другие русские

 

начало цикла статей о "других русских"

http://ugunskrusts83.livejournal.com/342774.html#comments

Более полувека назад когда вопрос о цивилизационной, ментальной и даже расовой (sic!) разнице между «красными» и «белыми» русскими только начал подниматься, пожелание выделить «белых» в отдельную национальную идентичность скорее всего наткнулось бы на полное непонимание. Но сегодня, по пришествие стольких лет антагонизма и непримиримой вражды, когда внутри России произошли непоправимые сдвиги, а за её пределами признание получили даже самые экзотические этносы, наболевший вопрос о «бесконечной гражданской войне» может быть разрешён лишь с помощью взятия на вооружение кардинально иной оптической системы, в прицеле которой полыхающая на просторах России война (с её «горячими» и «холодными» фазами) превращается из гражданской в межнациональную. По крайней мере, именно на переводе дискуссии из чисто идеологического измерения в этническое настаивает то направление русского национализма, которое острее всего ощущает пропасть между отстаиваемым ею эталоном «русскости» и среднестатистическим «советским русским» («совраском»).

Помимо этого краткого экскурса, хотелось бы привести несколько концентрированных выдержек, касающихся «других русских» и их национального нарратива.

1.) В стартовавшем недавно марафоне по «выписыванию» себя из русских виноваты вовсе не «агенты Госдепа». Толчок к появлению «казакийцев», «поморов», «залесцев» и т.д. был дан фатальным, необратимым разложением «большого народа». Конструкт «русской нации», основанный на мифах впервые апробированных в ходе сталинских экспериментов с русским национальным чувством 1930-50-х гг., пришёл в негодность и, обнажив свой поржавевший остов, перестал сплачивать людей, не переставая, однако, нервировать наиболее чутких из них. Русская идентичность, покалеченная советскими опытами, приобрела отвратительные черты и перестала привлекать. Русский национализм закрыл на это глаза и вместо капитального ремонта, «смены имиджа», возвёл уродство в степень красоты, даже не особо стараясь зажмуриться. Инструментарий такого национализма ограничился большевистской калькой теории «официальной народности» и мешаниной из антинорманнизма, Александра Невского, Суворова/Кутузова/Ушакова, «Великой Отечественной» и прочих средств, которыми «большой народ» мобилизовался на защиту «социалистического отечества». Кража Сталиным имперского наследия приняла форму фарса: заточенный под верность европейскому монарху пантеон древнерусских героев в реалиях сверх-индустриального общества потерял благородно-архаичные черты и опустился на дно пародии. Русский народный колорит (бороды, косоворотки, хороводы) вживлённый в ткань раба тоталитарной махины при «русификации» сталинизма, породил чудовищную химеру, которая делает практически невозможным дальнейшие обращения к folk-тематике, уже дискредитированной гибридом советчины и славянофильства.

Весь этот бурьян комичной «русскости» прекрасно способствует мобилизациистада, но не сплочению нации как Целого. Согласно французскому социологу Эмилю Дюркгейму, современное общество, наряду с высокой степенью интеграции, производит также одиночество как в виде распада социальных связей («эгоизма»), так и в виде их перенапряжения –«аномии». Несмотря на горлопанские лозунги и уродливую эстетику черни, первое, что чувствует человек, волею случая попавший в стадо таких «борцов за Русь», как раз и есть одиночество (loneliness в трактовке Ханны Арендт). Если вспомнить, что тот же Дюркгейм подразделял самоубийства на «эгоистические» (связанные с отсутствием смысла жизни) и «аномичные» (связанные с бегством человека от бесформенного и одновременно вездесущего общества), то в лице распада советско-русской идентичности на «ингерманландцев», «залесцев» и т.д. мы сталкиваемся с классическим аномичным, т.е. совершённым на почве перенапряжения самоубийством.

Националистам подобного пошиба незачем корить глобализм и мультикультуру, ведь их фирменный «национализм», при всей его крикливости и «народности», сам является насквозь космополитичным, т.к. вбрасывая в толпу радикальные лозунги, не даёт внятной и привлекательной национальной историософии, не даёт пантеона национальных героев, который гораздо тесней связан с тематикой национализма, нежели самые радикальные требования к нелегальным иммигрантам. Трудно поспорить с тем, что фанатичная преданность культу УПА гораздо сильней помогла украинскому национализму, чем русскому национализму помогло бесконечное мельтешение с «противодействием этнопреступности». Марши в честь ветеранов Waffen-SS в Львове и Риге выглядят чудными манифестациями национального духа, в то время как напечатанный шрифтом Arial лозунг «Русские идут» на мероприятии 4 ноября (согласитесь, на датах формирования дивизий националистических добровольцев в 1943 г.

