В архивах «мирового правительства»

«Лента.ру» поговорила с первым исследователем документов Трехсторонней комиссии

Трехсторонняя комиссия, Бильдербергская группа, Римский клуб ― это неформальные политические структуры, которые с 1950-х годов объединяют западных финансистов, дипломатов и видных интеллектуалов. Все они стали прообразами «теневого мирового правительства», в существование которого верят сторонники теории заговора. Никакого мирового правительства, конечно, нет, но результаты деятельности международных элитарных групп не следует преуменьшать, считает датский исследователь Дино Кнудсен. В середине ноября 2013 года он защитил диссертацию на тему «Трехсторонняя комиссия: глобальные истоки правления и дипломатии элит в 1972-1982 годы». Именно Трехсторонняя комиссия добилась, например, того, что Японию в 1970-е годы приняли в клуб великих держав. Кнудсен ― единственный ученый, получивший от Фонда братьев Рокфеллеров право доступа к архивам Трехсторонней комиссии. «Лента.ру» поговорила с ним о деятельности этой международной организации.

Весной 1972 года Дэвид Рокфеллер, внук основателя нефтяной империи Джона Рокфеллера и председатель банка Chase Manhattan, устроил дружескую встречу. На нее были приглашены член Совета по международным отношениям Збигнев Бжезинский, директор Брукингсовского института Генри Оуэн и гарвардский профессор Роберт Боуи, все трое ― крупнейшие в США специалисты в области внешней политики. Единственной темой встречи стал вопрос о создании элитарной экспертной группы, в которую вошли бы американцы, японцы и представители западноевропейских государств. Дело в том, что незадолго перед этим Рокфеллер — один из богатейших людей в США, тесно связанный с политическими кругами (достаточно сказать, что один его брат занимал пост губернатора Нью-Йорка, а другой только-только проиграл борьбу за переизбрание на должность губернатора Арканзаса) — пришел к неутешительному выводу: Вашингтон «теряет хватку», Америка и ее союзники больше не способны адекватно анализировать широкий круг экономических и политических вопросов, отвечать на вызовы времени. По мнению Рокфеллера, ситуацию можно было бы 

исправить, пригласив к обсуждению жизненно важных вопросов мировой политики Японию — набирающую мощь азиатскую страну, прежде выключенную из числа участников мирового экспертного сообщества.

Ранее в том же году Рокфеллер уже предлагал, чтобы японцев пригласили в еще один «международный клуб элит по интересам» — Бильдербергскую группу. Тогда ему отказали, мотивировав это тем, что Япония — бывший противник США во Второй мировой и с ней нельзя обсуждать стратегические вопросы мирового развития. После этого Рокфеллер решил действовать самостоятельно. Заручившись согласием американских экспертов в лице Бжезинского, Оуэна и Боуи, он предложил своему другу по Гарварду Джорджу Франклину отправиться в Европу, чтобы узнать, сядут ли европейцы за общий дискуссионный стол вместе с японцами. Франклину удалось убедить европейских экспертов, и тогда уже сам Рокфеллер, присутствовавший на заседании Американской торговой палаты в Токио, обратился к японцам. Наконец, 23 июля 1972 года, в поместье Рокфеллеров в Покантико Хиллз (штат Нью-Йорк), прошло первое заседание группы, получившей название Трехсторонней комиссии.

«Лента.ру»: В своей работе вы говорите о том, что Дэвид Рокфеллер и Збигнев Бжезинский, создавая комиссию, опасались, как бы США не потеряли роль международного лидера. Насколько Америка действительно должна была учитывать интересы Японии и Европы?

Дино Кнудсен: С самого начала «холодной войны» среди западных стран существовал консенсус ― сообща бороться с коммунизмом, сдерживать советский блок. Однако к началу 1970-х этот консенсус оказалось тяжело поддерживать: война во Вьетнаме пошла совершенно не в том направлении, которое предполагалось, жители США все ожесточеннее критиковали внешнюю политику своего правительства. Сложившаяся ситуация требовала, чтобы был найден новый консенсус для международной дипломатии. Трехсторонняя комиссия и стала той площадкой, на которой обкатывался такой консенсус.

