Грехи и дары Советского Союза

Галина Ивакина в своей статье «Непосильная ноша» (см. сайт газеты «Завтра»), рассматривая проблему гибели СССР, утверждает, что в нем была предпринята попытка превращения всего советского народа в аристократическое сословие, с соответствующими мотивами поведения и принципами жизни. И, что удивительно, советское детское кино и агитационный плакат (до периода «перестройки») подтверждают наличие такого желания.

Советское идеологическое кино, служившее для формирования идеалов и смыслов (особенно для детей и подростков), всегда имело некий «плакатный» характер. Кино явно старалось быть броским (по-плакатному!), с четким наличием смысловой составляющей, с противопоставлением событий и фигур, с красноречивыми призывами и с особо выписанным указанием на Добро и Зло. В какой-то степени советское идеологическое кино и агитационный плакат исполняли функции светской проповеди, если понимать проповедь как «форму и метод церковной коммуникации» (по Р. В. Жолудю). Таков, например, научно-фантастический фильм «Москва−Кассиопея» (1973 г.) из космической дилогии режиссера Ричарда Викторова.

Данное произведение не перегружено элементами коммунистической идеологии, но продвигает особые стереотипы поведения, этику и эстетику меритократического общества. Герои и второстепенные персонажи ранжируются  по годности, по готовности к служению, по личным способностям и заслугам. Школьник Виктор Середа, фактически, оказывается среди общественных лидеров благодаря своей гениальности. Академики управляют страной (не случайно звездолет «ЗАРЯ» строится так быстро). Да и цель полета вполне благородна и меритократична – помощь гибнущим разумным существам в системе звезды Шедар. Экипаж идет на жертвы ради выполнения долга. И здесь уже смысл меритократии пересекается с аристократическими смыслами (недаром меритократия рядом ученых понимается в качестве разновидности аристократии).

Казалось бы, между аристократией и «властью народа» нет ничего общего. Но, ежели обратиться к серьезной работе Д. Ливена, то выявляется, что у аристократии всегда имелся шанс на союз с «низшими классами». Ливен сообщает: «В принципе, аристократия девятнадцатого века могла выбирать из нескольких стратегий. Она могла уподобиться львам Парето и попытаться удержать свое господство силой. Сила, однако, обернулась бы полицейским государством, которое со временем не только держало бы в узде средние и низшие классы, но ущемляло гражданские (не говоря уж о политических) права самой аристократии…

Альтернативная стратегия, доведенная до совершенства в Англии, состояла в единении с новыми элитами. С точки зрения экономики, усвоение ценностей капиталистической эры означало предпринимательское отношение к поместьям и сугубо практический подход к вопросу, что выгоднее − сравнительные преимущества быть владельцем земли или же иметь в наличии акции и облигации…

Однако существовала и возможность − по крайней мере, до определенной черты, − альтернативной антикапиталистической стратегии. В союзе с церковью аристократия могла выдвинуть на первый план свои христианские, патерналистские и корпоративные традиции. Она могла клеймить беспредельный индивидуализм и оголтелую погоню за прибылями. Она могла поддержать свои призывы делом, занявшись социальными вопросами и помогая различным городским слоям рабочего класса. Она могла также попытаться мобилизовать против либеральной буржуазии религиозные, шовинистические или патриотические чувства. Но эта стратегия имела свои пределы. Аристократы владели крупной собственностью в городах и в промышленности; на них работали тысячи и тысячи людей, которые почти всегда в сельских поместьях оплачивались ниже, чем на фабриках; в карманы аристократии шла львиная доля доходов в раздираемом неравенством обществе».

Аристократия Европы и России не смогла выбрать третий подход и сошла со сцены истории, но ее идеалы оказались сильны настолько, что послужили в качестве образцов для конструирования поведенческих императивов «строителей социализма». 

Обратим внимание на качества абсолютного аристократа.

Перед нами встают: честь, доминирование долга, верность слову, гордость статусом, преклонение перед родом и семьей, верность истории, обращение к личности, тяга к принятию самостоятельных решений, приоритет добродетелей воинского стана, связь поколений и защита собственного достоинства. Все упомянутые качества легко находятся в советском агитационном плакате. Да и само понятие «знать» воскресает, хоть и наполняется новым содержанием.

Надо отметить, что здесь есть некоторая закономерность. В первые годы Советской власти количество таких плакатов относительно невелико, но к «сталинскому периоду» оно стремительно возрастает, затем постепенно начинает снижаться и к «перестройке» «аристократический» плакат сходит со сцены. «Хрущевская оттепель» внесла свой вклад в разрушение аристократического советского идеала, на смену аристократизму приходит преклонение перед трудом и выгодой.

Почему же в СССР не удалось выпестовать нового аристократа? Ответ дает все тот же Ливен, когда рассуждает об упадке европейской аристократии: «Наступление на аристократию началось во второй половине восемнадцатого века. Просвещение отвергло представление о том, будто мировой порядок есть отражение божественной воли. Целью человеческой жизни стало счастье на земле, а не спасение на небесах. Не первородный грех был виною юдоли человеческой, а неправильное устройство правления, общества и экономики. Благоразумным людям доброй воли надлежало добиваться переустройства общества. Их достоинство и престиж должен был определяться тем вкладом, какой внесен ими в это важнейшее дело. Традиционные ценности, наследственные права и сословные привилегии препятствовали созданию благоустроенного общества и подлежали искоренению».

Отказ от христианской аксиологии похоронил «классическую» аристократию. А Советский Союз не смог оформить аристократию из-за господства атеизма. Христианский идеал – это подлинный аристократизм (причем при всеобщем равенстве). Преподобный Макарий Египетский: «Как при Пророках всего досточестнее было помазание; потому что помазуемы были цари и Пророки: так и ныне люди духовные, помазуемые небесным помазанием, делаются христианами по благодати, чтобы им быть царями и пророками небесных тайн. Они суть и сыны, и господа, и боги, связуемые, отводимые в плен, низвергаемые, распинаемые, посвящаемые в дар».  Идеал аристократа лежит в мире сверхчувственном, и возродить его, лишь исходя из животных и природных предпосылок, невозможно. Материализм автоматически убивает жертвенность служения аристократа.

Нельзя не обозначить, что и аристократический идеал правителя, государя-аскета, борющегося со своими страстями, также был чужд советскому строю. Преп. Максим Грек писал: «Истинным царем и самодержцем почитай того, благочестивейший государь, который заботится не только о том, чтобы правдою и хорошими узаконениями благоустроить положение своих подданных, но и бессловесные страсти и пожелания своей души − ярость и гнев и беззаконные плотские похоти − всегда побеждать. А кто побеждается этими бессловесными страстями, тот не есть одушевленный образ небесного Владыки, а только человекообразное подобье бессловесного естества». Идеал Максима Грека подходил И. В. Сталину, но не Н. С. Хрущеву, ни тем паче Л. И. Брежневу и М. С. Горбачеву.

Сам собой напрашивается вывод, что советский аристократизм не состоялся из-за внерелигиозного отношения к его оформлению. Галина Ивакина верно подметила, что провал построения нового аристократического общества привел и к духовному разложению СССР, и к переходу к неаристократическим ценностям капиталистической системы. Нам же достались от СССР и дары, и грехи. Сумеем ли мы принять первые и отречься от вторых? Это покажет лишь время.