Повесть. Глава 3. Царский подарок

На следующий день Одинцова вплотную занялась делами Антонины Николаевны Чернышовой, выхлопотав направление на обследование в известную столичную клинику. Спустя неделю, майор вручила Антонине Николаевне билет на скорый поезд - тебя ждут, вперед, без страха и сомнений!

Стоя на перроне, Алла Сергеевна долго смотрела вслед удаляющемуся вагону. И вдруг, как волной накрыло... Вспомнила ту поездку, несколько лет назад...

У ее дочери был день рождения – Танюше исполнилось тринадцать лет. В этот день Одинцова, нагруженная подарками, приехала в Евпаторию, к дочери. Девочка уже два года находилась в санатории для детей, больных полиомиелитом. Санаторий был вынужденной мерой спасения, ибо болезнь прогрессировала, девочке пришлось «встать на костыли», и свои, местные врачи разводили беспомощно руками.

О евпаторийском специализированном санатории ходили легенды, мол, тамошние доктора ставят детей «с костылей – на ноги».

Когда Танюше исполнилось одиннадцать лет, Алла Сергеевна отвезла дочь в Евпаторию.

Прибыли. Как здесь было принято, между врачом и пациентом состоялся откровенный разговор. Врач не скрывал правды. Шансы полного выздоровления невелики. Но он и не лишал надежды. В распахнутые окна кабинета врывался запах моря: «море целительно, - сказал врач, - те, кто идет на поправку, спят ночью в спальниках на санаторском закрытом пляже, воздух-то целебный. Поправишься – и тебя, Танюша, определим, ребятам очень нравится, - говорил доктор, провожая Танюшку и Аллу Сергеевну из кабинета.

Мать и дочка присели в коридоре, взялись за руки и долго молчали. И тут Таня говорит:

-Мам, помнишь сказку о богатыре, который стоит возле камня в раздумьях – какую дорогу выбрать? – Помню, доченька.

-Есть три дороги, а выбрать нужно одну... Либо в коляску инвалидную пересесть, либо на костылях остаться, либо своими ногами ходить...

- Да, доченька, нужно сделать выбор.

- Я сделала. У меня будут здоровые ноги! Остаюсь здесь. Сколько нужно, столько и буду лечиться. Согласна, мама?

- Да будет так, доченька....

Обнялись на прощанье. Сердце разрывалось, в голове – гул... женщина зашаталась.

- Мам, когда вернусь домой – пойду в студию бальных танцев, – сказала девочка твердо. Она завороженно смотрела в большое стрельчатое окно на морскую гладь, простиравшуюся до горизонта.

- Да, дочка, ты будешь танцевать, - убежденно сказала мама. – Прощай, родная.

- МАМА! Я сделаю все, чтобы скорее вернуться к тебе!!!- услышала она вслед.

Они впервые расставались, их душили слезы. Как совладать с собой? Где взять силы? О, Боже, дай мне пережить эту боль...Господь, пошли исцеление моей девочке! Женщина впервые в жизни молила Всевышнего, исторгая крик из самого сердца. Молитв не знала, до сей поры считала себя атеисткой. Но в один миг Одинцова – сильная, волевая женщина, почувствовала всеми фибрами души, что без любви и поддержки высшей силы, этой мощной опоры, она может сломаться. Господь, услышь меня! Сотвори чудо исцеления! Услышь...

Прошло два года.

И вот сегодня Алла Сергеевна в превосходном настроении стоит возле знакомых зеленых ворот санатория (сюда она приезжала каждые три месяца). Два дня назад ее обнадежили, сообщив, что у дочери произошли существенные сдвиги в лечении болезни, «прогноз благоприятный», как сдержанно сказал доктор в телефонную трубку.

Одинцова настойчиво стучала в окошко проходной санатория. Наконец, двери медленно отворились. Она сделала первые шаги по аллее, ведущей к лечебному корпусу.

И вдруг восторженный детский крик:

- Мама! – к ней бросилась худенькая девочка-подросток, - Я так тебя ждала!

Анна Сергеевна непроизвольно рухнула перед девочкой на колени. О, небеса, Вы сотворили чудо. Передо мной стоит моя дочь. Без костылей!!!

- Мама, я сделала все, чтобы вернуться К ТЕБЕ поскорее! – говорила девочка, опустившись на коленки, и крепко прижимаясь хрупким телом к материнской груди.

Сбежался весь медперсонал. Кто-то плакал, кто-то смеялся от радости. Главврач сказал: старания врачей, воля девочки и материнская любовь сотворили чудо. Прозвучало сильно. О помощи сил небесных упоминать было не принято.

