Сожитель

  Я читала рассказ АЛЕКСАНДРЫ БЕДЕНЮК о тяжёлой,непростой жизни и...смеялась,потому что люди жили,а не мучились.
Чудесный рассказ!
                                                                    Сожитель.

С двух дворов набиралась компания идти воровать виноград в колхозе. Нинка — самая опытная в этом деле, умная, осторожная и удачливая. Её Митька, незлобивый, но и ни к чему не прибитый мужик, воровать мог только в пьяном виде. Нина собирала старые фуфайки, мешки, а Митька бегал по хате с ножницами.

- Какие там ножницы, дурень, руками надо нащупывать и рвать.

Но Митьке больно уж понравился этот инструмент, он, как непослушный ребёнок, клацал им и тыкал в чью-то морду.

- Как дам под нос сторожу, сразу свалится на хер, а мы убежим.

- Митька, успокойся, ты лучше чувяк свой хорошо привяжи, а то потеряешь, по нему сразу узнают, кто в винограднике побывал (у Митьки с войны одна нога — культя, поэтому носок обуви он набивал газетой или тряпьём).

Соседей на ночную вылазку собиралось четверо: Мария Гузева, спокойная белолицая женщина до сорока лет, её сожитель Федя, которого за высокий рост и худобу прозвали Дробыной, и двое пацанов. Федю голод пригнал на Кубань с Украины, с ним был сын-подросток, тихий мальчик с грустными голубыми глазами. Федя, несмотря на все тяготы жизни, был носителем радости и мастером на всякие уморительные выходки, от одного только его жеста все покатывались со смеху. Ходил он как-то вприпрыжку и всегда босиком, просторная рубаха болталась на нём, как на дрючке. Сам он говорил о себе, что хотел наняться к Марии чучелом на огороде, а она дала ему другую работу, которая устраивала их обоих. В подтверждение сходства он вышел во двор, расставил в стороны свои длинные руки, поджал одну ногу и замер, уставившись в никуда неподвижными глазами. Ветер трепал на нём рубаху — ну точно чучело, ни дать, ни взять. Соседи смеялись, забыв про голод и все невзгоды. Ну и хохол, выдумщик, ему бы в цирке работать

-Федька, - предупреждала Нина, - ну ты хоть на винограднике молчи, надо же тихо всё делать, иначе переловят всех, как зайцев.Из высоких зарослей бурьяна начали по одному нырять под виноградные кусты. Нинка держала своего кацапа за руку:

• - Будешь со мной рядом, вдруг что случится, кто меня будет защищать?

- Ты, Нин, не беспокойся, я не один день с фрицами воевал, как долбану ножницами, мало не будет.

Митька, как слепой, лазил под кустами, но виноград от него спрятался, и он тыкал ножницами, в которые попадали только листья.

Вдруг послышался лошадиный топот и тихий разговор мужиков. Нина сразу потащила своего защитника через дорогу в бурьян. Только уселись, как показалась линейка, на ней человек шесть правленцев. Нина по голосу узнала председателя колхоза Иванцова. Значит, решили устроить облаву. Линейка остановилась, и мужики пошли по рядам. Сразу обнаружили Федю, длинная Дробына нигде не могла поместиться так, чтобы не было видно. Голову он кое-как засунул в кусты, а ноги выставил прямо в междурядье.

- Это чьи тут царги лежат? А ну-ка поднимайся. Как фамилия? Дробыненко? Что-то я такой не слышал.

От страха под кустом зашевелилась Мария, её тоже, как почётную, повели к линейке. Потом за шиворот вытащили пацанов — брата Марии Витьку и Фединого сына. Председатель распорядился всех отвезти на общий двор и запереть в амбаре, а завтра, мол,будем разбираться с ними.

Митька, почуяв жареное, затих, перестал ширять своими ножницами, сидел смирный весь, хмель с него как ветром сдуло.

- Вот молодец, Нина, что утащила меня оттуда.

Оставшиеся три человека начальства постояли, поговорили и направились к шалашу в гору, к сторожу.

- Вот теперь можно спокойно зайти в ряды и нарвать сколько надо, - решила Нина. - А ты сиди тут, если что заметишь, тихонько свистни мне.

Благополучно вернулись домой с полным мешком.

Пострадавшее семейство сидело в пустом амбаре, Мария тихонько голосила, мужики оглядывали стены, нужно же как-то выбираться из неволи. Перед утром стало сереть, и под самой крышей обозначилось продолговатое в ширину окошко.

