Рассказ приятеля

                                    ВЛАДИМИР  ШУЛЯ-ТАБИБ.

 

                                                 УЗБЕКА.

 

         Мы сидим на большой веранде Борькиного  дома : я, Боб, коробка темного пива « Хайникен» под столом.

         Теплый сентябрьский вечер, оголтело трещат цикады, мы потягиваем ледяное пиво и никак не можем наговориться – всего-то тридцать лет не виделись!

         С Борькой мы однокашники по  ....,  и в те давние  курсантские времена снимали комнату на двоих  в старом питерском доме неподалеку от Литейного проспекта. И жили как бы в музее: на стенах картины –  итальянских и французских мастеров, подлинники, как горделиво уверяла хозяйка, в  серванте сервиз мейссенского фарфора – боже упаси не только тронуть, а неосторожно протопать рядом.

         Военная судьба разбросала нас черт-те куда: Боб уехал в Баку, я – в Узбекистан, под Ташкент, причем, очень ПОД: предгорья Чимгана, до ближайшего кишлака – 5 км.. Потом появился в русском интернете сайт:

« Одноклассники.» - оказалось, что уже более 10 лет мы живём в 4-х часах

 езды:  я – в Нью Йорке, он в Балтиморе.  И хотя мы оба – лысые и толстые, давно уже не военные и не врачи, по -разному сложилась жизнь , однако,словно  и не расставались. Сидим, пьем, треплемся, как и тридцать с лишним лет назад. Вот только темы  уже далеко не те...

         У Боба служба сложилась нормально: воевать не пришлось, бог миловал, закончил психиатром в одном из госпиталей.  Мне повезло меньше, зато есть теперь что рассказать.

- Слушай, Шуляк, ты же в Афгане был – как там на самом деле-то было? Вот тебе лично? Газеты, я так понимаю, все врали?

- Само собой.  Все врут. Думаешь, американцы пишут правду о войне в Ираке или в том же Афгане? И очевидцы врут, не зря юристы говорят, что никто так не врёт, как очевидец. Каждый видел кусочек правды и уверен, что знает её всю. Помнишь, у Бисмарка...

- Ага, «никогда так не врут, как перед половым актом, во время войны и после охоты»! – засмеялся Боб. – Ври, твой черед! Как в суде: «Правду, всю правду, и ничего, кроме правды!»

- Нет, Боб, всю правду  и я тебе не расскажу: есть вещи, о которых я сам себе приказал забыть, больно мерзкие. И вообще: обо всём говорить – ночи не хватит.

- Окей! На Кавказе наши азеры да чечены тоже мусульмане, как они «любят»  нас, я по себе знаю. Интересно, а как ваши таджики-узбеки-казахи там воевали? Против мусульман-то?

- Кто как. Хватало там всего: и героизма, и трусости, и мародерства, и воровства,как и на любой войне. И самого обыкновенного идиотизма. Сам посуди: нашу Ферганскую дивизию ВДВ, специально подготовленную для войны в горах да пустынях – мы на всяких учениях цистерну  пота пролили! –вдруг за пару месяцев до ввода войск в Афганистан расформировали, а в Афган ввели Витебскую,которая ни малейшего понятия не имела обо всех прелестях нашего азиатского бытия!

-         Видимо,  Штирлицы и в наших штабах попадаются, -хмыкнул Боб.

- Хрен их знает.  Потом нашу десантно-штурмовую бригаду лепили из остатков расформированной  нашей Ферганской дивизии . Офицеров и солдат не хватало, набирали со всего округа , не глядя на подготовку и прочее, абы штат заполнить.

- Знакомая картинка. Но я тебя о мусульманах спрашивал, как они воевали против единоверцев.

- По всякому. Вот был у меня один интересный тип – узбек, к тому же военный врач, как и мы с тобой.

-         Были когда-то,- вставил Боб.

- Так вот,  когда появился этот « десантник», мы с моим другом  Вовкой Харламовым просто рухнули: невысокий коренастый толстяк – узбек (как сказал Вовка: «Косая сажень в животе»). Широкое скуластое лицо, узкие маслянисто-чёрные глаза, типично восточная сладко-неискренняя улыбочка, крупный, с горбинкой, нос, утиная походка. Доложил: «Товарищ капитана! Майор Салимбаев для прохождений дальнейшей служба прибыла!»