А потом был поезд, уносящий мать и дочь в родной дом, и здесь, в купейном вагоне, Анну Сергеевну ожидало новое нелегкое испытание.

Тревога стала нарастать, когда поезд приблизился к городу N. Неспокойно стало, муторно на душе, а с чего – Одинцова понять не могла.

Вот и перрон... В купе вошел новый пассажир, мужчина средних лет. Забросил вещи на верхнюю полку, поздоровался, (в купе, кроме Одинцовых, находилась еще пожилая женщина), представился попутчикам: «военврач, еду в отпуск» и вышел в тамбур покурить.

Она узнала его в первое же мгновение.....

В висках больно застучало, перед глазами поплыли круги. С большим трудом взяла себя в руки, чтобы не выдать панический страх.

Но мужчина ее не признал. Вынув из рюкзака большой арбуз, принялся всех угощать, легко найдя общий язык с Танюшкой, забавляя ее веселыми байками. И вообще, вел себя естественно и непринужденно.

Алла Сергеевна постепенно успокоилась – мужчина к ней почти не обращался. Все внимание уделял Танюшке, весело болтавшей с ним. Счастливая, повзрослевшая девочка-подросток, возвращающаяся домой победителем... Ей было, что рассказать умному и веселому военному врачу.

Надвигалась ночь, все улеглись спать. Дочка, наконец, заснула, убаюканная стуком колес. Попутчики дуэтом похрапывали.

Одинцова, прихватив сигареты, тихонько вышла в тамбур. Господи, неужели пронесло? Скорее бы домой, подальше от чужих глаз...

- Здравствуй, Алла, - раздалось за спиной, - давно мы с тобой не виделись.

Военврач закурил, пуская дым кольцами.

- Четырнадцать лет прошло, - не оборачиваясь, ответила женщина.

- Бежит время, - вздохнул мужчина. – Скажу без лести - годы тебя пощадили, мало изменилась.

-Изменилась, Антон, и ты это прекрасно видишь – седых волос полголовы.

-Седину твою я еще в Афгане заметил, - он на секунду задумался, - и было тебе годков двадцать...

-Двадцать два, - оборвала Алла и резко повернулась. Она стояла лицом-к-лицу с мужчиной, готовая принять бой.

Он молча смотрел на нее. Взгляд скользнул по слегка располневшему лицу женщины, строго сжатым бровям и едва заметному шраму на шее.

- И следа почти не осталось, - Антон слегка коснулся шрама, женщина невольно отпрянула, напряженно глядя ему в глаза...

-Впрочем, я ведь тебе говорил, что ты в рубашке родилась, ранение было смертельным. – Он разминал новую сигарету, и было заметно, как подрагивали его пальцы. Мужчина явно нервничал. – У тебя очаровательная дочь. Красавицей будет. Черты лица знакомы, но это не твое лицо, - начал разведку боем военврач.

-Зоркий ты, хирург.

-Да уж. Мой зоркий глаз твою жизнь спас, не забыла? – он смотрел в глаза женщины.

-Все помню. И как жизнь спас. И как надежду на материнство убил. Выкинул в тазик вместе с пулей все, что мне, как женщине, иметь полагалось... Чего уж теперь вспоминать.

-Брось, - Антон взял ее за руку. - Ты жива, здорова, у тебя прекрасная дочь – все хорошо!

-Да, Я счастлива, - она тряхнула головой, густые, с проседью волосы, рассыпались по плечам. – Моя дочь мечтает про школу танцев. Приедем, запишемся. И вообще, - у нас впереди новая жизнь, - она блеснула глазами, словно кинжалами, и смело пошла в атаку.

-Знаю, о чем спросить хочешь! Не зря ты к Танюшке прилип, - она сжала его руку больно, до синевы. – Угадал доктор! Дашина это дочка, ее кровиночка. Но не твоя! Другой мужчина у Даши был, от него ребеночка родила. А ты – случай в ее жизни, эпизод. О тебе и не вспоминала...

-Остынь! - взгляд Антона стал тяжелым, скулы напряглись. – И знай, Дашу я разыскивал повсюду, но ее след после госпиталя, как корова языком слизала, - он вплотную приблизил свое лицо и тихо-тихо, одними губами, спросил:

- Скажи, Даша жива? - в его глазах теплилась безумная надежда.

- Не знаю, - честно ответила Алла, - хочется верить, что жива...

Он взял себя в руки, скрывая отчаяние. Прислонившись к окну, закрыл глаза.

- Рассказывай.

