Почему россияне все еще не испытывают ненависти к коммунизму

("The National Interest", США)

На прошлой неделе российский фонд «Общественное мнение» опубликовал  результаты исследования, в котором респондентов попросили поделиться своими  взглядами о жизни в бывшем Советском Союзе. Оказалось, что почти две трети  опрошенных видят коммунизм в благоприятном свете. Только для 7% участвовавших в  опросе людей слово «коммунизм» имеет негативные коннотации, тогда как 5% из них  отвергают коммунизм как чистую «сказку». Целых 69% респондентов старше 60 лет  рассматривают жизнь при советской системе в позитивном свете, а среди опрошенных  в возрасте между 18 и 30 годами таких оказалось почти 50%.
Как следует к  этому относиться? Одно из возможных объяснений состоит в том, что, несмотря на  устойчивый рейтинг поддержки российского президента, превышающий 60%, остаются  широкие слои населения России, представители которых недовольны состоянием дел  при Владимире Путине. Более уместный урок, который следует извлечь из  проведенного опроса принимающим решения западным политикам, сводится к тому, что  последствия многочисленных вариантов экономической политики, проводившихся в  России в 1990-х годах, все еще продолжают ощущаться.
Эти варианты  экономической политики, названные Вашингтонским консенсусом, представляют собой  набор неолиберальных экономических рецептов, которые настоятельно предлагались  развивающемуся миру такими американскими и международными финансовыми  институтами, как Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк.  Рекомендованные варианты экономической политики вдохновлялись классической  либеральной идеей о том, что комбинация свободного рынка, дерегуляции,  приватизации, сбалансированного бюджета и плавающего обменного курса способна  сформировать более эффективные рынки и обеспечить более высокие темпы  экономического роста. Проведение подобного рода политики сопровождалось  ощущением мести со стороны администрации Клинтона, а ее результаты оказались  почти катастрофическими для россиян.
Где-то в 1992-1993 году в России  образовалось два лагеря экономических реформаторов: одни были сторонниками  осторожного, «постепенного» подхода, тогда как другие выступали за проведение  «шоковой терапии». Сторонники «постепенного» подхода считали так: если реформа  проводится при отсутствии институциональной реформы, гарантий прав  собственности, эффективной и легитимной налоговой системы, а также  законодательно утвержденных правил для конкуренции, то поспешное проведение  приватизации приведет только к растаскиванию активов и к коррупции в больших  масштабах. Эти предсказания оказались пророческими. Сторонники «шоковой терапии»  полагали, что главным фактором является время. Чтобы избежать возвращения  коммунизма, нужно было, по их мнению, создать класс капиталистов с закрепленными  имущественными правами. Подобный подход поддерживала группа молодых  «реформаторов», сложившаяся вокруг президента Ельцина, куда входил Анатолий  Чубайс, а также высокопоставленные чиновники Министерства финансов США эпохи  Клинтона. 

Три варианта политики занимали центральное место в концепции «шоковой  терапии»: либерализация цен, монетарная стабилизация и приватизация. Российское  правительство в начале 1992 года проводило политику одновременной либерализации  цен. Возникшая в результате гиперинфляция вызвала рост потребительского индекса  цен в России, который в 1993 году превысил 800%, в 1994 году составил 400% и  200% - в 1995 году. Сбережения россиян нижнего и среднего класса стали первой  жертвой «шоковой терапии». Для борьбы с безудержной инфляцией России было  настоятельно рекомендовано ужесточить монетарную политику за счет увеличения  процентной ставки и сохранения завышенного обменного курса рубля. Это привело к  тому, что процентные ставки выросли до уровня 70% в 1995 и в 1996 году, а  безработица измерялась уже двузначными числами. Завершающий раунд «шоковой  терапии» включал в себя поспешную приватизацию, которая, как и опасались  сторонники «постепенного» проведения реформ, привела к распродаже по дешевке  государственной промышленности, однако при этом был создан не широкий класс  людей, заинтересованных в успехе демократического капитализма, а небольшая клика  олигархов, которые быстро воспользовались ситуацией, а затем перевели свои  богатства за границу.

