ПРИЗРАК ИЛИ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ДУШ.

ПРИЗРАК ИЛИ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ДУШ.  

   Неискушенные в мистике не верят в существование  призраков и переселение душ. Говорят: чистой воды выдумка. А я утверждаю, что  и призраки, и переселение душ существуют, и по этому поводу имею веские доказательства. Своими глазами видел и разговаривал с призраком.

   На третьем году службы в сержантской школе  направили меня, был я в то время старшим сержантом, в Москву: поступать в ВШ КГБ (Высшую школу КГБ).

   Москва – столица! Блеск, а не какой-то занюханный провинциальный городок. Нельзя же в сердце державы приехать непарадным. Иностранцы  увидят, окуляры наставят, а потом   тиснут  в газетках, да ещё подпишут: вот, смотрите, какой советский солдат: замыга, неряха и пугало. Подорвут общественное мнение, выставят на показ, опозорят нашу славную… Начнут в глаза тыкать, а некоторые наши по слабости глаз ещё и подомнутся.

   Забеспокоился я. Думаю: выкусите господа – иностранцы,  потыркать  языками я вам не дам. Увидите, какие бывают настоящие советские солдаты.

   Купил у старшины роты хромовые сапожки, начистил до блеска, кирзачи старшине оставил, чтобы новобранцы по их виду задумались, что за службы их ждёт.  Подшил белый воротничок на гимнастёрку, а сверху целлофан положил.

   Если целлофан от пота потемнеет, то взял мокрый платочек протёр и порядок: чисто. Погончики тоже в целлофанчик «одел», чтобы  лычки сверкали, бляху мелом и бархоткой  выдраил, как зеркало. Смотри в неё и брейся. Пилоточку чёртом на голову. Словом, обнарядился и проутюжил себя, чтобы не складочки, ни морщинки не было, чтоб никакой зацепочки, чтобы обломились на мне  забугорские недоделки.

   Сижу на лавочке  на Киевском вокзале и жду посадки на поезд «Киев – Москва». Ногу за ногу забросил. Хромовыми сапожками блеск выдаю.

   Вдруг слышу.

- Товарищ старший сержант ко мне.

   Я, как положено, вскочил,  крутанулся.

   Военный патруль. Майор: коротконогий, с приплюснутой головой к плечам, так что и шеи у него как бы не было, и двое мелковатых  рядовых с кошачьими глазами, как бы мышь – солдатскую без увольнительной на губу прицарапать. Сверлят меня глазами.

   Я по Уставу отчеканил шаг, как на кремлевском параде, ноги чуть  не за уши закладывал и в стойку перед майором.

   Застолбился возле него. Похвалы жду и за выправку,  и за строевую подготовку. Обошел майор вокруг меня и со спины, и с лица, и с боков, а я думаю: любуется, гордость за солдата берёт, а потом…

- Документики.

    Я в карман и про себя: нате, там полный порядок, хрен прицепишься.

   Просмотрел он  документики, а потом и говорит.

- Одного документика не хватает.

- Никак нет, товарищ майор, -  командирским голосом отвечаю я, - в штабе дивизии выписывали. Полковник. Начальник штаба гвардейской  дивизии имени…

   Обрезал он меня на имени.

- Ну, это он там и полковник, и начальник штаба. А тут…

   Даёт понять, что на вокзале он  выше даже генерала.

   Я вначале хотел было спорить, да во время спохватился. Понял, что с «вокзальным генералом» свечку я не выбью.

-  А какого документика не хватает?

   Майор пощупал мой зацеллофанированный воротничок,  потом погоны и уставился на хромовые в гармошку сапожки.

- А вот на них у тебя документика и нет. -  И так своими хромовыми мои хромовые подсекает. -  По Уставу, что тебе положено? Кирзовые сапоги, а ты хромовые напялил.  Хром для офицеров, а  для солдат, сержантов и старшин кирза. На губу.

   А что значит на губу? Это же я до сердца державы доеду, когда все экзамены сдадут. Меня же не будут ждать, пока я с губы вытряхнусь.

   Я в объяснения: еду поступать, нельзя на губу, майор кивает, как бы соглашается, а потом в ответ.

- По Уставу на губу.

   И на хром, и целлофан давит. Прилип к ним.

   Потолкался я словами, да кроме слов: не положено по Уставу -  ничего из майора не выбил.

   Чую, что зависла моя Вышка и вот, вот рухнет.

   Выпросил я у него часок на переодевание по Уставу. Оставил документики  и мотнулся на Владимировку в киевское КГБ. Впопыхах нарядили меня в  обмундирование   вдвое больше по размеру.

   Повертелся  я перед зеркалом. Мать твою. Обвисло всё. Утонул я. Одна пилотка со звёздочкой проглядывает.  Весь в складках и нарезках. И кирзачи хлюпают, хотя я на каждую ногу по три портянки намотал.

   Примчался на вокзал. Когда из такси выскакивал,  сапоги  с ног чуть не слетели.

   Влетел на перрон, малость толпу напугал, а как тут не напугать, я же на надувной мешок похож был, из которого одна пилотка со звёздочкой торчала, и к майору.

- Вот теперь по Уставу, - сказал он,  наезжая своим хромачом на мой кирзач.  –  Даже сам на верху… Понимаешь.  А то нарядился в хром и целлофан. А для сержанта хром и целлофан по  Уставу не предусмотрены. Понимаешь?

- Так это, - загибающимся голосом отвечаю я, -  висит всё, товарищ майор. В сердце державы еду.

   Намекал, что державное сердце от такого моего вида даже разорваться может, и подрыв славной могу сделать, а в ответ: хром и целлофан  по Уставу не положено.

   Загрузился я в вагон и почти сутки в туалете прятался, чтоб пассажиров не напрягать. А приехав в Москву, пробрался за спинами   в туалет на Белорусском вокзале и просидел в нём до вечера. А вечерком вышел и пёхом по шпалам, да по шпалам до самого сборного пункта в Голицыно.

   Раньше в электричках  туалетов - то  не было.

   Вот так. Переселилась  душа  унтер – офицера Пришибеева, а вы говорите…