расследование Соколова

расследование Соколова

<dl class="vcard author"></dl>

http://tsar-sbornik.narod.ru/Biblioteka/Tsari/Ioan_Grozniy/Log/Log.html 

из книги Татьяны Мироновой

Соколов прекрасно знал, что именно великий князь Николай Николаевич отказался взять на хранение следственное дело об убийстве Царской Семьи у французского генерала Жанена, перевезшего его из Китая в Европу для передачи родственникам, что это стараниями великого князя Николая Николаевича материалы эти, а главное, сундучок с царскими мощами попали в руки масонов Гирса и Маклакова и исчезли навсегда. Вот почему не ясно до сих пор, как следователь мог потом принять помощь от ближайшего родственника Николая Николаевича и доверить ему свои записки. Видимо, либо князь Н.Орлов при встречах с Соколовым скрывал свою принадлежность к этому клану, либо контактов между Орловым и Соколовым до таинственной кончины последнего просто не было, и материалы следственного дела были изъяты князем после смерти следователя.

В любом случае, записки Соколова после его смерти в 1924 году и до их публикации в 1925 году были не просто в чужих руках, они были во враждебных следователю руках, и чужое вмешательство в текст можно не только предполагать, его надо с неизбежностью искать, ведь вся цепочка событий вокруг следователя накануне его гибели была нацелена на одно – не дать ему опубликовать свои материалы, особенно телеграммы Шифа (вспомним сведения об отказе издательств в публикации), и похитить эти материалы (так ряд документов были похищены во время его поездки в Берлин).



...Помимо простых изъятий, а это еще позволяло бы считать текст книги заслуживающим некоторого доверия, в "записках следователя" существует масса лживых "вставок", которые уж наверняка не могут служить "документом эпохи", они должны быть выявлены и тщательно отделены от правды.

Вставки эти имеют разный объем – от кратких реплик до целых глав. Так, небольшие реминисценции направляют мысль читателя в нужное фальсификаторам русло. Сокрытие, к примеру, еврейского участия в цареубийстве, снятие темы ритуального убийства отчетливо проступает в следующих фразах:

"Из десяти человек пятеро были не русские и не умели говорить по-русски. Юровский, знавший немецкий язык, говорил с ними по-немецки… Из остальных пяти один был русский и носил фамилию Кабанов. Другие четверо говорили по-русски, но их национальности я не знаю" (34, с. 175).

Семью "убили чекисты под руководством Юровского" (34, с.321), но его деятельность носила характер "черной" работы.., какие-то иные люди, решив судьбу Царской Семьи, пробудили преступную деятельность Юровского" (34, с.327) Среди каких-то иных людей в книге названы те кого уже нельзя не упомянуть, иначе будет очевидна грубая фальсификация документа – Голощекин и Свердлов, и указано, что "судьба Царской Семьи была решена не в Екатеринбурге, а в Москве" (34, с.328). Но дальнейшие "концы", о которых мы знаем из других источников и о которых точно знал Соколов, тщательно спрятаны фальсификаторами: "Были и другие лица, решавшие вместе с Свердловым и Голощекиным в Москве судьбу Царской Семьи.

Я их не знаю" (34, с. 341).

Наконец само убийство, описание которого поражает в "записках" своим бесстрастием, имеет удивительный для осведомленного во всем следователя комментарий: "Наш старый закон называл такие убийства "подлыми" (34, с. 239), И только?! В подаче следственного материала об убийстве в книге Соколова вообще бросается в глаза телеграфная краткость и голая фактологичность. Поразительное бесстрастие автора было бы оправдано именно жанром строгого судебного расследования и особенностями стиля неискушенного в литературном творчестве следователя, если бы не явное, лезущее в глаза, назойливое пристрастие и эмоциональность, словоохотливость и многоречивость в тех главах записок, которые посвящены оценке личности Государя, характера Императрицы, роли в их жизни Григория Распутина. Главы эти, прошу заметить, к делу расследования убийства Царской Семьи абсолютно не относятся и уже поэтому подпадают под подозрение как "вставные", то есть принадлежащие не самому Соколову, а фальсификаторам его "записок".

Обращение к анализу характеров членов Царской Семьи объясняется надуманным предлогом: "Увоз Царя из Тобольска поставил передо мною вопрос, действительно ли Государь Император, обладая слабой личной волей и будучи всецело подавлен волею Государыни Императрицы Александры Федоровны…, шел к измене России и союзникам, готовясь к заключению сепаратного мира с Германией?" (34, с.76). Но на этот вопрос уже был дан однозначно отрицательный ответ Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства в 1917 году при допросе множества свидетелей, при анализе всех причастных к делу документов. Ответ этот засвидетельствован знаменитой запиской следователя В. Руднева (36). Соколов, разумеется, знал это и никогда не задавался таким вопросом, как не задавались им Вильтон и Дитерихс. Но фальсификаторы ввели этот фальшивый вопрос как повод вновь поведать миру о том, что Государь был слабым царем и слабовольным человеком ("по своему душевному складу он был живым отрицанием идеи самодержавия" (34, с. 76), что он всецело подчинялся своей жене ("Я думаю, по типу своей натуры он мог любить женщину, не властвуя над ней, а только покоряясь ей" (34, с. 80), что после отречения он пережил "надлом своей души" (34, с. 138). Таких вот высокомерно-снисходительных суждений о Царе, совершенно не связанных со следствием, не позволяли себе ни верноподданный М.К.Дитерихс, ни подданный другого государства Р.Вильтон. Очевидно, и монархист Н.А.Соколов, бесстрашно отдавший жизнь памяти убиенного Государя, восстановлению правды о его гибели, не решился бы выносить подобные приговоры Императору, которого он лично не знал, личных писем и дневников Его в руках не держал, а что еще объективно может свидетельствовать о названных в "записках" слабоволии, покорстве жене, надломе души?

 1