-         Как зовут-то?

-         Нигматулла .

         - Хорошо. Идите в отдел кадров, оформляйтесь, потом – ко   мне.

Когда он ушёл, Вовка расхохотался:

-         Нигматулла прибыла! Ну чистая Узбека!

Эта кличка «Узбека» так и прилипла к нему.

А через месяц нас подняли по тревоге и бросили в Афганистан.

Служил Нигмат на должности командира медроты,  которую мы не развёртывали, не было смысла: рядом, по другую сторону взлетной полосы, стоял пехотный медсанбат 201-ой  дивизии. Развернули только изолятор, гепатита было до хрена, и операционную,  да и ту  использовали изредка по мелочам. Все врачи ходили на боевые действия, по очереди. Как  простые фельдшера. Так вот Салимбаев, командир медроты, медроты, не ходил. Ни в какую! Под любым предлогом. И без. Просто: «Я не обязан!»

 - Но  ведь все не обязаны! Однако, все ходят. Я, начмед бригады, твой начальник, хожу!

- Ты – началник! Сама решаешь: хочу – хожу, не хочу – не хожу! Фельдшер ходить должна. Я – не фельдшер.

-  Да, но фельдшера наши – солдаты-срочники, сопливые пацаны по 18 лет, только после медучилища! Ни опыта, ни знаний. Пока ещё их научишь...

- Не знаю, начмеда. Мне 44 года, я по горам-пескам бегать уже не могу, старый, тяжело. Я в десантники не рвалася, понимаешь, мне меньше года до пенсии оставалася.  Меня начмеда округ сюда силой загнала. Судить грозилась, пенсия отобрать!

Я  махнул рукой: и в  самом деле  в горах от него  толку мало, пусть живёт,как хочет.

 Впрочем, надо отдать ему должное, кое в чем он был очень даже полезен. Знаешь, нашу бригаду всё собирались вывести из Афгана, да так и не собрались, посему нам сборно-щитовых модулей не давали. Мы жили в палатках. А как на сорокаградусной жаре нагревается брезент, ты даже представить себе не можешь! Пекло днем, духовка ночью! Так вот он со своими узбеками-казахами наладил изготовление саманного кирпича из глины и ещё чего-то там. И сложили они бараки-хибары, точно как у афганцев. Саман – он пористый. Если внутри поставить у стенки вёдра с водой, он воду впитывает и наружу испаряет, какое-никакое, а охлаждение получается, жить можно.

И еще он умел встречать начальство, всяких там проверяющих. Откуда ни возьмись, появлялся плов, шашлыки, зелень, фрукты! Начальство было весьма довольно. Поэтому, узнав о приезде оного заранее, я всегда старался смыться на боевые, оставляя вместо себя Узбеку.

-         А откуда этих узбеков-казахов он взял?

- Да пользуясь связями в Ташкенте, дружбой с кадровиком бригады. Знаешь, в Афгане с выпивкой всегда напряженка была, так что, если у тебя есть спирт, то подружиться – не проблема. Постепенно перетянул  их всех из других подразделений в медроту. Тем более, что за них никто особо не держался. Другое дело – таджики, их язык почти одинаков с одним из афганских, дари, они переводчиками были

И вот однажды, вернувшись с очередных боевых на день раньше запланированного, вижу я потрясающую картинку: в офицерской комнате на кровати, поджав под себя ноги по-турецки, восседает Узбека в спортивных штанах, босиком, с голым торсом. Перед ним стоит поднос с фруктами - а их можно было достать только на выходах, в нашей столовой фруктами не баловали!- узбекский заварной чайник. Потея и отдуваясь, Узбека пьёт зеленый чай, рядом в почтительном полупоклоне стоит солдат–узбек Рашид Юлдашев, с заискивающей улыбочкой спрашивает: « Нигмат-ака, , хотите ещё чаю?» То есть «дядя Нигмат»!  Второй солдат, казах, кормит птицу в клетке, степную куропатку – кеклика. Три дня назад, когда я уходил, ничего этого и близко не было! Откуда он её взял? Кто смастерил клетку?

