Кто уволил Онищенко?

Ю. Латынина: Очень много у меня вопросов про увольнение Онищенко. Вы знаете, это абсолютно удивительное для меня событие, в которое я сначала не поверила, потому что «Ну как же? Онищенко – это же был всегда наш главный ответ всяким злокозненным Литвам, Белоруссиям, Норвегиям и прочее-прочее». Это же было, так сказать, наше дерьмоядерное оружие. Оно идеально соответствовало характеру режима. Такое мелкое хулиганство, в результате которого стране лучше не становится, но большое удовлетворение чувствуют начальники, что они кому-то наквасили нос. 

Вот, значит, как же мы теперь без Онищенко? А как же мы шведу грозить будем, да? Мы же теперь безъядерная держава, бездерьмоядерная держава. Ну, конечно, может быть, мы... У нас еще Газпром остался, у нас еще многое чего осталось. Ну а вдруг вот эта Анна Попова не справится? Вдруг она не будет с такой резвостью преследовать грузинское вино или какую-то там кильку? 

Соответственно, более того, ничто не предвещало этого увольнения. Оно настолько не предвещало этого увольнения, что, насколько я понимаю, когда Онищенко узнал о своем увольнении из уст находящейся на тот момент в Китае Ольги Голодец... То есть вы представляете, насколько срочно надо было это решить, что озвучивала это чиновник, находящийся в этот момент с визитом в Китай. Ей позвонили и сказали, насколько я понимаю, это озвучить. 

То есть когда Онищенко позвонил главе администрации президента господину Иванову, насколько я знаю, то ему сказали «Да нет, мы ничего не знаем. Продолжай работать». И после этого Онищенко сказал, что, типа, «кто такая Голодец, чтобы меня увольнять?» 

Насколько я понимаю, премьер наш Дмитрий Анатольевич не знал, что он уволил господина Онищенко. То есть это, видимо, в какой-то последний момент было решение Владимира Владимировича, что, как я уже сказала, чрезвычайно странно. И единственное, что можно предположить (ну, что говорят и что логически вытекает из ситуации, на что это похоже), что это произошло перед саммитом в Минске. И тогда стоит предположить, что это было решение господина Лукашенко. Что президент Лукашенко уволил Геннадия Онищенко за то, что тот что-то вякнул там про белорусское молочко или чего-то. 

Это, конечно, такое, так сказать, это самое... Как это там? «Мы укрепили вертикаль власти». Вот, сначала Лукашенко у нас арестовал Баумгертнера и мы ничего не делаем. А потом там сотрудники его КГБ только что без всяких последствий для себя на территории иностранного государства ловили российского гражданина, чтобы захватить его и вывезти в Минск, и тоже ничего им не было (сотрудникам КГБ). И, значит, видимо, как я могу предположить, в рамках переговорного процесса по судьбе Уралкалия было выдвинуто Лукашенко вот это вот требование уволить Онищенко. 

Я ничего другого не могу предположить, потому что, знаете, вот это как говорят? Вот, если это выглядит как утка, крякает как утка и летает как утка, то, скорее всего, это утка. Если это произошло перед саммитом в Минске и если это произошло в тот момент, когда нам, россиянам, захватив заложника Баумгертнера, Лукашенко ставит условие о том, кто купит Уралкалий... Потому что он ставит условие, он говорит «Этого я не хочу, этого я не хочу.

Я хочу, чтобы это был человек со своим капиталом». Это после захвата заложника. То очевидно, вот это сопровождалось и требованием уволить Онищенко. Крякает как утка. 

Я обращаю ваше внимание, что я сейчас не буду комментировать историю Уралкалия, взаимоотношений Керимова и Лукашенко. Если купят Уралкалий, что я не думаю, что уже произойдет, то я вернусь к этой истории. Потому что это история непростая, и я не думаю, что Керимов был во всем прав. То есть у меня есть даже сочувствие к тому, что сделал Лукашенко, потому что, ну, я думаю, что ребята доигрались. Но вне зависимости от того, там, абстрагируясь от сути конфликта, который я сейчас не излагаю, поведение России, которая не наказывает за то, что на ее территории хотели украсть человека сотрудники чужих спецслужб... Ребята, и после этого мы говорим, что мы противостоим там... Наш геополитический противник – США? Дай бог нам справиться с батькой Лукашенко, который у нас увольняет наше главное дерьмоядерное оружие, потому что, дескать, ему оскорбилось. 

Потому что... Ну, тут сейчас говорят, это же получается с увольнением Онищенко как с арестом Ежова. Да? Вот, Ежов делал всё, что Сталин велел, а потом вдруг это оказалось «ежовщина». 

Онищенко... Ну как же? Да, может быть, он иногда бежал впереди паровоза. Мы же не скажем, что он бежал впереди паровоза по поводу украинских конфет или там литовских сыров. Потому что мы видим, что все действия Онищенко... Там все случаи, когда он грозил какой-нибудь очередной кильке, вину и так далее, они подкреплялись потом другими действиями российских соответствующих органов. 

Я знаю только один случай, когда Онищенко ошибся – это было после испытаний, когда испытывали российскую подводную лодку, которую надо было передать Индии, и с лодки 4 ракеты полетели 4 раза не туда. И индюки сказали, что лодку они не возьмут. На следующий день выступил Онищенко, раскрыл рот и сказал, что нашел в индийском чае капрового жука. Ну, во-первых, капровый жук в индийском чае не водится. А во-вторых, этот самый индийский чай принадлежал, по-моему, на этот момент весь компании Unilever. И после этого то ли Unilever пригрозила подать на нас в суд, то ли индюки сказали, что лодку всё равно купят, но, в общем, короче говоря, на следующий день капровый жук просто исчез. Не то, чтобы Онищенко от него отказался, не то, чтобы он взял свои слова обратно – просто исчез, вымер капровый жук, не существовал больше такой биологический вид в наших информационных материалах. 

То есть Онищенко у нас чрезвычайно понятливый. Капровый жук так капровый жук. Так сказать, килька так килька, шпроты так шпроты. И поэтому говорить, что этот человек вел какую-то там особо самостоятельную игру, это, мягко говоря, нечестно. 

И, конечно, это такая новая, на мой взгляд, история с режимом, потому что у нас всегда Владимир Владимирович... Ну как? У нас никогда нельзя было переборщить в услужливости режиму. Все вот эти Милоновы, Яровые – они могли выступать с любыми инициативами и знать, что если они даже бегут впереди паровоза, то всё равно их встретят аплодисментами. И вдруг человек всю жизнь бегал впереди паровоза, и тут паровоз его раздавил.