Женская смердяковщина или "14 лет под бомбами".
Не столь давно я уже писал о связи феминизма и русофобии. И вот, мне на глаза попадается публикация в "Пари матч" записной русофобки Жеребцовой, которая, как явствует из заголовка французской статьи, провела в Росиии 14 лет под бомбами. Примечательно то, что в настоящее время мадам Жеребцова ищет политического убежища в феминистской Финляндии.
Процитирую творчество Жеребцовой, которую называют "русской Анной Франк", чтобы читатели оценили полет женской фантазии.
«Это было в 2000 году, мне тогда было 15. Русские солдаты вытащили нас из укрытия. Там были чеченцы, армяне, цыгане... Они поставили нас у ямы и начали стрелять. "Всех порешим!" — кричали они. Какая-то старуха упала на колени: "Остановитесь, вы что, не видите, что здесь только женщины и дети?!" В этот ужасный момент я загадала желание: я сказала себе, что если выживу, то покрашусь в блондинку."
Ну, как, господа, проняло? Вы ощутили всю бездну ужаса, испытанного мадам Жеребцовой?
Вот как Википедия описывает историю публикации в России душераздирающих откровений Жеребцовой.
"Едва книга поступила в продажу, на многих сайтах появилась ложная информация: что это — «художественный вымысел». Были нарушены авторские права.
«Я видела записи в натуральном виде, и могу подтвердить, что перед вами настоящий дневник девочки, а не какая-то мистификация», — сказала на презентации Светлана Ганнушкина, председатель комитета «Гражданское содействие», член совета и руководитель сети «Миграция и право» Правозащитного центра «Мемориал», опровергая информацию о неподлинности изданного материала, пишет «Российская газета»."
Это та самая Ганнушкина - близкая подруга нынешнего премьер-министра Норвегии феминистки Эрны Сольберг, о которой я уже писал.
"Пари Матч": "Полина выглядит безмятежной, но трагические воспоминания не дают ей покоя: приступы паники, булимия, госпитализация из-за травм, внутренние расстройства... Даже в Финляндии она не может быть полностью спокойна: «Как то я удивила русских туристов, которые решили сфотографировать меня. Сначала я подумала, что это из-за моих по-фински белых волос... Но когда я подошла к ним, то увидела, что у них очень современный фотоаппарат. И тогда я решила сама их заснять!» "
Видимо, страдающая от приступов обжорства (булимии), мадам Жеребцова страдает еще и манией преследования - с ее точки зрения современный фотоаппарат с головой выдает агента "кровавой гэбни". Меня самого уже тошнит от Путина, но это, господа - картинная паранойя, омерзительная игра на публику, вне всяких сомнений. Здесь никакого сочувствия Жеребцова не вызывает, наоборот, в памяти всплывает образ турецкоподанного Остапа Берта Мария Сулеймана Бендера на румынской границе.
"– Да здравствует великая Румыния! – повторил Остап по-русски. – Я старый профессор, бежавший из московской Чека! Ей-богу, еле вырвался! Приветствую в вашем лице...
Один из пограничников приблизился к Остапу вплотную и молча снял с него меховую тиару. Остап потянулся за своим головным убором, но пограничник так же молча отпихнул его руку назад.
– Но! – сказал командор добродушно. – Но, но! Без рук! Я на вас буду жаловаться в Сфатул-Церий, в Большой Хурулдан!"
"Когда речь заходит о соседях, Полина не может скрыть восхищения: «Здесь такие хорошие люди! Они любят природу, животных. Когда я вижу, как они защищают белок и ежиков, слезы на глаза наворачиваются. Они обращаются с ними лучше, чем русские с пожилыми людьми!»"
Честно сказать, у меня самого от этого описания навернулась скупая мужская слеза - не всякий сравнит заботу о пожилых родителях с заботой о белках и ежиках.
"Как бы то ни было, она все равно собирается судиться с правительством Путина: «Война подорвала мое здоровье, я требую компенсации».
Вообще, она хочет обратиться в Европейский суд по правам человека. Но чтобы добраться до него, нужно сначала пройти через российские инстанции. Они же обычно затягивают процесс, теряют медицинские свидетельства и т.д. «Когда я подала иск, угрожать мне стали куда чаще». Однако в Финляндии безопасность — вовсе не пустой звук: «Я мечтаю, чтобы Финляндия и все крупнейшие западные демократии взяли под опеку Россию и Чечню, научили их демократии! Иногда я говорю себе, чтобы лучше бы Наполеон победил...» На ее лице появляется горькая улыбка. «В России есть два лагеря: западники и славянофилы. Лично я отношу себя к первым»."
