Ученый должен заниматься наукой. Существующая модель Российской академии наук архаична

   Текст: Владимир Филиппов (министр образования РФ) (ректор РУДН, академик РАО) 16.09.2013, 00:20

   Здание Российской академии наук в Москве. Фото: Борис Кавашкин/ ИТАР-ТАСС
  
   В обсуждении проблем реформирования государственных академий наук с самого начала возник фон конфронтационности, который не позволяет организовать понятное обществу обсуждение сущностных, проблем реформирования академий. Хотя президент РАН В.Е. Фортов в своей предвыборной программе сам обозначил целый ряд направлений деятельности РАН как неэффективные, по-прежнему самая популярная позиция, выраженная в большинстве заявлений академиков, различных конференций, оппозиционных партий и политиков - не трогать основополагающие принципы РАН, не трогать "достояние России с 1725 года".
   Вместе с тем существующая модель РАН действительно является архаичной не только по возрасту, но и по ее ответам на вызовы времени. Даже в СССР при постановке крупных задач (создание атомной бомбы, реализация космической программы и др.) государство вынуждено было выходить за пределы АН СССР: образовывались новые формы и модели решения научных проблем - создавались закрытые НИИ, строились закрытые научные городки, где концентрировались материальные ресурсы, привлекались лучшие кадры, часто - из тех же академических НИИ. Понятно, что речь при этом шла не только о фундаментальных знаниях, но и об их практической реализации. Как показал опыт последних 3-4 десятилетий, большинство попыток решения в рамках Академии наук или в кооперации Академии наук с какими-либо отраслями, крупных научно-практических проблем в виде многочисленных "Комплексных программ решения..." не вывело нашу страну на прорывные позиции.
   С учетом уже принятого Государственной Думой во втором чтении законопроекта о реформировании российских государственных академий наук уже поздно вырабатывать новые, с учетом мирового опыта, варианты реформирования РАН. Известно, что об этом говорили многие ученые в течение последних 20 лет, так что у РАН было достаточно времени для разработки, обсуждения с обществом и внесения предложений о своем реформировании, ее взаимоотношений с государством. В этой связи с грустью вспоминается Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин: "Они сидели и день, и ночь, и еще день, и еще ночь, и все думали, как бы сделать их убыточное предприятие прибыльным, ничего в оном не меняя". Проводя аналогию с математической теорией, можно сказать, что сработал известный научный факт (следствие известной математической теоремы Геделя о неполноте) - доказать непротиворечивость какой-либо теории нельзя, оставаясь в рамках самой этой теории: для доказательства непротиворечивости теории надо выйти за рамки этой теории. Решение проблемы неэффективности РАН объективно вышло за пределы Академии наук.
   Но все-таки уместно напомнить, в основном широкому кругу читателей "РГ", что существующей в России модели РАН не придерживается никто из той же группы стран G20 - крупнейших экономик мира. Более того, понимая необходимость эффективной организации науки для построения современных экономик и обществ, основанных на знаниях, практически все крупнейшие страны мира в последние 20 лет предприняли ряд существенных реформ в своих системах организации науки.
   Обсуждая тему реформирования Российской академии наук, стоит отметить, что речь идет о той части российской науки, на которую направляется лишь 20 процентов расходов на гражданскую науку. А в объеме всех научных исследований, включая закрытую, оборонную тематику, эта доля РАН будет и того меньше - по некоторым оценкам, 5-6 процентов. Тогда, казалось бы, отчего такой шум и протест академиков, заявляющих, что эта реформа РАН будет "концом всей российской науки"? Самый известный ответ на этот вопрос - кто-то (понятно, что меньшинство даже из этого состава Академии, примерно и 5-6 процентов ученых) лишается каких-то экономических, материальных преимуществ.
   Если говорить прямо, то одной из ключевых тем в реформировании РАН стала проблема - кто будет распоряжаться собственностью РАН, включая ее огромные площади (миллионы кв. м), земельные угодья (сотни тысяч га), собственные больницы, санатории и т. п. - будут ли решения об использовании этой собственности приниматься по-прежнему только РАН или государство должно иметь решающий голос в определении эффективности использования этой собственности. Иными словами, стоит ли привлечь профессионалов в сфере управления имуществом для повышения эффективности использования госсобственности, а ученым оставить организацию науки, избавив их от несвойственных им функций?
   Мировой опыт говорит о разных моделях в этом отношении, причем в абсолютном большинстве случаев государство существенным образом влияет на собственность и даже на организационные решения в сфере науки.