намного легче и выгодней строить пропагандистскую кампанию, чем на туманных событиях 17 века) навевает безысходность. Немудрено, что люди, в которых общество потребления ещё не вытравило чувство прекрасного, стараются порвать с «национализмом», у которой нет другого маркера, кроме банальной бытовой ксенофобии. В новых (увы, зачастую выдуманных на голом месте) идентичностях они стараются найти подпорку в космополитичном мире, где национализм «большого народа» однозначно служит орудием тотального всесмешения.

На «Русских маршах» есть негативно настроенная к приезжим молодёжь, эксцентричные ораторы и десятки телекамер, но нет… национализма. О нём можно было бы говорить, если бы вместо выслеживания таджикских притонов, русские националисты собирались бы в трактире «У Каминского» в старом районе Смоленска (имевшего негласный статус «столицы русского коллаборационизма», т.е. русского подобия «Бандерштадта», ведь именно в Смоленске был заявлено о создании РОА и Русского Комитета) и за кружкой пива чествовали белогвардейских борцов против монголо-большевистских орд, дискутируя о месте Российской империи в европейских коалициях 18-19 вв. Пока такая идиллическая картина воспринимается ненужным фантазёрством всякий русский национализм обречён быть безнациональным.

Увы, но в то время как националистические движения в Прибалтике, на Украине и даже в Белоруссии в начале 1990-х педалировали тему антисоветского сопротивления как пункта сборки национального тела, их коллеги в РФ с головой ушли в межгалактическую борьбу с «Бильдербергским клубом» (сейчас уже с исламо-кавказским заговором) вместо того, чтобы озадачиться проведением дней памяти белого движения или РОА. В 21 веке уже поздно заниматься тем, что должно было быть сделано 20 с лишним лет назад, когда с падением «железного занавеса» были созданы уникальные условия. Единственным выходом из тупика остаётся «выписывание» из «большого народа», но в пользу не фантастических «залессцев», а вполне осязаемых «других русских», – прирождённых воинов и подпольщиков, которые прошли огонь и воду, прежде чем утвердить сегодня своё право на нацию. Отдельную не только от абстрактных «россиян», но и от пресловутого «государствообразующего народа», от до сих пор пребывающих в пьяном угаре «соврасков».


http://ugunskrusts83.livejournal.com/342851.html

http://ugunskrusts83.livejournal.com/343105.html

http://ugunskrusts83.livejournal.com/343383.html

Вместо иностранного слова «сепаратизм» уместней ввести неологизм«отделенчество» (сравните с сибирским «областничеством»). Русское отделенчество исходит из невозможности пребывания «других русских» в одном государстве с «большим народом» и паразитирующими на нём азиатскими общинами-присосками. Выбор базы для развития «русского Тайваня» – дело нелёгкое и с наскока оно не решается, но ослабление внутренних скреп РФ, ренессанс регионализма сулят перспективу использования «другими русскими» нарастающего протеста на местах. Грандиозным шагом в битве за субъектность «других русских» стало бы, конечно, завоевание ими своего государства, допустим, на Псковщине, – этой узловой точке Европейской России, славной традициями вечевой демократии и антисоветской борьбы. Но т.к. до этой заповедной мечты пока далековато, надо не минуты не медля задаться целью выявления нашихVolksgenossen, рассеянных по просторам уничтоженного Интернационалом русского государства.

Отвергая как великодержавную спесь, так и самоуничижение прихлебателя, «малая» русская нация видит свою историю бесконечной летописью пограничной службы на благо Европы, той Европы, к которой онапринадлежала всегда и перед которой ей не надо падать ниц, подобно новоявленным «литвинам» или либеральным горе-западникам. После изгнания демона «загадочной русской души», отравлявшего родник нашей идентичности, юродство, в его шапкозакидательском или покаянном обличии, должно уступить дорогу рациональности. Рациональность, не холодная и бездушная, но в сочетании с чистым крестоносным порывом – вот то оружие, которое следует противопоставить расхлябанному хамству дерусифицированной черни. Занимая перманентно «пораженческую» позицию по отношению к РФ, «другие русские» не уповают на «освободителей», но и не отказываются от любой помощи извне. Их национальной работе ещё только предстоит брать новые рубежи, но уже сегодня сигнал к сбору под стяг Русских Катакомб грозит породить глубокое чувство солидарности у раскиданных по РФ носителей не изгаженного советчиной русского самосознания.

А потому они, молодая нация русских пассионариев, а не эфемерный «большой народ» с его шатающимися из стороны в сторону адептами, способны поставить под угрозу легитимность чекистской Москвы.