Павел 183

Так этот художник подписывал свои работы.

183 – это зашифрованные число, месяц и год рождения (11.08.1983).

Павел – его настоящее имя.

«Павел» в переводе с латинского значит «маленький». В данном случае я бы добавила – «принц».

Пятнадцать лет назад одна мама попросила меня «подтянуть» её сына по русскому языку. У мальчика – тогда просто Паши Пухова – были удивительные, распахнутые миру голубые глаза.

"Правда за правду". К годовщине "путча" августа 1991 г.

На счету Паши 183 — десятки смелых выходок, граффити и уличных инсталляций. Одна из самых дерзких появилась 19 августа 2011 года на станции метро «Красные ворота». На стеклянных дверях выхода «выросли» фигуры ОМОНовцев в полном обмундировании.

Чем же Паша занимался?

Во-первых граффити. Все представляют, что это такое. Но в случае с Пашей это не просто разрисованная стена или забор, а берущий за душу рассказ о человеке – будь то крылатый бомж или девочка со спичками.

Пересказывать картины – всё равно что пересказывать стихи. Но поверьте на слово (или поезжайте хоть на Открытое шоссе – между д. 2 и 3, – посмотрите собственными глазами): глядя на граффити «Дай хоть на секунду испытать святую милость», где девочка-подросток простирает ладони к небу (с которого – писалось в канун Рождества – идёт настоящий снег), хочется плакать: то ли от горя, от ли от счастья. Вообще все граффити Паши взаимодействуют с миром: домами, деревьями, небом – и что-то меняют в нём.

Во-вторых, Паша снимал клипы. Его клип «Колыбельная», снятый на песню группы «Алиса», – это искусство: в нём маленький человек (Акакий Акакиевич? Бомж? Фонарщик Экзюпери?) бродит по ночному городу, гася окна и зажигая звёзды, – так исполняя своё предназначение.

А ещё Паша делал инсталляции, то есть пересоздавал пространство и запечатлевал его на плёнку. Его называли мастером стрит-арта, уличным художником. Действительно, он умел обычный, намозоливший глаз предмет – фонарный столб, катушку с кабелем – очеловечить, превратить в факт искусства.

Он вообще был неутомимым выдумщиком. Мог, например, в только ему известном порядке развесить в ночном лесу марлю – и получались духи леса, феи. А ещё спуститься под землю, побродить вместе с диггерами, всмотреться – и появлялась «Москва Гиляровского», словно из небытия проступали рабочие, солдаты, заключённые, дети, Ленин, Сталин (Павел вообще любил советскую символику, плакат, ностальгировал по эпохе, которую не застал и в которой – за всеми её доменными печами и пионерскими галстуками – чувствовал «человеческое»).

А ещё он придумал проект «Город детства». По парку «Сокольники», рядом с которым прошла вся Пашина жизнь, были расставлены большие фотографии опять же советских времён: мама с коляской, ребёнок с санками. На плёнку снималось, как современный ребёнок рассматривает старую фотографию. Какой смысл этого проекта? Думаю: диалог, восстановление порвавшейся связи времён, если угодно, воскрешение.

Павел не любил, когда его называли «русским Бэнкси» (Бэнкси – английский художник, работающий в стиле стрит-арт), и это понятно: уже годам к 22 у него выработался свой язык.

Друзья Павла поражались его креативности, харизматичности, изобретательности.

«Его изобретательности не было предела», – вспоминают они. Ведь Павел не только придумывал тот или иной сюжет, но и осуществлял его техническую сторону: конструировал, монтировал, устанавливал. 

Друзья восхищались Павлом-человеком: «Человек с большой буквы», «по-детски наивный», «щедрый до невероятности», «человек, с которого содрали кожу» (последним объясняли то, что Павел все интервью давал в маске: он скрывал не лицо, а отсутствующую кожу).

«Коммерция, деньги, карьера – это слова не Пашиного лексикона», – прочла я. Хотя был момент в жизни, когда его «нашли» большие деньги. Был соблазн стать оформителем интерьеров для нынешних хозяев жизни. Паша даже немного поиграл в эту игру, но потом сделал окончательный выбор: искусство.

С честью прошёл он и испытание «медными трубами»: в последние год-два появились многочисленные публикации (только в зарубежных журналах, таких как Spiegel, Guardian, Telegraph, я насчитала 23), передачи, предложения-приглашения. Паша не «зазвездил». И откликнулся только на одно приглашение – в Париж. Это была его единственная «заграница» (никогда не хотел никуда уезжать, жалел упущенное для работы время): воистину – увидеть Париж и умереть.

Он умер 1 апреля. Я тогда написала стихи:

Не хочу жить на этом свете,

где законам всем вопреки

раньше нас умирают дети,

умирают ученики.

                         Пусто место отныне свято.

                         Я спрошу без тебя – Москву:

                         по какому такому блату

                         я, к примеру, ещё живу?

 Я спрошу без тебя – Россию,

хоть и знаю её ответ,

эту клушу, эту разиню,

для кого ты что есть, что нет.

                       Я спрошу, наконец, у Бога:

                      Он ответчик за всё один!

                      Впрочем, как с него спросишь много,

                      если умер у Бога сын…

Но сейчас думаю, что – как ни жестоко звучат эти слова – он прожил столько, сколько хотел.

Это была жизнь-искусство. Здесь ведь не банальная коллизия: жил – не замечали, умер – признали. Была слава, была девушка. Но Паша и от денюшки ушёл, и от девушки ушёл.

Воистину «мир ловил меня, но не поймал».

Меня во всём этом поражает не столько масштаб личности и место её появления (таланты были в России всегда), а время. Наш растленный век, когда, перефразируя поэта, и воздух пахнет деньгами.

По мне, Павел-183 – Паша Пухов – герой нашего времени. Прав был классик: в жизни всегда есть место подвигу. Потому что сказать своё слово в искусстве, служить только ему, а не мамоне – в наши дни настоящий подвиг. Это, к счастью, понимают люди (молодые!), знавшие Павла: «последний герой», «атлант», «титан», «русский богатырь» – написали они в некрологе.

Искусство Павла протестно. Но протестует он не против правительства или президента, а против пошлости, коммерциализации жизни. Русской жизни. 

Он будил «мёртвые души».

Паши больше нет. С этим ничего не поделаешь. Но осталось множество его работ.

И здесь можно сделать многое. Сохранить граффити, собрать и систематизировать холсты, клипы, проекты. Снять фильм. Написать книгу. Сделать этот оставленный нам message достоянием не одного только художественного сообщества, а всего общества, потому что, как сказал кто-то из Пашиных друзей, он «сумел стать настоящим русским народным художником».

И нужно спешить, пока целы те же граффити. Ведь они находятся на улицах Москвы, Петербурга, Выксы (Нижегородская обл.), Парижа, а значит, недолговечны. 

Паша вообще любил всё эфемерное. Как Маленький принц, который «никогда уже не вырастет и не станет скучным и ленивым взрослым».

К Новому году он сделал "торт" из бомбоубежища на Преображенской площади.

Так нестерпимо больно оттого, что его больше нет, что хочется верить: он не умер, а как Маленький принц – после недолгого пребывания на плохо оборудованной для веселия планете Земля – улетел на свой астероид.

А почему бы и нет?

Он же был не только «маленький», но и лёгкий – Павел Пухов.