- В роддоме Даша письмо главврачу оставила: «Девочку отдайте Одинцовой Алле Сергеевне. Она воспитает мою дочь достойным человеком. Меня не ищите. Адрес Одинцовой А.С-. – Подпись.» И исчезла. Как была – в халате, вышла за двери роддома и больше ее никто не видел...Это все.

Антон медленно открыл глаза. Надежда, тлеющая огоньком в груди, исчезла.

- Танюшка твою фамилию носит?

-Мою. Из роддома я забрала ее, как свою дочь. Так пожелала Даша.

- Твой муж правду знает?

-Замуж я не вышла, не до того было. Ребенок много и долго болел, какое уж тут замужество. Судьба подарила мне дочь. В ней – моя жизнь.

- Да. Царский подарок.

Больше вопросов Антон не задавал. Он молча, сгорбившись, смотрел в темное окно... Очнувшись от тяжелых мыслей, подошел к дверям и, не глядя на Одинцову, сказал:

- Кстати, насчет отцовства. Детей иметь я не способен. Так что успокойся и не мельтеши.

Алла Сергеевна осталась одна, не веря, что этот страшный разговор для нее позади. Все! Если чего она в жизни боялась, так встречи с этим человеком. Он был смертельно опасен, защититься от него можно было только ложью. И она солгала, глядя ему в глаза, отстаивая свое прошлое и будущее, свое право на дочь.

Ибо сейчас, в купе, рядом с Танюшкой, находился ее отец. Подполковник медицинской службы Сотов Антон Петрович. Военврач, следующий в отпуск.

Идти в купе не было сил. Одинцова равнодушно смотрела на мерцающие звезды, казалось, внутри нее все вымерло - столько силы ушло на короткий, десятиминутный разговор. Вскоре показались огни приближающегося города. Поезд подходил к какой-то станции, в тамбур вышел сонный проводник. Дверь открылась, перед Одинцовой возник Антон. С вещами. Сунул ей бумажку в руки и шагнул на ступеньки вагона:

-Прощай, Пуля, если нужна будет помощь – найди. Адрес я записал.

И, спрыгнув на платформу, крикнул – «береги дочь!»

Поезд двинулся дальше, Антон растворился в ночи.

- Чудак-человек! Билет до конечной станции, а он среди ночи срывается, - бурчал проводник, захлопывая двери вагона.

Алла, прижавшись к оконному стеклу, из последних сил сдерживала слезы. Проводник ушел. Женщина дала себе волю и громко, навзрыд, горько разрыдалась, тяжело всхлипывая и размазывая слезы по лицу. Антон! Прости меня!- плакала она, соскребывая с души страх.

Поезд шел, а женщина плакала, проникнутая бабьей жалостью и материнской благодарностью к мужчине, который с первой минуты увидел любимые черты Даши в ребенке. Какое счастье и какие муки испытал он, сидя возле дочери!

Ты – умный и сильный человек, Антон. И ты освободил меня от страха перед тобой, солгав: «я не способен иметь детей».

Прощай, Антон. Женщина плакала, исполненная благодарности: сейчас, второй раз в жизни, ей сделали царский подарок.

Антон Петрович медленно брел в ночи по незнакомому вокзалу. Вдали зеленым крестиком светилась вывеска аптеки. Рядом с ней – фонарь.

Ночь, улица, фонарь аптека.

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века –

Все будет так. Исхода нет.

Низкий поклон тебе, Пуля, что вырастила-выходила мое дитя. Не знал я, не ведал о нем. Танюша! Доченька! Так сложилась судьба... Когда-нибудь я расскажу тебе печальную историю любви твоих родителей. А может быть, не расскажу, не признаюсь, чтобы не причинить тебе боли. О, Господи! Как плачет мое сердце!

Сегодня я отдал тебя, дочурка, я не смог поступить иначе, прости меня. Я сделал царский подарок воспитавшей тебя женщине. Она достойный, благородный человек, ты – смысл ее жизни. Она не должна меня бояться, страх порождает злость, а тебе нужна атмосфера любви. Пусть успокоится... все будет так, как было.

Сколько мы с тобой пробыли вместе, доченька? Шесть часов? Это были самые счастливые и самые горькие часы в моей жизни, после того, как я потерял твою маму. Что тебе сказать? Судьба отняла у меня вас обеих. Видать, так на роду написано – мучиться мне от боли потерь любимых. С чем я остаюсь? Только с тем, что у меня отнять никто не может – с воспоминаниями. О тебе. О твоей маме - моей Дашеньке. О нашей прекрасной и трагической любви...