Русские.

Недавно была заметка "Мальчики"  (http://maxpark.com/community/129/content/2165941?digest&utm_source=newsletter&utm_campaign=digest)     Так это в ответ:

В веселые молодые годы, драки между деревнями были обычным и позитивным явлением. Так реализовывалась юношеская социалистическая удаль. К тому же проигравшая сторона негласно уступала свои дискотеки. А там, между прочим, водились незнакомые красотки, которые вполне строили глазки победителям.

Были и неписанные правила: во время боя запрещалось пользоваться огнестрелом, холодняком, цепями, кастетами, кольями и другими, ныне, обычными инструментами. Только кулаками. Добивать ногами тоже считалось плохим тоном и не практиковалось.

5 октября 1991-го, около полуночи, на шоссе между городками К и Р, состоялась эпическая битва. Она получила название “Побоище при Ясенево”, ибо происходила напротив одноименного пункта.
С нашей стороны было около шестидесяти бойцов. С обратной - не менее восьмидесяти.
Поражение предопределило отсутствие пяти самых матёрых бойцов – они загуляли на одной малине в другом районе, и не смогли вовремя подтянутся.

Разгром стал потрясающим!

Щаповские профессионалы сразу же смяли нашу передовую линию, состоящую из воинов средней руки. А потом паника охватила всю группировку.
Некоторые самоотверженно бились за честь, но это была агония. Все довершила милиция – её вызвали местные жители. Если щаповские отошли по домам в порядке, то наши разрозненные отступающие группы отлавливали до утра. Мы с Серёгой спрятались в заболоченном пруду, близ крайнего дома. Когда фонарь милицейского УАЗика приближался, мы вбирали в легкие воздух и погружались.
Сереющим октябрьским утром, мы, избитые, обессилившие, замёрзшие и деморализованные, наконец добрались до дома и рухнули в теплые пуховые бабушкины одеяла. Хотелось все забыть. Сон был нашим спасителем.

Через пару недель, мы вчетвером сидели у пятого дома на скамеечке со своими первыми деревенскими любовями и слушали как Миша играет “восьмиклассницу” Цоя. Была уже ранняя ночь и было спокойствие.
Внезапно в темноте показалась фигура.
- Саня Комитет, - сказал Серега, - Только из армии пришел.
Комитет подошел к нам и все заметили, что левая сторона лица была разбита, а из сжатых кулаков сочилась кровь.
Мы были младше его на три года.

- Что? Просрали все? – спросил он, - Я сейчас пришёл на нашу дискотеку, а там ни одного нашего. Только щаповские. Человек сорок. Наших девчёнок за жопы трогают!
Саня сплюнул сгусток крови из разбитого рта.
- Что, блядь! Не стыдно вам?!

- Саша, нас побили. Мы проиграли, - тихо ответил Серёга.
- Что?! Проиграли?!
Даже в темноте было видно, как Комитет багровеет.
- Встаньте все! Ты, ты… ты!

Когда я встал, он ударил меня в грудь. Потом Серёгу, Мишу и Андрея. Мы молчали.
- Я вас могу избить до смерти! И вы даже слова не скажете! Знаете почему? Вы уже проиграли! Ваши жалкие душёнки проиграли! Вы зассали! А ведь вас четверо. Я один. Ну! Нуууу!!!
Саню трясло. Он отошёл и закурил.

Потом подошел опять:
- Ты русский? – спросил он меня.
- Да.
- А ты?
- Да, - ответил Серёга.
- Ты?
- Русский, - сказал Андрюха.
Комитет докурил сигарету и произнес:

- Сейчас эти козлы поедут обратно с дискотеки на последнем автобусе. Мы их сделаем.
- Но их же сорок человек, Саша! А нас только пятеро! – воскликнул я.
- Это не имеет значения. Слушайте внимательно! Через двадцать минут, поедет последний автобус. С ними. Ваши подруги будут стоять на остановке, чтобы он остановился. Как только автобус остановится и откроет двери, вы, - он посмотрел на наших девчонок, - встанете перед ним, что бы он не мог ехать. И этот с гитарой будет с вами. Мы… Я вбегаю в заднюю дверь, вы – в переднюю. Мочим всех. Не останавливаясь. Как я крикну “вымпел” – выбегаем из автобуса. Но…

- Почему, меня не берете? – перебил его Миша.
- Я беру только русских, а ты…
- Да, я еврей! Чёрненький и носатенький! – закричал Миша, часто моргая и кривя рот от страшной обиды, - Но я… русский. Я русский!
- Гм… пойдёшь со мной тогда. Пойдёшь?
То, что было потом, будто окутано туманом.

Одинокий жёлтый фонарь над остановкой и свет приближающихся из темноты фар. Катя и Света, играющие роль припозднившихся пассажирок. Ярко освещённый салон автобуса с набившимися как сельди, щаповскими. А вокруг - ночь.

Когда открылись двери, мы ворвались в автобус и началось побоище. Я плохо помню детали – только веер ударов и панику среди пассажиров. Иной раз подруга срубленного ударом парня колотила меня меня зонтиком. Но я не обращал внимания, пробирался дальше. Щаповские ужимались в середину. А с другой стороны лютовал Комитет с Мишей. Под ногами громоздились оглушённые враги, губы мои превратились в лохмотья. Я дышал кровью. Но мои локти чувствовали локти Серёги и Андрюхи. Они орудовали беспредельно.
Как все закончилось – не помню. Говорят, меня вытащили за шиворот.

Память начинается так:
Моя голова лежит на коленях у Кати под тяжёлыми ночными липами. Она протирает мне лицо мокрым платком и целует в лоб. Парни отходят от стресса, как кто может.
- Мы их, сук, сделали, - говорит Комитет, - Миша, молодец. Он наш, русский. Извини, Миша.
А Миша уже играет какой-то озорной шансон. Петь он не может – у него разбит нос и челюсть. Но поют его горящие глаза.

Влад Лавров.