Все, очевидно, чувствовали перемены. Дэвид Рокфеллер в Chase Manhattan Bank и другие финансисты видели, как развивается экономика, видели, что США теряют свои привилегированные позиции. Ведь после Второй мировой войны на протяжении 20-25 лет США в экономическом смысле оставались мировым гегемоном. Но к началу 1970-х как новая экономическая сила стала оформляться Япония, в Западной Европе начались процессы интеграции, которые привели к созданию Европейского экономического сообщества, а в конечном итоге и Европейского союза. Нарастало беспокойство, что Америка теряет свои позиции, и все яснее становилось, что США должны приспособиться к новым условиям, сблизиться со своими естественными союзниками в Европе и в Тихоокеанском регионе. Таковы были позиции американцев, которые вошли в состав Трехсторонней комиссии.

Американские сооснователи комиссии были очень обеспокоены политикой администрации Никсона. Дипломатия США при этом президенте часто действовала односторонним образом, существовали опасения, что такой подход может обернуться новым изоляционизмом. Деятельность комиссии, следовательно, можно интерпретировать так: часть политических и финансовых элит США не то чтобы взбунтовались против политики Никсона, но все же бросили ей вызов.

В ходе своего исследования я нашел некоторые отзывы на деятельность Трехсторонней комиссии, прозвучавшие в СССР. Там утверждалось, что комиссия ― это реакционный заговор, призванный подорвать политику разрядки, которую вела [в отношениях с СССР] администрация Никсона. Такова была советская интерпретация. В самом деле, в Трехсторонней комиссии беспокоились по поводу того, что встречи Никсона с Брежневым заставляют европейцев чувствовать себя отчужденными — их просто не приглашали к переговорам, не допускали до принятия решений. В Азии чувствовали то же самое. Когда Никсон «открыл Китай», для японско-американских отношений это была катастрофа. Никаких предварительных переговоров о перемене политики в отношении коммунистического Китая не велось. Так что было несколько причин, из-за которых ряд американских дипломатических и экономических кругов пришли к выводу о необходимости вывести отношения с Западной Европой и Японией на новый уровень.

Один из главных членов Трехсторонней комиссии со стороны США, бывший советник по национальной безопасности в администрациях Джона Кеннеди и Линдона Джонсона Макджордж Банди, рассуждал о том, чтобы в перспективе открыть этот «клуб» и для Советского Союза. Практически то же самое говорил еще в 1971 году, до создания комиссии, Бжезинский ― во всяком случае, в его книге «Между двух эпох» (*.pdf)утверждалось, что однажды развитые западные страны и страны соцлагеря осознают общность своих экономических задач и это усадит США и СССР за один стол. Какую роль отводили основатели Трехсторонней комиссии СССР в том проекте «нового мирового порядка», который они строили?

Трехсторонняя комиссия была очень озабочена тем, чтобы не оказаться заложником антагонизма, который разделял капиталистические и социалистические страны. При основании комиссии Советский Союз через некоторых представителей дипломатических кругов был оповещен о том, что эта группа не является новым антикоммунистическим альянсом, который исходит из конфронтационных задач или преследует цели сдерживать СССР в каком-либо отношении. Такое же послание было направлено и китайцам.

Комиссия сознательно в своих изысканиях, которые публиковались два-три раза в год, избегала вопросов международной безопасности. Речь шла об энергетике, международной торговле, но не вопросах безопасности. Они понимали, что эта тема слишком проблематична, что по ней будет трудно найти взаимопонимание даже внутри самой комиссии. В дальнейшем комиссия опубликовала два-три исследования, касающихся взаимоотношений Запада и Востока, и в них были представлены самые разные мнения о том, на какой основе строить отношения с СССР. Бжезинский, например, выступал в поддержку разрядки, но, на его взгляд, подход Никсона был ошибочным, поскольку предоставлял русским слишком много преимуществ перед американцами. Бжезинского не устраивал и келейный характер переговоров, которые должны были быть более прозрачными.

В 1976 году Трехсторонняя комиссия попыталась добиться встречи непосредственно с руководством СССР. Была запланирована встреча с советскими дипломатами в Вене, но тогда стороны не смогли ее провести. Двумя годами спустя были новые контакты, переговоры шли о возможной поездке сопредседателей комиссии в Москву, эти планы приобрели бóльшую конкретику, чем встреча в Вене, но как раз тогда Советский Союз вторгся в Афганистан. После этого комиссия отменила свою поездку, и встреча так никогда и не состоялась.

