Любовь к отечеству и его культ

“ДАРДАНЕЛЛЫ БУДУТ НАШИ!”

Вавилоняне возжелали построить башню до самого неба, “чтобы сделать себе имя”. Не было имени у них, и дорогую цену готовы были заплатить за него. Тяжело ведь, надрывно строить так высоко - а прибыли ни царю, ни народу никакой, одни убытки. В прибыли - лишь вожделенное имя, которое,  получается, вовсе и не звук пустой, коли ради него столько кирпичей  стоит положить. Но не вышло у вавилонян с башней, смешал Господь языки,   конструкция осталась недостроенной. Имя же появилось, но не такое, что желали  - “вавилонская башня” стала символом какого-то бессмысленного и безнадежного мега-проекта. 

Самый верный способ погубить нечто доброе - его абсолютизировать, поклониться как кумиру. Вот что приходит на ум, когда погружаешься в тщательные исследования Александра Львовича Янова, проливающие свет на обстоятельства уничтожения Российской империи именно вследствие ее культа. Всенародные патриотические восторги, принявшие с середины XIX века обличие панславизма, повлекли Россию на Крымскую, Турецкую, а потом уже и Первую Мировую войны; напряжения последней, как известно, она не выдержала, что и положило начало неслыханным бедствиям, вышедшим на ее просторы из разверзшейся бездны. 

Видный историк, лидер либеральной партии кадетов П. Н. Милюков с 1914 года страстно жаждал взятия Константинополя и перехода Босфора с Дарданеллами под контроль России. “Дарданеллы будут наши!” - восклицал Павел Николаевич, сияя от предвкушения счастья. Спрашивается - что за счастье такое? Почему было для него так очевидно, что России надо идти на громадные жертвы, чтобы сел какой-то русский губернатор в Константинополе, чтобы Айя-Софии был возвращен статус христианского храма и чтобы русский флаг развевался над Дарданеллами? Почему историк и либерал Милюков был убежден, что ради русского флага посреди нерусского населения  никогда не бывшего русским восточного города стоило губить многие сотни тысяч здоровых молодых соотечественников, превращая их жен во вдов и детей в сирот, надрывать страну, не говоря уже об убийствах сотен тысяч немцев и австрийцев, поклоняющихся тому же Богу? Павел Николаевич был одним из лучших русских историков, и ему не надо было объяснять, что большая европейская война задешево не обойдется, и что прошлые агрессивные войны тоже стоили немало жизней. Она и стоила, в том числе и самому Павлу Николаевичу, у которого погиб на фронте один из двух его сыновей. И ведь не об одном П.Н. Милюкове и его партии идет здесь речь. Вступление в Первую мировую войну воодушевленно принималось как видными деятелями основных партий, так и многими известными мыслителями – Бердяевым, Булгаковым, Франком, Эрном, Трубецким, Розановым.

Читая провоенные страницы выдающихся людей, политиков и мыслителей, поражаешься их слепоте в отношении ужасов войны, их невосприимчивости к вызываемой войной грядущей катастрофе. Такова, очевидно, слепящая сила могущественного демона по имени Дух Времени. Лишь немногие резко высказались против войны, видя в ней именно пролог катастрофы - Витте, Мережковский, Гиппиус...  Война за Царьград со всеславянским царством впридачу и оказалась катастрофой, унеся за имперскую мечту от двух до четырех миллионов жизней только подданных России, христианские воины которой ради этой мечты шли убивать и убивали христианских же воинов Австрии и Германии. Война, как и предвидели ее противники, ускорила революцию, революция в военное время привела к гражданской войне, в которой и победила наиболее фанатичная, аморальная и радикально-утопическая партия. 

На вопрос, ради чего все это творилось, обычно слышишь - ради величия России, из любви к отечеству, из чувства долга перед его православной исторической миссией. Но тогда – каким же образом такие прекрасные начала, как любовь и долг обернулись громадными злодеяниями? И не свидетельствуют ли эти злодеяния о ложности и порочности, примешавшихся к этой любви и этому долгу? Разумеется, исторические злодеяния творили многие, если не все народы. Но наше дело – осознать свои собственные грехи, совершить рефлексию и очистить душу от тех демонических сил, что систематически вели наш народ к этим злодеяниям. Проблема же в том, что даже не акт рефлексии, но сама его возможность требует отказа от априорных льстивых и лживых самооценок и оправданий, нашептываемых национальной гордыней. Но откуда же народ, постоянно обольщающийся пением этих сладкоголосых сирен, найдет силы заткнуть наконец свои уши от этих гибельных напевов и в наступившей трезвой тишине распознать демонов и изгнать их? Сколько еще раз надо быть ими соблазненными и разорванными, чтобы увидеть наконец их подлинную сущность? И где же тут может быть выход из порочного круга гибельного нежелания трезвого взгляда?

