Небольшой поселок в Заполярье. Рассказ врача

Врачи прилетели (рассказ очевидца).
Десант сотрудников Таймырской районной больницы в заполярную Волочанку выглядел иллюстрацией к песне про «прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете». «Кино», правда, показывали самим врачам: прямо на посадочной полосе им сообщили, что коммунальщики поселка как раз получили зарплату и уже успели обмыть: нетрезвая жена зарезала мужа, сосед соседу-собутыльнику распорол лицо, одного сбили «Бураном», один житель увез школьницу катать по тундре—и родители девочки вторые сутки пьют за укрепление связей между народами. 
 
Ненцы, нганасане, долгане и русские пьют и с радости, и с горя. Впрочем, это не только на Таймыре.
 
У крыльца волочанской больницы—парковка вездеходов, а у кабинета нарколога—толпа желающих закодироваться. Некоторых жителей Волочанки «торпедировали» по 3–4 раза. Женщины идут к врачам как на праздник: в кофтах с блестками, свежие синяки тщательно замаскированы макияжем. 
 
Пьяные пациенты с колотыми и огнестрельными ранами да беременные школьницы—основной контингент санавиации. Вертолет для транспортировки из таймырских поселений тяжелых больных Дудинский аэропорт предоставляет врачам со скандалами, под нажимом районного управления здравоохранения. 
 
Радио на Крайнем Севере практически нет, междугородная телефонная связь—по часам, сараи с телевизионными антеннами служат туалетами дворнягам. Впрочем, этого проспиртованная тундра уже не замечает: к весне Таймыр допивается до ангелов в белых халатах. Переждав 8 Марта и День оленевода, в глухие поселки отправляется вертолет с медотрядами наркологов и средствами для кодирования от алкоголизма.
 
Группа из столицы Таймыра—Дудинки—вшивает людям спирали и внутривенно вводит препарат «Торпедо». Врачи уезжают, а спустя шесть месяцев северяне снова уходят в запой. Первыми срываются женщины. Мужчины к следующему рейду наркологов пропивают моторные лодки, вездеходы и домашнюю утварь. Единственное, что на полуострове не является предметом купли-продажи,—дома, построенные в 1930-х годах. Новую избу не соорудить: не из чего и не на что, а на улице при –50°С не заночуешь. Хотя некоторые пробовали: у каждого третьего жителя Волочанки из-за обморожения ампутированы конечности. Многие 40-летние мужчины передвигаются на протезах.
 
В Волочанке из 400 пьющих поселенцев врачи за наш рейд закодировали от алкоголизма 33. Кодируют людей бесплатно, несмотря на то что препараты дорогие и их почти не выделяют.
 
В среднем на одного россиянина в год, если верить статистике, приходится до 14 л алкоголя (ВОЗ считает ситуацию критической, когда показатель равен 8 л). Взрослые дети всемирно известного художника Мотюмяку Турдагина из Волочанки выпивают по 4 бутылки крепленого вина в день.
 
«Какое много?! По 3 литра на нос. Подожди, не путай меня,—38-летний долганин морщит лоб, припоминая финансовые расходы прошлой недели, и уточняет:—Если пить “Композицию”—фигню для протирки ламп крепостью в 86 градусов и объемом в 0,25 л, то на сутки надо не меньше четырех пузырьков. Пьешь фиолетовый стеклоочиститель по 250 граммов—покупай 20 бутылок за раз. Чего бровями водишь? Бухаем все подряд: “Бориса Федоровича” (клей БФ), йод, разведенный с порошком для проявки фотографий, антистатик “Лану”, лак для волос “Прелесть”. Когда гуляем не сильно, дней за пять пропиваем 6000–7000 рублей. За месяц—30 000–40 000. “Забродив”, можно 160 000–200 000 за сутки профукать: моторку на запчасти продал—вот и деньги». Закусывать у нганасан не принято.
 
