Преступления и наказание. Из неопубликованного

Я убил бабку кирпичом. Да-да. Бабушку, а не дедушку. И не лопатой, а обычным кирпичом. Я же не рыжий. Конечно, убивать я ее не хотел. Но так случилось. Было мне 5 лет, и лето я проводил у тетки в деревне вместе со своей бабкой. Тогда затеяли перебирать печь-каменку и привезли для нее материал, который свалили у ворот. Взрослые собрались перекидать его к дому, ну и я решил помочь. Пацан был упитанный, и поднять кирпич было не проблемой, а вот донести и положить аккуратно уже не удалось. Словом, я уронил ей камень на руку. Она сама была бывшей медсестрой, сразу же продезинфицировала и перевязала пораненный палец, но в больницу за 3 км не пошла. А через неделю померла от столбняка. Заражение крови. Вот так…

Тогда, разумеется, никто не стал винить меня в ее гибели и наказывать, но это было лишь началом. Спустя год я пошел купаться с родителями на Волгу и чуть не утонул, попав у берега в яму в то время, когда они спокойно загорали на песочке недалеко от меня. Не умея еще плавать, я не запаниковал, начав орать и нахлебавшись воды, а что-то подсказало мне, оттолкнувшись ногами от дна, подняться на поверхность, вдохнуть, и снова опуститься вниз, постепенно перемещаясь к берегу. Было страшно, но выбравшись, я не стал тревожить папу с мамой рассказом об этом. Имелись у меня на то основания, и я берег их нервы. Не делился я с ними своими проблемами и после, когда сводило ногу или сломал палец во время игры в футбол с друзьями босиком на песке.

Через несколько лет я отравил всю свою семью. Ртутью. Но не до смерти. В то время я только начинал заниматься фотографией и, растворяя проявитель строго по указанной на пакетике рецептуре, попытался замерить температуру только что вскипяченной воды термометром прямо в чайнике. Естественно, он лопнул, а я, опасаясь расстроить родителей, скрыл это от них, тщательно промыв чайник, а выкатившиеся шарики ртути спустил в смыв рукомойника. Я, конечно, что-то уже и тогда слышал про опасность ртутного заражения, но слабо представлял возможные последствия. Явным образом на нашем здоровье это вроде никак не отразилось, но сложно сказать насколько сократил жизнь своих родителей и подпортил свою с сестрой генетику.

Расплата могла наступить уже вскоре, когда на недавно купленном велосипеде я лихо выкатился на казавшийся свободным перекресток, не заметив своевременно мчавшегося наперерез грузовика. Средь бела дня народу на улице было немало, но каким-то чудом нам удалось разъехаться в разные стороны, и никто другой не попал под колеса машины. Надеюсь, что и шофер не схватил инфаркт, но седины у него, возможно, добавилось уже тогда, когда я удирал во всю прыть, пытаясь скрыться в проходных дворах. С тех пор я еще не раз умудрялся выскакивать из-под колес встречных автомобилей, делать сальто через руль при резком торможении, шмякаясь со всей дури об асфальт, но отделывался всегда лишь легким испугом.

Так случилось и когда тормоза на моем велосипеде сорвало на крутом волжском спуске, и я полетел к гранитной набережной, навстречу идущему по ней потоку машин. Только самообладанием и везением могу объяснить то, что мне каким-то образом удалось свернуть на такой скорости в не перекрытый воротами двор. На этом моя фортуна иссякла, и в одно не прекрасное утро велосипед у меня угнали от дверей булочной, куда я помчался за хлебом, несмотря на просьбу матери пойти без него. Долгие поиски и кружение по дворам ничего не дали. Тогда это было обычным делом, велосипеды были весьма дороги, и мне по возвращению, несмотря на полное расстройство чувств, еще и неслабо перепало ремнем от разъяренного родителя.

