У Запада учиться нечему?

Пресловутый «русский путь» — это на самом деле химера. Социологи российского Левада-центра провели несколько исследований, но так и не смогли выяснить, что же это за «особенный путь» такой — никто из респондентов не смог этого объяснить.
Но легенда об «уникальности» русских, неподвластных для понимания другими народами, была и остается привлекательной для власть имущих.
Миф об «особенном русском пути» помогает укрепить власть всемогущего правителя.

Если говорить совсем просто, то принципы российской внешней политики можно сформулировать так: она прагматична и обусловлена собственными интересами. Глобально речь идет о рынках вооружений, полезных ископаемых и атомной энергии. Кроме того, Москва делает ставку на многополярный мир, в котором ей отводилась бы одна из ведущих ролей. Превыше всего – принцип невмешательства, а также стабильности, которая должна быть достигнута любой ценой. Права человека? Это один из аргументов, который, впрочем, никогда не ставился во главу угла. Если заняться поисками идеологической страсти, то искать ее надо на постсоветском пространстве, которое Москва рассматривает как свою исконную сферу влияния. Потеря этого пространства была бы крайне болезненна для ее имперских амбиций. «Среди российского руководства есть масса очень циничных личностей», — говорит руководитель московского центра Карнеги Дмитрий Тренин.

С этим цинизмом проще справиться, если знать, откуда он взялся и в какой среде культивируется. С одной стороны, Москва вряд ли может вести политику, исходя из соблюдения прав человека, потому что в России власть не испытывает никакого давления со стороны общества. В России попросту никто не интересуется кровопролитием в сирийских городах Алеппо и Хомсе, как не интересуется и тем, что президент Путин поддерживает своего сирийского коллегу Асада. Кроме того, СМИ, подконтрольные государству, в любой момент могут изложить информацию так, как это выгодно Кремлю.

С другой стороны, правозащитная политика и риторика Запада многим в Москве представляется наивной. Некоторые в ней видят и вовсе ухищрения с целью борьбы против России. Идеей «вселенского антироссийского заговора» режим Путина одержим еще со времен «оранжевой революции» на Украине. Тогда, в конце 2004 года, сотни тысяч граждан этой страны съехались в Киев и протестовали против фальсификации результатов президентских выборов в пользу Виктора Януковича. Однако Путин еще за несколько дней до этого приехал в Киев, чтобы участвовать в ежегодном военном параде, и демонстративно поздравил Януковича с победой. Но массовые протесты, в поддержке которых принимали участие американские неправительственные организации, привели к перевыборам, на которых Янукович потерпел поражение. Для Путина это стало одним из самых болезненных внешнеполитических поражений.

С тех пор иностранные неправительственные организации считаются в России рассадником западных врагов, мечтающих о свержении действующего режима. Надо признать, что американские организации действительно не всегда остаются политически нейтральными, в отличие от немецких фондов. Однако тем яснее был сигнал, поданный российскими силовыми структурами, представители которых пару недель назад явились с обысками в офисы многих финансируемых из-за рубежа организаций, в том числе в офисы фондов имени Фридриха Эберта и имени Конрада Аденауэра. Силовики четко дали понять, что иностранцам в России не рады.

Таким образом, с Западом Россия пока что разобралась. Политика сближения с Европой, популярная в 1990-х годах, осталась в далеком прошлом. С надеждой на интеграцию в европейское пространство Россия в 1996 году вступила в Совет Европы и двумя годами позднее ратифицировала Европейскую конвенцию о правах человека. Еще в 2005 году Путин в соответствии с согласованной с ЕС «дорожной картой» выражал готовность к созданию единого пространства свободы, безопасности и справедливости и говорил о ценности демократии, главенства права и независимости правосудия. Западные соседи, также непосредственным образом заинтересованные в долгосрочном стабильном партнерстве с демократической Россией, радовались. Но Москва к тому моменту уже успела избавиться от иллюзий относительно запада.

Новая Россия после крушения Советского Союза получила при активной поддержке со стороны американских неолиберальных сил не демократию и процветание, а шоковую терапию, нищету, бесправие и бесстыдное обогащение олигархии.

«Лихие 90-е» сделали большинство населения страны жертвами демократических экспериментов и способствовали созданию имиджа Путина как «спасителя отечества». Авансы, выданные молодым президентом западу в начале 2000-х годов и его поддержка США после террористических атак на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября 2001 года, по мнению Москвы, так и не оправдались. Вместо этого Джордж Буш-младший реализовал такие идеи, как расширение НАТО на восток и «экспорт демократии» по всему миру. Когда же Запад четыре с половиной года назад столкнулся с экономическим кризисом, Путин растерял последние остатки привлекательности. Москва рассматривала кризис не как проблему финансовых рынков, а, в первую очередь, как поражение западной модели общества. Государства, когда-то олицетворявшие ее успех, теперь считаются слабыми, раздираемыми всевозможными конфликтами, пораженными вирусом политкорректности и сдавшимися на милость бесчинствующих национальных и прочих меньшинств.

Российский истеблишмент злорадно потирал руки. «Давайте жить так, как мы хотим, уважайте наши правила и советуйтесь с нами!» — призывала Москва. Ведь Россия считает, что ее слишком часто игнорируют: кризис на Кипре и первый план спасения, предложенный ЕС, о котором российское руководство узнало из выпусков новостей, лишний раз подтверждают это. Россия требует, чтобы ее уважали и допускали к решению важных вопросов, хотя она и не в состоянии чем-то реально помочь. Запад должен быть надежным торговым партнером, предоставить России капитал вместе со своими ноу-хау и открыть собственную экономику российским предприятиям. Большего Москва на данный момент не требует, а уж о неких совместных ценностях и вовсе речи не идет.