От сумм, услышанных в очереди к наркологу, возникает ощущение, что медики прилетели кодировать опустившихся олигархов. В действительности две трети Волочанки живет в пустых стенах, без обстановки, с юности до старости носит одни и те же штаны и куртки, ворует у соседей все, что имеет мало-мальскую ценность, покупает продукты в сельмаге с удивительно точным названием «Надежда» за «потом сочтемся».
Кассовый аппарат на прилавке—излишество: денег продавцы не видят, продолжая верить клиентам—если те и убегут, то не дальше тундры.
 
Из 620 волочанцев только 164 имеют постоянную работу. Раньше в поселке было оленеводческое хозяйство, но в 1980-е в районе зарегистрировали случай заражения ящуром—и совхоз закрылся. Была песцовая звероферма—после перестройки разорилась. Теперь мужчины устраиваются в котельную, женщины стремятся попасть в школу уборщицей или поваром в детский сад. Гардеробщиц и техничек раз в полгода увольняют за пьянство, на их вакансии берут закодировавшихся. Изгнанные с работы бегут к врачу «торпедироваться», потом ждут, когда их сменщицы сорвутся. Иногда женщины искусственно ускоряют «раскодировку» конкуренток—спаивают. 11 семей организовали крестьянско-фермерские хозяйства: охотятся на уток и куропаток. 
 
Средняя зарплата в поселке—5000 руб. Плюс 1500 руб. коренные северяне ежемесячно получают от «Норильскникеля» за использование природных богатств региона. Когда знакомые перестают давать деньги в долг, мужчины отправляются на охоту. Повезет—подстрелят 5–10 оленей. Килограмм мяса в заготовительных конторах Волочанки принимают по 28 руб., в Дудинке продают за 43. Мужчины стараются закодироваться накануне охотничьего сезона, чтобы уехать в тундру и вернуться домой через 3–4 месяца с тушами овцебыков, шкурами песцов, росомах. Рога оленей продают браконьерам, те везут их в Японию—«на лекарства». Вырученные средства, естественно, пропиваются.
 
Зная, что буду ловить контейнеры на въезде в поселок, коммерсанты выгружают спирт в тундре, а потом на частных “Буранах” потихоньку развозят по домам
 
В Волочанке три магазина, и все на выходные закрываются. Народ впрок алкоголь не покупает: у нас сколько взял—столько выпил. Барыги продают по субботам и воскресеньям техспирт через форточки. Мало того что от всякой дряни мрут, дык еще жены по пьяни мужей убивают, мужики друг друга стреляют. 
 
В Дудинке, местном «центре цивилизации», ситуация не лучше: работы нет, а пьяниц и своих хватает. Так что бежать из Волочанки некуда. Некоторые в подростковом возрасте вешаются. Русские оправдывают массовый алкоголизм северян советским воспитанием. Нганасане и долгане всегда занимались охотой, по полгода проводя на аргишах (промысловых точках). В 1960-х заботу об их детях брали на себя интернаты. Поколение 30–40-летних, по утверждениям стариков, не умеет работать, следить за собой и домом, не чтит традиций.
 
В прошлом году число алкоголиков, снятых с учета в таймырской наркологии, увеличилось в 1,6 раза: это не излечившиеся, а умершие. Заболеваемость алкоголизмом и алкогольными психозами на полуострове превышает российские показатели в 1,9 раза. Доля женского алкоголизма здесь длстигает 30%. Дети рождаются с отклонениями в развитии. Те, кто не умер в младенчестве, в 7–8 лет начинают пить.  Средняя продолжительность жизни на Таймыре—42–46 лет.
 
Волочанцы сами настолько устали от пьянства, что на последний прием к прилетевшим наркологам шли семьями: вели с собой жен, братьев, сыновей, соседей—«закодируйте всей компанией, чтобы не было искушений». Правда, когда младшему из долганского рода Чунанчаров врачи ввели «Торпедо» и предупредили, что препарат действует год, парень запричитал: «Пить-то я бросил, но теперь жрать захочется. Доктор, вы еду на вертолете не привезли?».