И тогда я убил своего отца. Морально. В запале я сказал, что теперь его игнорирую. Не уверен, что он меня понял совершенно правильно, но обиделся на меня всерьез и надолго. Наши отношения с ним, теплота и доверие, так не восстановились в полной мере до самого его конца. Теперь я сам страдаю от безразличия своих детей и нежелания уделять мне хоть какое-то внимание, но винить в том могу лишь себя. Однако спустя годы до меня дошло, что, возможно, меня тем неприятным инцидентом некие ангелы-хранители уберегли от еще больших, вероятно даже, летальных для меня последствий. Но тогда я был слишком молод и неопытен, что бы видеть в чем-то знаки судьбы и делать правильные выводы, а зря, потому что дальше было все не менее печально.

Уже в студенческие годы, халтуря на разборке старого здания в центре Самары, но не имея никаких навыков техники безопасности, несмотря на архитектурное образование, я шел на высоте метров 5-6 по оголенному коньку крыши, отделяя последовательно гвоздодером стропила. Внизу, на чердаке, работали мои сотоварищи, и когда, я, дойдя до стены, сорвал последнюю скобу и спустился вниз, эти толстенные бревна вдруг, как домино, один за другим, начали складываться по направлению к нам. И тогда я не понял, что произошло, но у последнего они остановились, чуть-чуть не размазав нас по брандмауэру. Конечно, переведя дух и выпив огненной воды, мы быстро забыли об этом инциденте, но иногда мне кажется, что я занимаю чужое место в жизни.

И на то есть основания. Во время распределения моя мать, работавшая в нашем же институте, предложила мне проситься в Дедовск. Она там была в командировке, и ей там понравилось. Это была почти Москва, что в начале 80х было еще более привлекательно, нежели сейчас. Я попросился, и мне не отказали. После этого ко мне подошли наши ребята и сказали, что приглашение туда было на девушку, с которой я был в приятельских отношениях. Я хотел отказаться, но было неясно, что мне осталось, и я не решился огорчать мать. Приехав в Дедовск, я не стал архитектором, а та девушка все же перебралась в столицу, стала известным зодчим и у нее сейчас своя фирма.

Остается лишь гадать, как сложился бы мой путь, отдай я то злосчастное распределение.

От своего КБ меня послали художником в летний лагерь. Еще в подготовительный период, выпав из под надзора начальников, большая группа пионервожатых решила расслабиться и съездить за водкой в ближайший поселок. В расчете на пополнение ограниченного рациона, увязался с ними и я. Когда компания, включая и водителя ПАЗика, за углом магазина основательно приняла на грудь, начался сильный ливень. Обратная дорога по извилистому мокрому серпантину по крутым горкам между глубоких оврагов напоминала кадры из шпионских триллеров. Я зарекся тогда есть пряники, но ненадолго. Обошлось и в этот раз, мы все добрались в целости.

А потом я убил своего товарища. По крайней мере, мне так показалось на одно жуткое мгновение. Круглосуточная работа с детьми предполагает периодические расслабления от груза ответственности за них. И хотя я никогда особо не злоупотреблял нехорошими излишествами, но в тот раз, видимо, все же перебрал в теплом и веселом кругу. Перестав что-либо соображать, решил пошутить, напугав одного из вожатых. Схватив ручную пилу, я коснулся тупой стороной ее полотна его горла. Хорошо, что он не успел и дернуться, отвлеченный в тот миг чем то, а то бы я мог свободно лишить приятеля головы, поскольку у пилы оказались острыми обе кромки. В отличие от меня, он даже не понял, что разминулся с могилой, а я – с тюрьмой.

Гоняли нас, молодых инженеров, от КБ и на сельхозработы, где в грязи и пыли мы занимались тем, чем брезговали всегда полупьяные колхозники. Оцарапав там случайно ногу, я не имел возможности ее там сразу же обработать, хотя и помнил всю жизнь о гибели бабушки. Вечером поднялась температура, ночью нога покраснела и распухла, а поутру меня увезла скорая в больницу, где под наркозом сделали срочную операцию, после которой на ноге остался до сих пор заметный шрам. Тогда обошлось менее опасным, хоть и весьма неприятным вирусом, меня откачали, снова повезло, но это было еще одно напоминание о зыбкости и мимолетности бытия, которое и в тот раз прошло мимо моих мозгов, хотя в палате было время хорошенько подумать.