Увидев меня, Нигматулла медленно встал, широко улыбнулся:

- Салям аллейкум, начмеда! Хорошо, что назад пришёл, совсем живой-здоровый! Садись, чай пить будем, фрукта-шмукта кушать будем! Или по сто?

- Так, солдаты свободны! – скомандовал я, подождал, пока выйдут. – Слушай, Нигмат! Ладно, мы с  тобой  субординацию не соблюдаем, это  нормально. Я-твой начальник, но ты старше и по возрасту, и по званию.  К тому же мы оба – врачи и офицеры. А если...

         - Нет, начмеда! Нет сегодня «если»!Ты забыла, воскресенье сегодня, замполита-шамполита лекцию утром делала. Теперь с зампотылу и комадиром в баньке спирт пьет. У меня брали, я точно знаю. ( была  у нас хорошая банька, саперы сварганили.) Проверяющих нет. Кто не воюет, отдыхает сегодня, да?

 - Мы же, Нигмат, боевая часть, ДШБР, мать твою! Мы ВОЮЕМ! А ты тут кишлак устроил, только чинары с арыком не хватает! « Дядя Нигмат!» - Я сплюнул под ноги, закурил. – Бред какой-то!

Нигмат  нахмурился, улыбка сползла с его лица.

 - Да, Нигмат-ака я, поэтому она ко мне придёт, и всё расскажет, про сестру, про маму, кто его обижает, кто над ним смеётся.  Что он думает, чего хочет!

А к тебе не придет, потому, что я ему – дядя, а ты – «товарища капитана»!  Я пожалеть могу, помочь могу! А ты – приказать,  потребовать и наказать. И это – правильно! Но ему и так тяжело, чужой язык, чужие законы и обычаи! Я ему немного дом напомнил, кому от этого плохо?

         Я чертыхнулся  про себя, но спорить – ругаться не стал, устал до чёртиков, выпил, поел и завалился спать.

         Так продолжалось ещё год. И вот однажды вечером, в декабре, Узбека ввалился ко мне в клетушку ( был у меня как-бы отдельный кабинет, 4х2м, со столом, маленьким сейфом и кроватью).

- Добрый, вечер, начальник! У меня есть хорошая новость: из отдела кадров округа передали! Приказ об увольнении в запас есть!  Скоро дома буду! Давай, начмед, праздновать будем! Коньяк  пить будем!

-         Ого! Ни хрена себе! Коньяк-то откуда?

- Есть, начмед, одна бутылка! Армянский, три звезды. Долго прятал, ждал, пока домой ехать буду! Теперь – можно!

-         Ну, давай! Кого ещё зовёшь?

-         Сегодня – никого. С другими потом буду. С тобой поговорить хочу.

Нигматулла махнул рукой, и тут же появился очередной солдат,то ли узбек, то ли казах ( а я и не заметил, что дверь приоткрыта). В руках у солдата  поднос, на нем – обычная закуска: вареная картошка, селедка, тушенка, хлеб и (ух ты! Мать твою мусульманскую!) хороший шмат сала с чесноком. В руках у Узбеки как бы из воздуха материализовалась бутылка коньяка. Разлили по стаканам, чокнулись:

-         Ну, давай, Нигмат, за твоё скорое возращение домой!

-         Давай, начмед, чтобы и ты вернулся.

Выпили, закусили, по второй, третью, по традиции, стоя, «за тех, кто не вернется». Отвалились от стола, закурили. Что-то в нём появилось новое, но я как-то не уловил,что.

- Слышишь, Нигмат, а ты не хочешь хотя бы напоследок сходить «на войнушку»?  Завтра разведрота идет на «талаши» ( это, Боб, прочесывание кишлака, поиски «духов», ну, и чего другого, если попадется). Идут на «броне», ходить по горам пешком не надо. Хоть посмотришь, как это выглядит. Себя проверишь, другим покажешь. Потом там, в Ташкенте, будешь рассказывать, как на боевые ходил, а?

