Всего одна жизнь

В моей жизни было всё: бешеная страсть, очень большие деньги, беспробудная нищета и голод, предательство самых близких... Я познал столько, сколько не успевают хлебнуть и за сто лет тысяча человек. Были взлёты гениальности, когда я возносился на самые высокие вершины Духа, откуда уже неинтересно было наблюдать за этой жалкой копошащейся массой, именуемой человечеством.
 
И ничто, ничто не смогло изменить моей внутренней сути. Я всегда оставался целиком и полностью верен себе, тому, что я хранил глубоко внутри и никогда не позволял никому даже близко приблизиться к святым для меня понятиям.
 
Я слишком хорошо изучил людей, места иллюзиям не оставалось. Их души были слишком неглубоки, чтобы понять всё, чем я жил. Им были недоступны мои чувства и страдания. Я всю жизнь сторонился тех, кто навязывался мне в друзья, а когда я забывал о том, как глубоко может ранить чужое прикосновение ко мне, я всегда был за это наказан. Потому что даже лучшие из людей никогда не могли разделить со мной мои искания Истины.
 
Конечно, при этом я оставался в чём-то таким же, как все, ведь я был живым человеком из плоти и крови, наделённым природой теми же инстинктами, что и у всех. И моя жизнь не была посвящена, как у тех, кто стремится к святости и становится монахом, Богу, но и на какие-то грязные поступки, которые многие совершают просто так, от недомыслия, я тоже не был способен. Я не хочу сказать,что я был ни рыба ни мясо, ни горячий ни холодный. Нет, я был человеком, и ничто человеческое, конечно, не было мне чуждо. Я много ошибался и много упорствовал в своих ошибках.
 
И часто я думал о том, в чём же заключалась моя непохожесть на других? Она была такой явной, что не заметить её было невозможно. Но сформулировать это для меня всегда было трудно. А вот близкие мне люди часто говорили об этом в каких-то простых словах. Например, человек, который меня воспитал (родителей у меня не было, я был круглым сиротой) ставил мне мою обособленность от большинства в упрёк. Не проходило и дня, чтобы он не говорил, что я должен быть таким же, как большинство, и не выделяться из толпы своей духовной эксцентричностью. Конечно, я понимал, что он заботится обо мне - таким, как я, жить всегда тяжело, а порой и невыносимо. Но что я мог с собой поделать???
 
Были и те, кто меня очень любил, даже не пытаясь ничего понять.
Просто любили, и всё. Как правило, это были люди совсем неглупые, и, конечно, они понимали, что со мной что-то не так. Но они видели также и то, что это не было ущербностью - наоборот, они ставили многие мои качества очень высоко, и это их неудержимо тянуло ко мне, даже если они сопротивлялись этому почти нездоровому влечению.
 
От меня шли какие-то странные флюиды, которые завораживали тех, кто не был лишён богатого воображения. Что можно было извлечь из общения с таким непонятным существом, как я? Тем более, что часто у нас не было даже общих интересов в этой жизни, мы были слишком разнородными, как две несовместимые субстанции - например, ветер и подводное царство. Но тем не менее, таких-то и тянуло ко мне, как магнитом. Конечно, в итоге из этого мало что хорошего выходило...
 
А сам я всегда хотел несбыточного, того, что тут, на Земле, нельзя получить простому смертному, всю свою жизнь я грезил тем, что недоступно даже для гения, не только для обыкновенного заурядного существа, которых природа зачем-то плодит в страшных количествах. И как ни странно, иногда я получал желаемое, пусть не в полной мере и не щедрой рукой, но этого хватало, чтобы сделать меня на какое-то время счастливым...
 
Но в этом я был устроен, как все на свете люди - я быстро пресыщался любыми, самыми сказочными дарами, которые иногда подкидывает нам по своей великой прихоти Случай, который никогда не устаёт играть с людьми в свои непонятные коварные игры.
 
И вот я подошёл к последнему пределу, к рубежу, которым завершается бытие всего на свете. Это единственное, что я не могу не только представить, но даже допустить такую возможность - что я могу без следа исчезнуть из этого нелюбимого мной, но такого привычного мира. Это будет последнее, что я обязан испытать, те ощущения и чувства, которые будут мне нисколько неподвластны. Я не знаю, захватит ли смерть меня врасплох, внезапно подкравшись, или мне придётся испить до последней капли невыносимые и медленные страдания, и я буду молить, чтобы это свершилось поскорее.
 
Но что я понимаю совершенно чётко - я уйду таким же слепым, как и явился в этот мир... Но пока я жив, дождевые капли моих слов будут падать и падать в непроглядную темноту Вселенной.