   Так, в Германии организация науки в значительной мере построена на деятельности определенных научных, обществ (не связанных, формально никакой единой академией), которые имеют управляющие советы и администрацию, осуществляющие текущую работу, а также контролирующие органы - сенаты, в которые входят не только члены научных обществ, но и представители правительства, бизнеса и даже СМИ.
   Во Франции роль государства еще более значительна. Академия наук Франции практически не имеет никаких своих научных институтов и никакой своей собственности. Организующим и контролирующим гражданские научные исследования в стране является Национальный центр научных исследований (CNRS), который подчиняется министерству научных исследований и технологий. Президента и генерального директора этого центра назначает правительство Франции. В административный совет входят 3 представителя министерств науки, экономики и промышленности, 4 - известных ученых, 4 - представителей бизнеса и 4 избранных сотрудника Национального центра.
   При этом основными институциональными единицами CNRS являются лаборатории, создаваемые под конкретные задания, как правило, на 4 года с возможным продлением сроков. Под эгидой CNRS работают более 1100 исследовательских структур, из числа которых лишь 127 лабораторий (в 2010 году) полностью подведомственны CNRS, около 300 принадлежат университетам, а остальные работают при долевом участии CNRS.
   В советское время Академия наук СССР не имела тех полномочий по распоряжению имуществом, на которые теперь претендует РАН (и наука от этого в СССР не была хуже нынешней): решения о распоряжении имуществом принимались различными государственными органами (вне АН СССР), да еще и согласовывались, или по крайней мере контролировались, различными партийными органами - от райкомов партии до аппарата ЦК КПСС.
   Нынешняя автономия российских государственных академий в распоряжении имуществом сложилась примерно 20 лет назад, когда резко обрушилось государственное финансирование не только науки, но и содержания материально-технической базы институтов РАН. (Автор этих строк именно 20 лет назад впервые стал ректором РУДН и на себе ощутил этот обвал в российской науке и высшей школе.) Вместо денег вузам и научным институтам дали широкую свободу в зарабатывании средств, за счет чего вузы и НИИ должны были в значительной мере не только содержать собственную материально-техническую базу (ремонт, оплата коммунальных услуг и т. п.), но и доплачивать своим ученым, сотрудникам, зарплата которых в 1992-1993 годах была на уровне 10-30 долларов.
   Ситуация существенно изменилась в период 2004-2012 годов, когда резко возросло финансирование науки и высшего образования. Средняя заработная плата профессорско-преподавательского состава (ППС) в вузах Москвы, например, в 2013 году составит около 60 тысяч рублей; на 2014 год запланировано еще повышение на 15%. Президент России поставил задачу довести ее к 2018 году до удвоенной средней зарплаты по региону, так что в Москве средняя заработная ППС вузов должна быть в 2018 году около 5 тысяч долларов.
   В этих условиях, естественно, государство, взяв на себя значительные обязательства по содержанию и развитию науки и высшего образования, вправе ставить вопрос и об эффективности используемого в науке и в высшей школе имущества. Для вузов (кстати: бюджет РАН - 60 млрд руб., бюджет статьи "высшее образование" только в Минобрнауки России - около 207 млрд руб. в 2013 г.), этот вопрос об использовании государственного имущества давно решен: все вузы страны не могут не только ничего построить на своей земле, ничего продать из имущества, но даже не могут ничего сдать в аренду (ни одного квадратного метра - даже, например, под банкомат Сбербанка) без разрешения сразу двух ведомств - министерства и Росимущества.
   Поэтому сейчас в реформе РАН, наверное, важно отойти от лозунгов типа "не трогайте РАН как историческое достояние" и приступить к обсуждению конкретных новых предлагаемых механизмов взаимодействия государства и его научных институтов, в свете принятия Федеральным Собранием обсуждаемого закона о российских государственных академиях наук.
   Учитывая сказанное выше, в том числе и о многообразном мировом опыте, здесь нельзя априори сказать, что такая-то вот модель взаимодействия будет идеальной. Для большинства научного сообщества очевидно, что существующая модель взаимоотношений государства и академической науки показала свою неэффективность: подтверждением этому являются все падающие показатели доли и значения российской науки в мировых рейтингах, старение научных кадров и другие известные проблемы академической науки. Дальнейшее промедление здесь гораздо опаснее, чем начало коренной модернизации системы организации академической науки. И опаснее для России в целом, для ее народа и для будущих поколений, ибо в современном мире лидировать будет тот, кто быстрее создает и осваивает новые знания.