Проект нового учебника истории: многонациональность, растерянность, боль

Проект историко-культурного стандарта показывает всю глубину идейно-нравственного кризиса, в котором пребывает постсоветская Эрефия. Видите ли, в начале проекта нового учебника истории четко сказано, что эта история должна быть с акцентом на многонациональность и многоконфессиональность. Иначе говоря, по факту заявлен отказ от руссо-центричности исторического нарратива, от фокуса на истории русских и русского государства. Но просто отказаться мало, убрав руссо-центричность, в центр следует поставить некий иной принцип изложения истории. В случае Многонациональной Эрефии это, совершенно верно, россияно-центричность. Это стандартный европейский прием: посредством учебника мы рассказываем о свершениях и приключениях десятков путинообразующих народов, превращая всю их историю в общий путь к сверкающей вершине — россиянству. Ну, как в создающемся сейчас историческом нарративе ЕС: все мы европейцы разные, бывало, и воевали друг с другом, но все это было ради того, чтобы, пройдя исторические испытания, мы все слились в единую общеевропейскую нацию.

Проблема только в том, что россиян не существует. Нет единой национальной общности, слияние в которую должно было завершить историческое путешествие эрефийских народов. Простой вопрос о том, как россияне относятся к правам человека, вызывает лишь угрюмую молчаливую оторопь (и я сейчас даже не про православных хоругвеносцев, а про Рамзана Ахматовича, да). О чем-то более сложном («Какое место занимает религия в жизни образцового россиянина?») и говорить не приходится. У новой исторической общности — советского народа — в фундаменте по крайней мере лежали ленинские принципы, у «россиян» не лежит ничего.

Даже Конституция РФ в качестве общего фундамента невозможна, потому что в национальных республиках свои конституции, одним своим существованием фрагментирующие призрачную возможность «конституционного патриотизма». Если у меня одна конституция, а у вас две, то вы по определению входите в отличную от меня конституционную общность (заметьте, как я сознательно опускаю национальную, религиозную и т.п. общности, остановившись на фундаменте государства). Можно сослаться на то, что в США у разных штатов тоже есть свои уникальные законы, но фокус Эрефии в том, что здесь вторая конституция привязана к этничности («Настоящая Конституция, выражая волю многонационального народа Республики Татарстан и татарского народа…»). То есть, выехав за пределы Татарстана, вы все равно будете частью татарского народа, по праву своего рождения имея два правовых режима, а я — нет.

Поэтому россиянство даже в форме легчайшего конституционного патриотизма невозможно. А не имея россиян, мы не можем построить и исторический нарратив, рассматривающий в качестве «конца истории» этих самых россиян появление. Теоретически, даже без россиянской нации можно создать многонациональную историю, механически перенеся конституционный патриотизм в прошлое (и, соответственно, рассматривая все вплоть до 1917 года как историю правящих династий (которым лояльны самые разные народы и религии, учащиеся подчиняться Божественному праву), после 1917 — как патриотизм в отношении советской власти (не как синоним «коммунизма», а именно как формы правления, советов), а после 1991 года — как патриотизм к действующей Конституции (аккуратно затушевав вторые конституции в нацреспубликах — для детей прокатит).

Таким образом, действительно получается создание некоей многонациональной общности, не имеющей четкой этнической или религиозной окраски, нейтральной по отношению к нерусским народам.

Но для этого надо быть не перепуганным советским «вавадемиком», а, например, мной. Будучи же «вавадемиками», эрефийские ученые в итоге сохранили руссо-центричность исторического нарратива, дописав одну главу про Золотую орду и с десяток параграфов про толерантность (истерически смешно выглядит: длинный список русских имен исторических деятелей, которые должен выучить школьник, следующий параграф — «Многонациональность в Российской Империи»). По сути, от какого-то самостоятельного историко-идеологического творчества «вавадемики» отказались, просто чуть притушив стандартный курс русской истории, не разработав никакой новой концепции или методики преподавания. Замена «татаро-монгольского ига» на «систему зависимости от ордынских ханов» разве что разозлит русских, нерусским все эти стыдливые «и Сережа тоже» ничего не дадут (причем параграфы «татары тоже люди» к общему руссо-центричному нарративу не привязаны никак. «А потом Иван, Семен и Никита всех победили. Кстати, татары тоже люди!»). Интерес представляет разве что пару раз проскакивающий эпитет «евразийская держава» (это можно было бы развернуть в историю России как историю Отдельной Евразийской Цивилизации), но никуда дальше стыдливых проговорок евразийское безумие не идет.

Хорошим символом всего вышеописанного является вводимый в учебнике термин Великая Российская революция. С одной стороны, обижены мы, белые — Катастрофа так и не названа своим именем. С другой стороны, обижены красные — Октябрь исчез, интернациональное событие вдруг стало российским. Какой-то объективностью термин тоже не пахнет — Февральская революция и Октябрьская революция были бы куда нейтральнее. Зачем было менять, для чего менять — бог его знает. И так весь учебник.

С моей точки зрения, русский национальный учебник должен, в первую очередь, базироваться на радикальном пересмотре оценок событий 1917-го и всех последующих годов, раскрывая их через нарратив сопротивления русских и других народов России («Вместе против большевизма!» — хорошая основа для гражданской идентичности). Многонациональный же антирусский учебник или должен выдумать «россиян» и все вести к ним, или выдумать «конституционный патриотизм» и рассказывать через него, или же уйти в штопор безумия и толковать историю как историю построения Евразийской цивилизации. Ничего из этого сделано не было и не будет, поскольку Эрефия живет на советских объедках и огрызках, в том числе в идеологической сфере, а ее интеллектуальный класс недееспособен даже в смысле сохранения академической недвижимости, что уж говорить об идеологическом творчестве.

Ничего страшного в новом учебнике нет. Ничего хорошего, впрочем, тоже. Он весь состоит из гнетущего ожидания пожилых усталых людей, не понимающих, где они и чего от них хотят.

Ну и само собой, что русских детей в это безвременье необходимо учить по Платонову.

Многонациональность в Российской Империи: памятник русским воинам, погибшим при штурме Казани. В Казани же.