 ЗАТМЕНИЕ БОГА

Осознанно или нет, человек стремится к Абсолюту, Благу, Единому, и в лучшие минуты своей жизни чувствует Его присутствие, сияющее через те или иные формы. Абсолют может открываться через красоту природы или произведений искусства, в переживании чуда, в радости творчества, дружбы, любви, чувства исполненного долга; присутствие Абсолюта может открываться в прекрасном богослужении, в созерцании величественных форм храмовой архитектуры - и этот список может быть продолжен.  Всякое особенное добро, сколь бы хорошо оно ни было само по себе, будучи абсолютизированным, идолизированным, становясь кумиром - оборачивается злом.

Статус Абсолюта в душе принадлежит только Абсолюту. Вновь и вновь совершаемые попытки принять за Него сколь угодно хорошее особенное всегда несут губительные последствия, и прежде всего для этого особенного блага.  Абсолютизация родственных и дружеских связей приводит к мафиозной этике и мафиозному социуму, отравляющим дружеские и родственные связи. Абсолютизация народа, церкви, государства влечет лживую историю, бесчестную внешнюю политику, ведет к насилию и войнам, губящим народ, церковь и государство. На абсолютизацию можно также смотреть как на гордыню. Особенное, возводимое в статус Абсолюта, придает особенный вес и значение тем, кто причастен этому особенному, кому это особенное “делает имя”. Если империя величественна, то и всякий ее гражданин уже получает толику ее величия, и может свысока посматривать на соседей, компенсируя тем самым даже и полную никчемность своей жизни. То же самое справедливо относительно церкви, науки, этничности, любой общности.  

Следует подчеркнуть, что абсолютизация особенного доброго начала ни в малейшей степени не умаляет его добра, не должно восприниматься как дискредитация его особенного блага. Сциентизм не умаляет величия разума и науки, коммунизм не умаляет величие братства, мафиозность не умаляет блага родства и дружбы, нацизм не умаляет благородной идеи служения своему народу. Зло идет не от разума, братства, родства, дружбы, любви к родине, народу, культуре. Зло идет от их абсолютизации, от затмения ими Бога.

Придерживающиеся атеистического или агностического мировоззрения мне могут возразить, что дело здесь не в Боге, которого, может быть, и нет, а в нарушении некоей правильной меры в балансе противоречивых, борющихся между собой ценностей. И добавить, что нахождение разумного баланса ценностей требует знания истории, и умения делать из нее правильные выводы.  Некоторые же еще могут перевернуть тезис Ивана Карамазова - “Если Бог есть, то все позволено”. 

ЕЩЕ ОДИН ШАНС

Культ империи есть особый вид идолопоклонства, проистекающий из абсолютизации отечества. В своей полноте, этот культ требует величия вождя - вождь должен быть народным героем, отцом отечества. Таким образом, культом отечества порождается тоталитарная структура. Эта структура особенно усиливается войнами. В малых странах культ отечества может принимать форму охранительного национализма, гигантские же размеры России уже сами собой весьма содействуют имперскому культу. 

Судя по всему, растущая дискредитация правящей мафии, пытающейся опереться на традиционалистски-имперские ценности, подводит Россию к новой возможности либеральных реформ. Можно указать на две главных опасности грядущей попытке либерализации, каждая из которых может вызвать новую волну коллективистской реакции: чреватые войной проблемы Кавказа и усиленные либерализацией проблемы пролетариата. 

Кавказ - граница цивилизаций, ислама и христианства, и эта граница не может не быть напряженной; вопрос состоит в величине напряжения. Есть лишь один путь постепенного его снижения - российское цивилизационное пространство должно открываться народам Кавказа как пространство их собственного развития, их выхода в большой мир науки, искусства, предпринимательства, управления, всех сфер творческой деятельности. Без такого раскрытия ничего кроме джихада, архаики и коррупции на Кавказе быть не может. В нынешнем своем состоянии, однако, Россия доказывает народам Кавказа скорее зло, чем благо цивилизации, а потому решение проблемы лежит прежде всего в Москве, и лишь после того - на Кавказе; решение это может быть лишь постепенным, и постоянно будет требовать с обеих сторон немалой мудрости. 

О народной стихии как источнике тирании писал еще Аристотель - “тиранами обычно становятся демагоги [дословно - нацлидеры], разжигающие ненависть к знатным и богатым.” Для России с ее гигантским паразитическим классом, разложившейся трудовой этикой, правовым нигилизмом эта опасность весьма велика. Чтобы избежать еще одной тирании, либеральная политика должна быть не слишком жесткой, быть достаточно социалистической, чтобы не вызвать новых Лениных-Гитлеров, не рухнуть в новый виток реакции, закрывающий на неопределенное время ее шансы на свободу и развитие. Есть и еще один важный фактор, которым обычно пренебрегают в политических расчетах: фактор честности, жертвенности, благородства, подлинного аристократизма (дословно - власти лучших). Если грядущая либеральная власть не выучит урок власти нынешней, вновь погрязнув в роскоши и коррупции - следующий, и возможно, тягчайший виток тоталитарной реакции будет обеспечен. Надежда - только на то, что, как правящий класс, так и народ все-таки учатся на уроках истории. Без мудрой взвешенности реформ и аристократического самоограничения власти пути к свободе у России, видимо, нет.

Алексей Буров