Спустя несколько лет я убил своего ребенка. Девушка, с которой я всего месяц как близко познакомился, вдруг заявила мне о пропаже месячных. Многие меня поймут, насколько это меня удивило и огорчило, тем более, что я, женившись и в первый раз по залету, еще не был юридически свободен от брака, хоть и не жил в нем фактически уже лет пять. Дело мне тогда представлялось сколь простым, столь и пошлым. Жениться и признавать своим нежданное дитя порока мне показалось явно неразумным, и я послал свою даму сердца по известному адресу. Она таки сделала аборт, а спустя год я все же развелся, и мы расписались уже вполне законно, породив впоследствии двух лапочек-дочек, но нечто из наших отношений пропало уже тогда.

Еще через некоторое время я оказался один на пустынном полустанке в предместьях Самары средь рабочего дня, когда электрички имеют длинный перерыв. Мимо к центру медленно тащился грузовой состав, и я, не раздумывая, вскочил на площадку. Поезд докатил меня к городу, а на подходе к вокзалу вдруг ускорил свой ход, и спрыгивать на стальные рельсы там я не рискнул. Прогромыхав по длинному мосту, эшелон двинулся за реку в направлении Москвы, но мне туда было рановато, билет был лишь на вечер. Ехать так неизвестно сколько теперь выглядело сомнительной затеей, и я решился на прыжок, предварительно выбрав место почище. Мне опять повезло, в кустах я не нарвался на шпалу или столб, хоть порвал штаны и испачкался.

А лет десять назад я убил маленького котенка. Представляю, какой гнев вызову у дамской части читателей в дополнение к сформированному уже моими откровениями, но уж каяться, то до конца. Младшая дочка где то подобрала себе киску, о которой долго мечтала, но наигравшись с новой забавой, быстро к ней охладела, предоставив родителям убирать по всей квартире результаты ее жизнедеятельности. Сказать точнее, почему то понравилось ей справлять нужду рядом с моим диваном. Мои неоднократные просьбы не пускать туда зловредное животное эффекта не имели, равно, как и угрозы решить проблему кардинально. И тогда я просто выкинул паршивца в форточку. Была зима, упал он в сугроб, дочка его потом долго искала, но так и не нашла.

Увы, отношения я с дочками после этого оказались явно испорченными, и между нами пролегла незримая черта. Вырастив и поставив на ноги своих детей, я не раз вспоминал о нерожденном когда то ребенке и пытался представить - кто бы мог получиться, сын или дочь, каким и кем стать. Впрочем, оглядываясь на ситуацию, которую я имею теперь со своими детьми, что-то подсказывает мне малую обоснованность этой печали. Кто знает, может быть, оно и к лучшему, а я лишен многих проблем, которые дарят непутевые отпрыски своим предкам? Или, возможно, мне поделом за то, что я успел натворить за свои годы и должен теперь до скончания века нести свой крест, расплачиваясь за свои ошибки?

За свою жизнь я не раз обманывал, предавал, бросал и грешил. Точно также меня не раз обманывали, обворовывали, бросали и предавали. Но, несмотря на это, я все еще жив, относительно здоров и внешне благополучен, что вызывает беспокоящие меня вопросы – для чего я столько лет испытывал судьбу и терпение фортуны, почему и зачем я еще хожу по земле? Могу ли я считать, что уже искупил свои грехи? Что мне осталось еще сделать, что бы кто-то свыше счел мои функции выполненными, а путь законченным? Ради каких больших дел меня столько времени хранили и прощали, сколько еще будут терпеть мое присутствие на земле? Какой знак подскажет верный путь и, очистив мою душу, даст ей успокоение и волю? Или это будет лишь очередной отпуск?