Комиссия также не хотела отталкивать от себя Китай. Аналогичный процесс переговоров был инициирован и с китайским руководством. В 1981-м представители Трехсторонней комиссии посетили Пекин и провели переговоры с Дэном Сяопином. Так что нельзя сказать, что комиссия была настроена антикоммунистически. Бжезинский, например, считал, что политика разрядки полезна, что она поддерживает диалог между двумя блоками, он полагал полезным «обмен элитами» между СССР и странами Трехсторонней комиссии, считал, что следовало обсуждать не только дипломатические вопросы, но и вопросы общественные, вопросы глобального развития. Но эти идеи так и не материализовались.

Другой интересный вопрос ― приход членов Трехсторонней комиссии во власть, того же Бжезинского, Роберта Боуи, который поступил на службу в ЦРУ. Администрацию Картера американские левые критиковали как раз за то, что фактически она стала администрацией Трехсторонней комиссии. Как произошло, что группа интеллектуалов и представителей большого бизнеса смогла получить такую власть?

Вообще, из американского состава Трехсторонней комиссии в администрацию Картера пошли работать 23 человека при общей численности представителей Северной Америки, включая канадцев, в 60 человек. Это одна треть, и это очень большое число. Многие из них стали весьма значимыми фигурами в администрации Картера, все они были связаны с внешней политикой. Сам Картер был членом комиссии с момента ее создания. Это, конечно, дало сторонникам теории заговора и падкой на сенсации прессе поводы для беспокойства. Они считали, что основатели комиссии выбрали Картера, поскольку считали, что смогут влиять на него, смогут превратить его в президента-марионетку. Конечно, это не соответствует действительности.

Его пригласили в комиссию, потому что он представлял ту часть американской политической элиты, с которой они хотели сойтись поближе. Он был сГлубокого Юга. В те времена в Атланте наблюдался экономический бум, там только-только открылись представительства транснациональных компаний, а он был губернатором Джорджии. Картер был идеальным кандидатом для того, чтобы разбавить типичное доминирование политических элит с Восточного побережья США. Они хотели найти кого-то, кто представлял бы интересы самого сердца страны. Картер был введен в состав комиссии, а когда он объявил, что собирается выдвинуть свою кандидатуру в президенты, люди в Трехсторонней комиссии просто не поверили своим ушам, что им представился такой шанс.

Картер в не меньшей степени воспользовался ресурсами комиссии, как и наоборот. От ее членов он получил тот объем знаний по внешнеполитической проблематике, которым он на тот момент совершенно не обладал. И только получив это необходимое для будущего президента знание, он и смог претендовать на Белый дом.

Став президентом, он выбрал из состава комиссии множество экспертов, которые стали его ближайшими советниками, в том числе Сайруса Вэнса, ставшего госсекретарем, Бжезинского, получившего пост советника по национальной безопасности. Тот факт, что столь большое число членов комиссии вошло в состав администрации, я объясняю тем, что комиссия представляла собой неформальную группу выходцев из политических и интеллектуальных кругов высочайшего уровня компетенции.

Внутри этих элит всегда существовала циркуляция: кто-то входил в состав правительства, кто-то вступал в комиссию, кто-то уходил в отставку, кто-то удалялся от активной деятельности или начинал работать в других организациях. Если мы рассуждаем о том, как работает правительство, мы должны говорить о том, как функционирует эта элитная сеть, которая не сосредоточена исключительно в формальных правительственных кругах.

Когда комиссия создавалась, ее представители как-то консультировались с американскими законодателями и Белым домом? Администрация Никсона приветствовала эту частную инициативу по основанию «мозгового супертреста»?

Такого рода консультации были очень важны для основателей комиссии, и в конце концов они получили зеленый свет на ее создание. Но я бы не использовал при ее описании прилагательное «частный». В конце концов, комиссия была настолько приближена к правительству, что ее интересы и интересы правительства перекрещивались. Так что я использую термин «неформальный правительственный актор». Неформальный ― потому что, конечно, она не была частью официального аппарата, но правительственный ― потому что в ее рамках проходил интенсивный процесс выработки государственных решений. Я думаю, что важно не разделять ее характер на государственный или общественный.