Улыбка сползла с лица Узбеки, взгляд стал тяжелым, он даже как бы постарел,  Хотя нам, тридцати лет  и моложе и так казался стариком.

 - Мне 45 лет, три дня  до пенсии. Я себя знаю, другим доказывать ничего не буду, незачем. Ладно, начмед, я тебя знаю, ты хоть и не очень-то добрый, но не подлый. Стучать на меня не побежишь. И умный тоже.  Я тебя спросить хочу: ты зачем здесь? Тебе афганцы чего плохого сделали?  Кому они плохо сделали?

Знаешь, Боб, я даже поперхнулся:

 - Ни хера себе! А ты Фарита Сафина помнишь? Которому они голову отрезали? А казаха, рядового Саржигитова, помнишь? Он «духам» в плен попал, мы потом труп его в реке Кокче отловили? Все пальцы на руках и ногах раздроблены,глаза выколоты! Хер отрезан! Я других пока не вспоминаю, но эти-то тоже мусульмане были, вроде бы? Да они же, «духи» долбанные, зверьё!

-  В том-то и дело, что они были  « вроде бы» мусульмане.Ни во что не верили, ничего не соблюдали. Да и вообще, по приказу русских убивали правоверных! Но я не о том. А что плохого сделали нам афганцы ДО ТОГО, как мы пришли? Или ты тоже веришь в замполитские сказки , что на границе были американские войска, готовые войти и задушить бедную афганскую революцию? Что можно перебросить на другую сторону планеты , сосредоточить и снабдить целую армию, и никто в мире этого , кроме наших политработников,  не заметил? Да, « духи» - звери, но они готовы грызть глотки за свой дом, семью, веру, наконец. За что готов рвать ИМ глотки ты? Зачем всё это? Что, мало было пятнадцати « младших братьев», шестнадцатого захотелось?

- Ага, вот что, заело что Россия вас младшими братьями считает? А кто построил всю промышленность в Узбекистане? Медицину? Образование? Посмотри на афганцев: они и сейчас землю на волах  деревянной сохой пашут, сам видел! Вот такими  и вы были бы!

- Ага, ты еще скажи, что вы нас стоя ссать научили! Помнишь, так любил говорить комбат третьего батальона.  А ты знаешь, что наш Самарканд был культурным центром всей Азии, когда вы, русские, ещё и народом-то не были! Жили в нём поэты, философы, великие математики, астрономы., когда у вас еще письменности не было!  Так кто из нас « младший брат»? Но даже и не в этом дело! А вы у нас спросили, хотим ли мы, того, что вы нам дали, если взамен вы научили нас пить водку,не уважать старших, веру отобрали? К женщинам нашим приставали? Так вот: я свой дом защищать пойду, а отбирать чужой мне незачем. Именно потому, что у меня есть СВОЙ дом, жена, дети, машина, сад-огород, бахча. В доме полно работы, детей воспитывать надо. Им не нужен отец отец герой, им нужен отец ЖИВОЙ.

-         А моим не нужен? У меня тоже жена есть, двое детей, квартира!

- Э нет, начмед! Я тебя за эти два года хорошо понял. Ты в душе – кочевник, квартира твоя – юрта. Нет у тебя СВОЕГО ДОМА, да и не нужен он тебе. Тебе и семья-то , по большому счету, не нужна. Женился, потому.что все женятся. Дети сами получились. И не сильно ты по ним тоскуешь. Поэтому я поеду достраивать свой дом, а ты иди, орден зарабатывай!

-          А зачем ты в Армию тогда пошёл?

- Молодой дурак был. Поступил в Горьковский мединститут, в России жить можно было привольней, девочки посвободней,рестораны, гулянки. Отчитываться не перед кем.Вот и догулялся до того, что на 4-ом курсе завалил два экзамена, хвостов полно, вопрос встал об отчислении . Предложили выбор: Военный  факультет тут же, в Горьком, или – домой. Решил – пойду, чего терять? Полжизни псу под хвост! Но ничего, скоро это кончается...