Ну, какой из Вас "западник" г-жа Жеребцова? Вы путаете это понятие с банальной смердяковщиной. У лакея Смердякова тоже была единственная ценность в жизни - бабло, а иноземное завоевание он видел единственным средством улучшения жизни в презираемой им России.
«В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы, умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки». (Ф.М.Достоевский "Братья Карамазовы").
Смердяков - имя нарицательное для человека, который надеется получить материальные блага и благоустроенный общественный быт не ценой собственных усилий, а уже готовыми, из рук иностранцев; который не понимает, что успехи других государств в своем благоустройстве имеют причиной как раз то, от чего он спешит отказаться, — развитое чувство собственного достоинства его граждан. http://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_wingwords/2545/Смердяков
И что самое интересное - Википедия приводит список хвалебных отзывов в адрес творчества Жеребцовой. Я читаю фамилии и имена их авторов - Мария Вагина, Марина Давыдова, Мириам Элдер, Елена Рыбакова, Алиса де Карбонн... Читаю, и закрадывается вопрос - а почему так падки на откровенную смердяковщину представительницы женской "культурной элиты"?
Шукшин в свое время писал - "Нравственность есть правда." Так эти женщины безнравственны, если они не видят фальши Жеребцовой?
Вспоминается как в канун 9-го мая известная феминистка Радулова разместила в своем блоге цитаты из псевдодокументальной книги Светланы Алексиевич "У войны не женское лицо" и тут же феминистки Макспарка растиражировали перлы этого автора. Женщины читали Алексиевич, охали, ахали, жалели себя и собой восторгались. И никому из них не пришло в голову, что Алексиевич может лгать и нести совершенно неправдоподобную отсебятину.
Алексиевич вкладывает в уста женщины-фронтовички: "Самое страшное для меня на войне - носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то... Я не выражусь... Ну, во-первых, очень некрасиво... Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо."
Кто-то считает самым страшным на войне ношение мужских трусов, кто-то перед расстрелом загадывает перекраситься в блондинку. Перлы одного и того же разлива.
И женщины этим пошлым быличкам верят. Между тем, Алексиевич была официально, в судебном порядке, поймана на лжи, и на примере книги "Цинковые мальчики" было установлено, что она стряпает русофобские фальшивки. Алексиевич как автор-документалист не заслуживает никакого доверия. Жеребцова, кстати, идет именно по стопам "политэмигрантки" Алексиевич, стараясь создать себе репутацию "гонимого правдолюбца" и за счет этого осесть на Западе. И творчество Алексиевич точно также имеет ощутимый привкус смердяковщины. как и творчество Жеребцовой.
Так почему женщины в обоих этих случаях, принимают авторскую псевдодокументалистику за чистую монету и не чувствуют фальши? Это - нравственная слепота? Или женщинам так хочется чувствовать себя жертвой, что на все остальное им наплевать? Я хочу увидеть версии читателей.
Комментарии
А эти байки про женщин на войне "про трусы" упомянутые в тексте и др., особенно доставляет чушь про сиськи которые просил показать умирающий (хотя может кто то и верит , что человек на пороге смерти может думать о сиськах), эти сиськи даже Михалков "увековечил" - все это дешевое и пошлое вранье...ну а по другому женщины и не могут
Анна Коренина тоже прикидывала как она будет выглядеть под поездом.
Это естественно половое поведение связанное со сторонней оценкой, кторое сидит в психике на уровне инстинктов у всех приматов. А у женщин - ярко выражено.
- "Каренину" написал Л.Н.Толстой, который пол не менял, под поезд не прыгал, и не выдавал свой роман за документалистику. Женский страх перед обезображиванием при смерти, это - факт, но у Толстого он является психологически достоверной деталью, а у Жеребцовой и Алексиевич получается лишь пошлость, поскольку они сами на грани жизни и смерти никогда не были. Это даже не страх перед тем, что их псевдодокументальные героини будут обезображены при смерти, это - фальшь в силу убогих горизонтов автора, они пытаются себя поставить на место своих героинь, представить себе их переживания, но получается лишь пошлый анекдот.