«Мы самобытны и имеем собственные ценности и собственную общественную модель», — гласит лозунг Кремля в последнее время.

Но что же, собственно говоря, представляют собой эти пресловутые «российские ценности»? В ответ на этот вопрос многие начинают туманно рассуждать об огромных размерах страны, об особенностях ее климата, о героической истории с множеством страданий и жертв. В итоге эти рассуждения доходят до «религиозного характера страны и духовных ценностей православия» или до «восприятия нации как коллективной личности». Российское государство должно, в первую очередь, продемонстрировать собственную силу. Русская душа является при этом чем-то неподвластным для западной рациональности. В общем, Россия не поддается пониманию внешними силами и идет своим особенным путем.

В действительности же, согласно социологическим исследованиям, большинство россиян склонно прислушиваться к мнению своих близких или, например, коллег по работе. В этом смысле приоритет отдается обществу перед отдельным индивидуумом. Российские предприниматели, работающие также на Украине, замечают существенные различия между двумя соседними странами. В то время, как в России критика руководства считается предосудительной, и высказать ее можно разве что в курилке на работе, на Украине уже давно признали эффективность критики во благо общего дела. А люди, осмеливающиеся критиковать вслух, не считаются более злопыхателями и отщепенцами.

Еще одним примером «особенности» России можно считать отношение к закону. Кое-кто любит указывать на то, что западный легализм со своими четкими юридическими понятиями разбивается о мораль русских людей. Приверженность букве закона создает некое абстрактное право, в то время как осужденному ближе было бы «моральное право». Непонятно только, почему же тогда Международный суд по правам человека в Страсбурге на протяжении многих лет наибольшее число обращений получает именно из России. Многие россияне, похоже, стремятся к якобы «холодному» западному правосудию.

Вершиной аргументации в пользу «русской самобытности» является утверждение, что русские изначально не приспособлены к демократии. Однозначно этого никто не утверждает, но многие представители московского истеблишмента намекают, что народ участвует в выборах наивно и безответственно. Конечно, в 90-е годы в регионах к власти пришло довольно много политиков с сомнительной репутацией, а то и вовсе преступников. Но качество руководства страной не очень-то улучшилось с тех пор, как в 2004 году были упразднены губернаторские выборы.

Конечно, утверждение Путина, что российская демократия на первых порах нуждается в помощи некой «сильной руки», показалось многим его согражданам вполне обоснованным. Стране не хватает исторического опыта: на протяжении столетий в России были лишь верноподданные и могущественный царь-батюшка, обладавший абсолютной властью и контролировавший все и вся. Но когда и каким образом Путин, избегающий открытых дискуссий, собирается «научить демократии» своих сограждан, остается, по всей видимости, его тайной. По крайней мере, ни о какой «демократической оттепели» пока что не идет и речи.

До сих пор модель успеха Путина зиждилась на либерализации частной жизни в России. Как-никак, каждый гражданин получил возможности вслух говорить о своих пожеланиях, зарабатывать деньги и путешествовать по миру. Все, что от него требовалось, это не вмешиваться в политику. Но с некоторых пор парламентарии, принимающие законы о контроле над интернетом и борьбе с экстремизмом, и прокуратура, активно реализующая эти законы, существенно сузили личное пространство граждан. Российское государство вновь делает ставку на воспитание патриотизма. Путин говорит о «великой России» как о некой коллективной цели и высказывается за возвращение норм ГТО по старому советскому образцу. Но многим его согражданам это не подходит. Этих людей меньшинство, но их число постоянно увеличивается с ростом массового благосостояния. Так что же тогда получается: участники массовых акций протеста, опровергающие стереотипичное представление об «апатичных россиянах» и требующие, чтобы власть считалась с их мнением, являются этакими «нерусскими русскими»?

Пресловутый «русский путь» — это на самом деле химера. Социологи российского Левада-центра провели несколько исследований, но так и не смогли выяснить, что же это за «особенный путь» такой — никто из респондентов не смог этого объяснить. Опрос, проведенный экспертами Констанцского университета в Германии, выявил в 2009 году, что молодые россияне, в отличие от, например, молодых немцев, более привязаны к семье. Но в остальном между ними не было выявлено особенной склонности к коллективизму или индивидуализму.

Но легенда об «уникальности» русских, неподвластных для понимания другими народами, была и остается привлекательной для власть имущих. Российская демократия, утверждают ее адепты, совершенно особенна и не поддается измерению. Конечно, и на Западе существуют различные системы демократии, сложившиеся под влиянием определенных исторических событий и национальных традиций. Но в западных странах существуют всеобщие, равноправные, тайные и свободные выборы. А поскольку российское руководство имеет привычку перед каждыми выборами принимать новые законы в интересах прокремлевских сил и искусственно исключать оппозиционных кандидатов из предвыборной борьбы, подтасовывать результаты выборов и влиять на освещение процесса голосования, говорить о демократии в России совсем не приходится.

Миф об «особенном русском пути» помогает укрепить власть всемогущего правителя. Кто-то может возразить, что такие мифы существуют и на Западе. Это верно – Россия в этом смысле тоже куда более нормальная страна, чем может признать ее руководство.