- Ну-ка, пацаны, подставьте мне спины, я сейчас попробую дотянуться.

Окно оказалось без стекла, видно, было предназначено для проветривания помещения. Федя легко проскользнул в него и оказался снаружи, ступнями он зацепился за раму и некоторое время висел. Потом за деревянной стеной гухнуло, значит, Дробына уже на воле.

- Просуньте в окно Марию,- шипел снаружи Федя, - а потом сами вылезайте.

Со спин пацанов она до окошка не доставала. Стали шарить по амбару, искать что-нибудь на подставку. И нашли! В тёмном углу стояли кОзлы, видно, бабы использовали их для побелки. Подсадили на них толстозадую родственницу — и окно оказалось у неё на уровне груди.

- Давай вылезай, я тебя тут поймаю, - командовал Федя.

Мария просунулась по пояс, а дальше не шло — сахарница не пролазит. Торчит в окне баба: половина на улице, половина в амбаре. Пацаны влезли на козлы и стали проталкивать её. Вдруг раздался треск — и Мария вместе с рамой вывалилась наружу. Федя матерился вполголоса, потому что рама с гвоздями подрала руки и разорвала на нём рубаху. Витька и Федин сын, Прошка, стояли уже рядом. Все втроём суетились около Марии, пытаясь снять с неё оконную раму.

- Да хрен с ней, давайте скорей уматывать отсюда, скоро люди начнут коров выгонять, и где-то, наверное, сторож тут есть.

Рама влипла в живот и спину, а по бокам торчала пустыми квадратами. Федька первый начал давиться от смеха, пацаны тоже гигикали, закрывая рот ладонями. Через улицу прошли тихо, ни одна собака даже не гавкнула. Дальше с горы надо было спуститься на Первомайский, где они жили. По дорожке идти побоялись, потому что в это время доярки могут идти на Вревскую ферму. Полезли по обрывам, заросшим камышом и осокой. Мария, зацепившись рамой, барахталась в мочаке и никак не могла подняться.

- Так, - стал распоряжаться примак, - хлопцы, идите впереди и прокладывайте дорогу дамочке с широкой талией. Придерживайте камыши, пока она пройдёт. А я буду сзади подталкивать, туды её мать, застрянет, её и тактором не утянешь.

Наконец добрались до хаты.

- Витька, ищи пилу, будем освобождать твою сестрицу от деревянной колоды.

- Большая пила сломалась, когда пилили бревно, а маленькая не знаю где.

Прибежал Федя к Жердевым.

- Ой, Федька, вас отпустили?

- Ну считай, что так. Пила есть у вас?

- Да есть там поганенькая, тупая, как у хозяина зубы. Иди, я сейчас принесу сама.

Приходит. Сидит Маня в раме , не то смеётся, не то плачет.

- Боже, та хто ж на тебя её натянул?

- Да сама она нарядилась, - отвечал Федя. - С перепугу представила себя королевой Елизаветой, каркас нацепила, а не рассчитала, сколько на него материи пойдёт, ещё надо, чтобы шлейф сзади тянулся. Два пажа уже готовы прислужничать, - кивнул он на пацанов.

Чёртов Федя, начитанный, много знает непонятного: шлеф какой-то, пажи — это, небось, рабы при королеве.

- Так, держите, хлопцы, крепче, сейчас будем выпиливать Маню из рамы.

Пила и вправду тупая, помощники, хватаясь за животы, не выдерживают, бегают за хату по малой нужде. Нинка тоже уметелила, ей же не терпится рассказать Митьке про царицу в раме.

Вспоминаем то далёкое время и говорим, что нужда, холод и голод не были тогда препятствием для здоровой духовной жизни. Наверное, и выжили за счёт того, что несмотря ни на что, было много у нас и смешного, и доброго.

Федя, прожив с Марией два года как сожитель, уехал с сыном куда-то на Север на заработки. Мария так и не дождалась от него ни одного письма. Вскоре она выйдет замуж за женатого и родит от Мухи ( такая неблагозвучная фамилия была у мужа) двух девочек, одна из которых окажется слабоумной. Муха был ревнивый и совершенно далёкий от юмора тракторист. Всю жизнь, до самой старости, Мария в укромном уголке души хранила память о Феде, весёлом и добром человеке, подарившем ей два года счастливой жизни. А фамилия у Феди была Прокопенко.

Февраль, 2012 г.