В американском контексте консультации по ее созданию велись с [государственным секретарем Генри] Киссинджером и ― косвенно ― с самим Никсоном. Они дали зеленый свет. Когда комиссия вступала в контакт с советскими дипломатами, например, у нее всегда был мандат на это со стороны правительства США. Они не хотели терять эту смычку, компрометировать политику администрации или подвергаться нападкам за самостоятельные контакты с вероятным противником. Так что процесс консультаций с администрацией был постоянным.

Такая же ситуация была и с европейскими правительствами. Единственной страной, где комиссия столкнулась с противодействием, была Франция. Когда они поставили Париж в известность о своих планах, президент Жорж Помпиду поддержал этот проект, но его министерство иностранных дел было настроено очень критично. Так что во Франции позиции комиссии были шаткими примерно до 1974-75 года, когда голлистская традиция ослабла и к власти пришел президент Валери Жискар д'Эстен. В Японии также шли консультации с правительством, которое поддержало этот формат трехстороннего диалога.

Так что комиссия изначально поддерживала тесный контакт с официальной властью, с теми, кто принимает решения. Это даже видно из самого ее названия ― «комиссия»; комиссия ― это то, что образовывает правительство, это не организация гражданского общества. Это была идея Бжезинского: мы называемся Трехсторонней комиссией, и это звучит официально.

В то же время комиссия стремилась сохранить пространство для маневра, потому что ее основатели были очень критичны в отношении курса Никсона, так же как они критиковали и курс, взятый администрацией Рональда Рейгана.

То есть администрация Никсона поддержала создание группы, которая действовала против ее интересов, ну, или хотя бы критиковала ее политику?

Можно сказать, что комиссия никогда не говорила «мы за Никсона» или «мы против Никсона». Всегда подчеркивался ее надпартийный, надидеологический характер. Единственно, кого там не было, так это радикально левых и радикально правых. С другой стороны, я думаю, Киссинджер опасался, что будет создан центр постоянной оппозиции его крайне прагматической внешнеполитической доктрине.

Но он был заинтересован в том, чтобы была площадка для диалога, чтобы он мог обсудить свою политику с ее критиками, а может быть, и повлиять на них. Я нашел письмо, не от самого Киссинджера, но от одного из его помощников, в котором комиссии предлагалось своеобразное разделение труда с Государственным департаментом по вопросу ответа на нефтяной кризис [1973 года]. Киссинджер рассчитывал таким образом достучаться до лидеров арабских стран (в ответ на разгром египетско-сирийских войск в Войне Судного дня с Израилем страны Персидского залива объявили эмбарго на поставки нефти союзникам еврейского государства ― прим. «Ленты.ру»). Он считал, что комиссия в таких случаях может оказаться очень полезной. Этот проект так и остался на бумаге, но он показывает, как администрация Никсона относилась к Трехсторонней комиссии. С одной стороны, комиссия могла помогать, с другой стороны ― она могла и чинить препятствия.

Одной из книг-докладов, которая была опубликована под эгидой Трехсторонней комиссии, стал «Кризис демократии» (*.pdf) авторства Мишеля Крозье, Сэмюэла Хантингтона и Дзёдзи Ватануки. В 1975 году она вызвала волну критики со стороны американских либералов: авторы книги предполагали, что ответственное правительство в поисках баланса между порядком и демократией должно поддерживать в населении некоторый уровень пассивности, особенно среди подавляемого меньшинства и недовольных, с тем чтобы создать стабильные условия для долгосрочного развития. Книгу критиковали как на Западе, например,Ноам Хомски, так и в советской историографии. Трехстороннюю комиссию называли организацией манипуляторов, защищающей интересы монополистического капитала, который закабаляет население, витающее в иллюзиях и попавшее в зависимость от массового потребления. Комиссия и правда считала допустимой манипуляцию общественным мнением с целью отрезать радикалов от политики?

Надо понимать, как писались эти доклады. Комиссия сама обсуждала, каким образом ей составлять такие доклады-рекомендации. Понятно, что сотня человек из разных стран, собирающаяся раз в год за одним столом, вряд ли может предложить что-то одно. Поэтому было решено, что эти доклады будут писаться не от имени комиссии, а на имя комиссии, то есть на ее усмотрение. Авторами могли быть как члены комиссии, так и приглашенные эксперты из каждого из трех регионов. Комиссия как заказчик определяла лишь тему, а конечный результат усилий авторов выносился на обсуждение.

