Когда суд в России даст разрешение на прощание с матерью?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте поменяем тему, поговорим про судебную систему. Замоскворецкий суд Москвы отказался отпустить на похороны матери Михаила Косенко, в суде сказали, что такой практики нет, поэтому разрешения не дали. Зачем? Почему? Как это может уложиться в голове нормального человека? 

Л. МЛЕЧИН: Это отвратительно. Практики такой, вероятно, нет, потому что такова у нас система отвратительная. Но кто-то когда-то должен был начать. Вообще говоря, было обращение к председателю Мосгорсуда, она бы и могла своей властью это и начать когда-нибудь. Потому что это просто бесчеловечно. Ведь его же не выпускают – иди погуляй, вернешься через два дня. Человека под охраной везут на похороны. Это святое. Он же даже не заключенный, он только обвиняемый, еще вина его не установлена, он такой же гражданин, как мы с вами, у него есть все те же самые права, он еще ни в чем не виноват, суд не назначил ему наказание, он не признан виновным. 

Конечно же, его должны были отвезти под охраной, чтобы он мог попрощаться, у могилы матери постоять. Это невероятно чудовищное явление. Но оно так характерно для нашей жизни. Потому что всем плевать. Нет ни малейшего понятия христианского сочувствия. И это замшелая чиновничья логика - нам не поручено, раньше этого не было. 

Боже мой, Дзержинский когда-то выпустил попрощаться с покойным князем Кропоткиным всех анархистов, арестованных весной 18 года. Всех отпустили попрощаться. Они все потом вернулись в тюрьму. Даже тогда люди понимали. Потому что они еще не были искалечены советской властью, еще не успели. 

Это просто отвратительно. Ведь это было известно, все слышали об этом. И не нашлось у нас в судебной структуре, в этой колоссальной вертикали… Председатель Верховного суда, он мог бы решить этот вопрос - что ему мешало? – и установить такую практику. Но как это – не попрощаться, не проводить в последний путь мать?

Что это такое? Просто отвратительно. 

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Насколько эта система, неповоротливая, не отзывающаяся ни на что, возможна к реформированию? Или это должно быть когда-то, если будет принято решение, под снос – и с ноля? 

Л. МЛЕЧИН: Всё реформируется. Когда смотришь на опыт 20 столетия, ты видишь, какие системы реформируются. Это возможно. Но для этого нужна мощная политическая воля. Если ты сбиваешь оковы, то тогда люди освобождаются. А если они в оковах сидят, то там продуцируются худшие чувства. Ведь это же самые худшие чувства в людях продуцируются – безразличие, презрение ко всему, нежелание ничего сделать. Ведь даже в вину невозможно поставить – чиновник скажет: а у меня не записано, что я должен это делать. Чем я виноват? И вся вертикаль такая: а у нас не записано, а нам не поручено, а у нас этого нет. 

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это нежелание брать на себя ответственность, это страх перед начальством, это нежелание думать? 

Л. МЛЕЧИН: Там всё. Чиновник гибнет на слове «да». Разрешил – скажут «зачем?». На слове «нет» не гибнет. Отказал – скажут «мог бы и разрешить», но ничего не сделают. Это первое. Второе – это аморальность. Правил морали не существует. Откуда они? 

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А кто формирует мораль в государстве? 

Л. МЛЕЧИН: Мораль формируется правящей системой. Но какая у нас могла формироваться мораль с 17 года? И за исключением коротких периодов, чудовищное лицемерие и аморальность – это два торжествующих принципа. И люди к этому привыкают, они живут в этом, это им кажется нормальным. Вот нас сейчас слушают какие-нибудь судебные чиновники и думают: о чем они говорят, у нас же не написано, нет такого. Вот если бы нам приказали.