. В этот день предусматривалось «День национального траура 29 октября... провести в посту, а по церквам, на собраниях, на сходках и на вечах организовать добровольные пожертвования на организацию акции помощи.» («Дело», 15 октября)

А на 21 октября был назначен атентат. Операцию, которая должна состояться в советском консульстве, тщательно готовил боевой референт Краевой Экзекутивы ОУН Роман Шухевич. По его поручению художник Роман Сенькив посещал консульство на улице Набиляка, 22 (теперь ул. И. Котляревского, 27) и составил точный план дома, расписание работы учреждения и нарисовал портрет консула Голубова.

Еще в начале октября Николай встретился в Лычаковском парке, который тогда назывался парк Бартоша-Гловацкого, со Степаном Бандерой. Они разговаривали несколько часов — о политической ситуации, голоде в Украине. Бандера проинструктировал юношу, как вести себя на суде, как следует подробно излагать мотивы своего поступка. Что важно — можно позволить полиции арестовать себя, однако нужно не допустить, чтобы охрана консульства, которая состояла из энкаведистов, применила оружие против него, чтобы потом не представили это как самый обычный и очередной террористический акт...

Николай понимал, что атентатника может ожидать смертный приговор. Когда накануне его спросили: есть ли у тебя какие-то пожелания, он попросил купить ему новые сапоги. «Если застрелят и буду лежать, то будет бросаться в глаза моя старая обувь. Не хочется, чтобы враги смеялись». И ему купили новые носки и новые сапоги...

Утром 21 октября Николай вышел из гостиницы, зашел в церковь, помолился и ровно в 11.30 остановился возле советского консульства. Дальше он действовал по глубоко разработанному плану. Звонок в дверь. Короткий разговор с дежурным. На вопросы: «Зачем вам нужен консул?», ответил: «Для выезда в Советскую Украину». В книге посетителей также вписывается под фамилией «Дубенко». Вот в приемной появляется секретарь Джугай: «Кто к товарищу консулу — пожалуйста». Лемик, не ожидая ответа, решительно направляется к дверям кабинета. Зайдя внутрь, Николай ловит себя на мысли, что консул не похож на портрет, нарисованный художником Сеньковым, но времени на размышления нет.

— Я хотел бы говорить с господином консулом.

— Пожалуйста, говорите, я — консул.

— Хочу выехать в Украину, в Киев, на обучение.

— У вас там есть родственники?

— Да, у меня там сестра.

— Есть ли у вас письма от нее? Пожалуйста, покажите.

Это были последние слова «консула» (потому что в действительности это был человек, который заменил консула). Вместо писем Лемик вытянул из кармана заряженный «Оргис» и со словами «Это тебе от Организации Украинских Националистов — за муки и смерть наших братьев и сестер, за голод в Украине, за все издевательства...» одним выстрелом исполнил приговор.

А в приемной уже началась паническая суета. Лемик не стал ждать, когда внутренняя охрана расправится с ним. Выкриком «Всем на пол!» взял «под прицел» двух подозрительных молодых людей. 

Интересно, что звуки выстрелов, которые услышал настоящий консул Голубов, загнали его под кровать, откуда «счастливца» вытянула потом полиция. Входные двери заблокировали. Польская полиция добиралась к середине помещения через крышу соседней виллы. По ее требованию Николай положил револьвер на пол, его вывели на улицу и втолкнули в автомобиль.

Суд начался очень быстро, уже 30 октября 1933 года. Защищали Лемика известные львовские адвокаты д-р Степан Шухевич и Владимир Старосольский. Во время перерыва Шухевич подошел к Николаю и тихо сказал: «Вы убили другого человека — Майлова, в сто раз худшего, чем Голубов. Это был специальный представитель Сталина, который контролировал дипломатические и консульские советские представительства в Польше. Вы сделали приятную неожиданность товарищу Сталину...»