Проведенное Збигневом Бжезинским исследование показало,  что 65% предоставленных Западом денежных средств и кредитов были перекачены на  оффшорные счета. В конце 1990-х годов уровень бегства капитала оценивался в 18  миллиардов долларов в год, а к марту 2000 года общее количество выведенного из  страны капитала превысило 100 миллиардов долларов.
Последствия  проводившейся тогда политики были весьма драматичными для российских людей. В  период с 1990 года по 1999 год российская экономика сократилась больше чем на  50%, а промышленное производство уменьшилось почти на две трети. Количество  бедных с 1989 года за десять лет подскочило с 2% до почти 59%. Сокращение  экономики привело к уменьшению населения: в 1990-х годах количество самоубийств  возросло на 60%, а средняя продолжительность жизни среди мужчин уменьшилась на  четыре года. К 1996 году отмечалось 240 абортов на каждые 100 родов. Подобного  рода демографические тренды усугублялись эпидемией употребления наркотиков,  другими пагубными привычками, а также распространением ВИЧ.
Полный провал  неолиберальных экономических реформ в России в 1990-е годы до сих пор остается  значимым по нескольким причинам. Во-первых, это еще один повод для пересмотра  желательности того мира, который Вашингтонский консенсус оставляет после себя.  Видный политэконом Роберт Скидельски (Robert Skidelski) сравнил экономические  результаты того, что он назвал эпохой Бреттон-Вуд (1951 – 1973) с периодом  Вашингтонского консенсуса (1980 – 2009), и обнаружил, что в первый период не  только отмечались более высокие темпы экономического роста (4,8% в сравнении с  3,2%), но и не было глобальной рецессии, а темпы роста никогда не опускались  ниже 3%. «…Если бы темпы роста составили 4,8%, а не 3,2% в период с 1980 года по  сегодняшний день, то мировая экономика увеличилась бы более чем на 50%», -  подчеркивает Скидельски. Уровень безработицы, волатильность обменного курса и  неравенство (по коэффициенту Джини (Gini coefficient) и индексу Тейла (Theil  index) оказались выше в период Вашингтонского консенсуса.

Во-вторых, подход Министерства финансов  США и МВФ к России ясно показывает ограничения экономизма, то есть редукции всех  социальных фактов до их экономических измерений. Подобный подход стал  укоренившейся привычкой ответственных за принятие решений западных политиков в  последние 30 лет, особенно в Соединенных Штатах и в Соединенном Королевстве.  Поразительный пример подобных установок мы имеет благодаря Строубу Тэлботту  (Strobe Talbott). В своих мемуарах, озаглавленных «Рука России» (The Russia  Hand), он вспоминает интенсивные дискуссии, проходившие в сентябре 1993 года  между премьер-министром Виктором Черномырдиным и Лоуренсом Саммерсом (Lawrence  Summers) по поводу условий предоставления кредитов МВФ: «Лари настаивал.  Правила, по которым работает МВФ, не были несправедливыми или навязанными –  они являлись отражением непреложных принципов экономики, которые в  определенной мере действуют так же, как правила физики (курсив  мой)».
Но нет, они не были таковыми, и они не являются таковыми. Если  опираться на этот пример, то становится понятно, что Саммерс, как и его коллеги  в МВФ, считал экономику похожей на естественные науки или на физику, а не на  глубоко моральное учение, на что не уставали указывать Адам Смит и Джон Кейнс.  Как мы видим, для обычных россиян «чудесное будущее», обещанное сначала  коммунизмом, а затем капитализмом, оказалось во многом одним и тем же - условия  в стране ухудшались до постыдного уровня все то время, в течение которого  российские чиновники выслушивали поучения относительно первостепенной важности  условий предоставления кредитов МВФ.
Таким образом, итоги тех лет должны  заставлять вести себя скромнее западных политиков, ответственных за принятие  решений, в тот момент, когда они пытаются поучать Россию и другие развивающиеся  страны и навязывать им свои взгляды относительно их внутренней политики.  Послужной список Вашингтонского консенсуса оставляет желать много лучшего. И он  не забыт, о чем довольно убедительно свидетельствует позиция 60%  россиян.

  Джеймс Карден работал в Госдепартаменте и был советником  американо-российской двусторонней президентской комиссии в период с 2011 по 2012  год.