Этот отдельный доклад был в своем роде уникальным. Он не был общим, в нем было три автора, каждый из которых написал свою часть ― японскую, западноевропейскую и американскую. И вот американская, которую написал Хантингтон, оказалась самой противоречивой. В самой комиссии было множество несогласных с его выводами, так что нельзя сказать, что этот доклад соотносился с общим мнением ее членов. Но можно сказать, что это не было мнением исключительно Хантингтона: Бжезинский в ходе написания доклада несколько раз подталкивал его сделать именно те выводы, которые и появились в тексте. В начальном варианте доклада привлеченный в качестве эксперта Бжезинский рассуждал о том, как трудно в демократическом обществе начать войну. Вспомним: это середина 1970-х, в США живо воспоминание о Вьетнамской войне, население настроено против элит, The New York Times уже опубликовала «Документы Пентагона», и этот опыт преследует политические элиты. Одновременно растет влияние движений за эмансипацию ― чернокожих, женщин, геев…

Этот доклад можно интерпретировать как ответ комиссии на всю эту ситуацию. Это попытка задержать политику в закрытых правительственных кабинетах, где она делалась до сих пор. Но в этом, в общем-то, и есть смысл существования Трехсторонней комиссии ― общественность держится по ту сторону закрытых дверей, дискуссии ведутся между участниками откровенно, поскольку на них не приглашена пресса.

Киссинджер, который в конце концов сам присоединился к комиссии, говорил, что ее члены не должны следовать общественному мнению, они сами должны формулировать его. Так что определенно, такая тенденция в комиссии была.

Но была и другая ― Картер лично раскритиковал выводы Хантингтона, который заметил в одном месте, что иногда правительство имеет право лгать своим гражданам. Американский дипломат Ричард Холбрук также подверг критике этот доклад, многие в Западной Европе и Японии поступили так же.

Прописанная Хантингтоном идеология сегодня стала уже общим местом. Мысль о том, что радикальная оппозиция мешает управляемости государства, близка всем аппаратчикам: и технократической бюрократии США, и российским силовикам. «Мы не манипуляторы ― мы просто ответственные администраторы». Комиссия в итоге придерживается именно этого мнения?

Сегодняшняя Трехсторонняя комиссия ― организация уже совсем другого рода. Ее идея не связана с манипулятивными технологиями, а в первую очередь — с поиском консенсуса, который позволит осуществлять эффективную государственную политику. Комиссия стала просто форумом, площадкой для диалога: сейчас она слишком велика, — 320 человек, — для того чтобы формулировать какие-то единодушные рекомендации.

Падение администрации Картера и приход к власти Рейгана, а также предшествовавшее этому советское вторжение в Афганистан — все это стало свидетельством стратегической неудачи Трехсторонней комиссии?

Можно сказать, что когда Картер приходил к власти, он был полностью готов следовать доктрине трилатерализма [тройственного союза], которую исповедовала комиссия, то есть упрочивать связи с Японией и Западной Европой. Он сразу же отправил своего вице-президента Уолтера Мондейла в эти страны с турне. Но в конце концов ему не удалось пронести идею этого сотрудничества через все свое президентство ― и европейцы, и японцы начали критиковать администрацию Картера. Большую роль в этом сыграл второй нефтяной кризис [1978-1979 годов]. Япония была очень зависима от энергоресурсов, США ― в гораздо меньшей степени зависимы, европейцы имели специальные отношения с Ближневосточным регионом, Франция, например, ― с Ираном [где в 1979 году произошла Исламская революция]. Закончилось тем, что Рокфеллер заявил: комиссия больше не поддерживает Картера.

Рейган же использовал эту ситуацию. Когда он баллотировался в президенты, он атаковал своих соперников по Республиканской партии, например, Джорджа Буша-старшего, который был членом комиссии. Он обвинял их в том, что они игнорируют интересы США, что они представляют типичные элитистские круги. Эта кампания была очень болезненной для комиссии.

Но как только Рейган избрался президентом, отношения администрации с комиссией сразу же нормализовались, кто-то из комиссии даже вошел в президентскую команду. Так что мы не должны преувеличивать степень стратегической неудачи проекта по созданию прочного блока постиндустриальных стран. Комиссия иногда очень критично воспринимала некоторые шаги его администрации, например, курс на обострение отношений с Советским Союзом. Но в то же время администрация и комиссия продолжали свое сотрудничество.

Беседовал Александр Артемьев