- Ну вот, как гулять-так в Россию, а как воевать – так ты узбек! – рассмеялся я.

- Да – я узбек, Узбека, как вы меня все зовёте, думаешь, не знаю? Только мне наплевать.  Вот ты пойми: Афганистан – мой сосед, твой дом далеко, а мой – рядом. Если ты разрушаешь и грабишь дома соседей, ты должен быть готов, что тебе ответят тем же. Рано или поздно. На Востоке умеют терпеть долго, но не забывают ничего и никогда. Если ты придешь в мой дом, мы будем есть шашлыки и плов, потому, что ты будешь гость. Но если ты думаешь, что у нас забыли Будённого и его головорезов, которые вырезали целые кишлаки...Ты, начмед, служишь на Востоке восемь лет, но ни черта не понял. Поэтому ты можешь ворваться в чужой дом, даже на женскую половину, чтобы найти «духа» или оружие!

- А что за проблема, блин?! Они и в самом деле могут там быть! А если нет – так извинимся. Мы же их баб не трогаем!

- Дурак! Ты, чужой мужик, НЕВЕРНЫЙ, зайдешь на женскую половину в доме МУСУЛЬМАНИНА, куда запрещён вход даже его родному брату – и ИЗВИНИШЬСЯ?! Да тебе жизни не хватит извиняться!  А я, хоть и не верю в Аллаха, но обычаи наши уважаю. Поэтому и не пойду. Мне-то  уж не простят никогда. Да я и сам себе не прощу!Так что мне твоего ордена не нужно, мне забыть это всё, как кошмарный сон...И –домой! Меня там ждут.

Я вдруг  понял, что не так: Узбека сегодня говорит по- русски чисто, почти без акцента. Никаких тебе « начмеда прибыла» там или «соседи –шмаседи»!

- Постой! – Боб аж подпрыгнул- Выходит, он больше года придуривался! А на фига ж ему это было нужно?

- А ты помнишь, как на экзамене по нормальной анатомии Серго Кобаладзе, вытащив билет, где он половину ответов не знал, начал изображать деревенского грузина с плохим русским языком? Типа: «Я – как собака, всё знаю, сказать не могу?» И ведь проскочил, сдал!  Та же история. Нигмат  вовсе не был « Узбека», он им стал на время, чтоб отцепились. Потому, как русскому офицеру отказа выходить на боевые действия не простили бы. Да не начальство, хотя и оно тоже. Свои не простили бы!  А с Узбеки что взять? Узбека, он Узбека и есть. Недоделанный  «младший брат», чурка. Презирать можно, бить – нет. А на презрение наше он плевал, он сам нас тихо презирал и недолюбливал. Как и мы – его.

Боб налил ещё по бокалу пива, достал кусок вяленого кальмара, задумался.

-И как ты думаешь, Шуляк, он прав?

- Знаешь, как-то декабрист Сергей Муравьёв-Апостол писал своему брату Михаилу... Дословно не помню, но смысл такой:

« Я не верю Пестелю, не верю во всю эту затею. Но когда твои боевые друзья идут на смерть, оставаться в живых – неприлично.  Недостойно!»  Я всегда считал так же. И сейчас так думаю. Но мне уже пятьдесят семь, и я давно уже понял: кроме моей правоты, может быть и другая, и третья.  Я не думаю, что  Нигматулла   считал нас боевыми друзьями. У него не было никаких причин лезть во всё это. Вот он и не лез. Сейчас, небось, сидит за дастарханом, жрёт плов и радуется, что его внуки никогда не будут говорить по-русски. Н-и-к-о-г-д-а! И вот заЭТО он воевать будет!

-         Господи! Как же все  они эту Расею не любят!

- А кого любит она?  Вспомни: в армии если ты – не русский, значит, или чурка, или черножопый, или косоглазый, или жид! А мы с тобой здесь почему? Вот то-то!

         ...Сон не шел. Какого чёрта! Прав был Узбека: нет у меня ни дома, ни семьи, ни своего дела. Даже  страны моей  и той нет...

Источник: http://www.proza.ru/2012/12/20/557

98
2145
34