Загадки коматоза или Повествование о неведомом

 Случилось это, когда мне был без полутора месяцев 21 год, а именно 7 ноября 1990 года. Милицейское оцепление, по причине окончания традиционной для той поры демонстрации, было снято и в центре города забурлила общественно-транспортная жизнь. Пеший народ, еще полчаса назад дружноколонно и громогласно кричавший о победе коммунизма, развалился на фракции, и стал перемещаться от центра города в разные стороны, но единым курсом - по квартирам, ближе к столам и праздничным обедам с возлиянием по поводу. 

 Я, и уволенный на днях в запас однокашник Сашка, решили поехать ко мне, отметить праздник и заодно продолжить прерванную двухгодичной службой в армии дружбу, укрепляя её заранее отовареной по талонам и ожидающей в холодильнике сорокоградусной литрой.

 Розовые от легкого морозца, молодые и счастливые мы ждали автобус с номером нужного маршрута. Подъезжавший к остановке "Икарус", вдруг стал расплываться огромным, грязно-желтым пятном. В голове что-то резко засвистело, невыносимая боль в ушах успела мысленно ассоциироваться с лопнувшими перепонками, нарастающий свист превратился в высокочастотный писк нестерпимой мощности, затем треск и...

 Я вышел из затылочной части головы и повис в метрах тридцати над проезжей частью. Автобус уже уехал и стало хорошо видно, как внизу возбужденно суетился остановочный люд, а склонившийся надо мной друг Сашка нервно хлестал меня по щекам, и меня, в виде лежащего бездыханного тела, с непревычно багряно-синюшным лицом.

 «Наверное, я умер». Первая мысль в новом и странном состоянии, пронеслась в моем сознании самым, что ни на есть, привычным способом. Откуда-то зная, что меня никто не услышит и не увидит, кричать столпившимся внизу, что "я живой", а также мешать им тормошить мою бренную тушку не имело никакого смысла. Осознание одиночества и неведения того, как, а точнее куда дальше быть, отозвалось во мне неприятным эхом тревоги.

 «А где же тогда Бог?» Атеистическое сознание меня земного, но теперь буквально в подвисшем состоянии, работало явно не в идеалогическом, но спасительном режиме.

 Не стало никакой остановки, никаких людей и никакого города. Только вездесущее мерцание светлого и сияющего фиолета с неоном. Безмятежный покой и блаженство. Просто свет. Сладкая дрема в бодрствовании. Ничего лишнего. Все лишнее начинает волновать, возбуждать, восхищать, и как следствие - низвергать. И тогда уже не получится просто мерцать и быть.

 * * *

 Продолжать дальше нет смысла. Это невозможно выразить. Даже средствами великого и могучего, в котором к тому же, я не так уж и силен. Могу только сказать, что Свет, который мне привиделся, вполне можно назвать Превечным и что Он - Великая Любящая Личность. По свидетельству Сашки, меня не было 3-4 минуты. С асфальта меня отволакивали в сторону, как жмура, чтобы на остановке не валялся. А вот когда располагали в сугробе, треснули затылком о пустой флагшток (под свежевыпавшим снегом его не было видно). Тогда я и очнулся. Хочу сказать, что почувствовать себя в теле - это такой облом! Слабость, ограниченность, ломота и затылок ноет. Лицо мое было уже не синим, а белым как снег. Сашка еще долго хлестал меня по щекам, пока я не начал розоветь. Тогда он выдохнул и сказал «Ну, Слава Богу!». Это я тоже хорошо запомнил.