Начала новой теории денег, стоимости и рынка

Данная публикация выделена из критики экономического либерализма, приведенной в ответ на статью Евгения Ясина "Либерализм - конструктивная теория".
Ссылка на эту статью и развернутая критика изложены здесь: http://www.proza.ru/2013/07/20/1522

В качестве краткого вступления хочу отметить, что ни либерализм, ни марксизм не дали удовлетворительного раскрытия истины основных экономических категорий.

И тот, и другой находятся в плену узко технократических иллюзий.

Марксизм раздул технократические иллюзии фабричного администратора, попытался недописанным "Капиталом"  и "Теориями прибавочной стоимости" втиснуть многообразие рыночных явлений в сугубо техническую аксиоматику "трудовой теории стоимости", пригодной лишь для составления внутрифабричных калькуляций себестоимости товара.

Либерализм раздул технократические иллюзии частного управленца, совершенно далекого от истины феномена предпринимательства, попытался втиснуть многообразие экономики в сугубо техническую аксиоматику "теории предельной полезности".

Ни тот, ни другой заведомо не адекватны в попытке понимания общественной природы денег, стоимости и рынка.

Этим и объясняется актуальность настоящей публикации.

ДЕНЬГИ

Деньги несут в себе не только возникновение и расцвет капитализма, но и его гибель, и становление Новой Традиции, реализующей мир гармонически развитого Человека.

Уделим особое внимание логике возникновения и природе денег.

ЖЕНСКАЯ ПРИРОДА СОБСТВЕННОСТИ И МУЖСКАЯ ПРИРОДА ДЕНЕГ

Общество выросло из собственности матери на ребенка. 

Это исходное отношение.

Миллионы лет человечество было вне времени, - пока усердие материнского труда, господствуя над общиной, охраняло  неизменность первобытной культуры.

Матриархат – фаза, когда человечество развивается, как бы, в  утробе матери.

Мужские изобретения - железные орудия и технологии - толкнули человечество к выходу из матриархата, его перерождению и вторжению в мир. 

Патриархальная   революция вывела человечество из безвременья. 

Мужчина присваивает женщину и создает  первую форму частной собственности, - семью, - становящуюся первичной хозяйственной ячейкой человеческого мира вместо ранее царствовавшей матриархальной общины.

Семья дала начало частной собственности и была исходной формой рабства. 

Над усердным трудом вознесся хищник, вооруженный мечом и топором.

Под властью мужчины община обрела хищнический характер и радикально изменила своё поведение в мире. Дети природы ринулись её завоёвывать (5). 

Покоряя природу, человек покорял и себя самого – выступал и захватчиком, и добычей и из безвременья выходил в двух лицах - и рабовладельцем, и рабом. 

Во главу общества встают почётные мужские занятия: военное дело, торговля, охота, спорт, философия, политика. 

Мужчина изобрел письменность, - по всем сохранившимся источникам люди помнят себя в структуре патриархальной власти. Об амазонках есть лишь смутные воспоминания, как о силе, пытавшейся противостоять наступлению мужской эпохи.

Стимулом изобретения денег, как и географических открытий, был поиск отставших цивилизаций в целях их разграбления.

 " Вопреки традиционным теориям происхождения денег, якобы порожденных потребностями обслуживания обмена, я отдаю предпочтение утверждениям философа Шилова (5.4) о том, что не обмен породил деньги, а, наоборот, деньги породили обмен.

     Весь фокус в том, что реальный человек есть реальное активное сознание, непрестанно различающее и отождествляющее окружающие его сущности и соотносящее их со своими потребностями. А последние многогранны, - одна и та же вещь может рассматриваться как инструмент удовлетворения совершенно разных потребностей. 

     Например, женщина смотрит на «лишнего» народившегося ягненка как на дополнительный залог устойчивости имеющегося хозяйства, гарантию сытости завтрашнего дня. Мужчина на того же ягненка нередко смотрит, как на «деньги, которые жгут ляжку». Да и не только на «лишнего» ягненка, а и на пару необходимых – прикажет жене затянуть пояс и отнесет трех ягнят «налево», чтобы выменять на них то, что желанно его прихоти.

     Тождественность вещей самим себе, как внешним сущностям, не исключает их различения как потребительных стоимостей для человека.

     Наше сознание умеет, по законам математики, из одних и тех же стартовых тождеств, в сочетании с различными дополнительными тезисами, делать разнообразные логические выводы, например, то женские выводы, то мужские выводы.

     Традиционные экономические учения, как правило, подходят к изучаемому предмету в парадигме «объективности» истины и стремления выявить истину такой, какой она является «сама по себе», то есть, занимают пассивную позицию «объективного» наблюдателя. И, естественно, обнаруживают, будто раньше был простой обмен, а затем возникли деньги. На это, мол, указывают все факты. И потому склоняются к пассивной теории происхождения денег, соответствующей женской парадигме.

     Если бы они были правы, то деньги бы никогда не возникли!

     Реальную экономическую историю творили активные мужчины, которые порождали свою истину и несли ее в мир, не считаясь с той «объективной» истиной, которую, как истину фактов, скрупулезные ученые полагают в основы своих теорий.

     На деле, активные мужчины грузили на корабли тюки стеклянных бус, самовольно давали им  толкование: «деньги»! - и отвозили к дикарям, жившим в эпоху матриархата. И получали, в обмен то, что отвечало их прихоти.

     Хуже того, нередко мужчины, разрывая воспроизводственные обороты своих натуральных хозяйств, выдергивали из них необходимое, трактовали как «деньги» и бросали в обмен, разваливая натуральное хозяйство.

     Стакан наполовину полон или стакан наполовину пуст – это два тождественных утверждения, имеющих противоположные смыслы.

     Аналогично, деньги – это не просто платежное средство, признаваемое продавцом. Признание продавца есть лишь пассивный акт согласия с истиной, которую еще до согласия продавца порождает активный покупатель, изначально полагая нечто деньгами и навязывая продавцу роль продавца.

     Роль денег, в этом свете, играет вещь, отдаваемая активной стороной сделки.

     Получается, что деньги – это первичные персонажи в пьесе хозяйственной деятельности человека. Мужчина – режиссер-продюсер.  А золото, серебро, рубли и доллары, и, вообще говоря, любые вещи – лишь артисты, которые могут более-менее удачно претендовать на исполнение роли денег.

     Деньги, таким образом, предшествовали обмену, а не наоборот!

    Деньги, в этом смысле, возникали как орудие захвата стоимости, инструментом заведомо неэквивалентного обмена, при котором идея эквивалентности была производной, порождаемой деньгами.


     Это не отрицает идею эквивалентности обмена. Это указывает на сотворенный, производный характер эквивалентности, на активную синтезирующую роль денег, объединяющих прежде изолированные хозяйства, страны и народы через навязывание им идеи эквивалентности, продуцируемой из денег подобно воинской команде: «равняйся на меня!». 

Причиной и движущим мотивом изобретения денег было их использование в качестве инструментов захвата чужого имущества, то есть, деньги изобретались, как форма оружия, заменявшего откровенный грабеж мирной торговлей. И явились не следствием развития обмена, а его началом.

      Это не противоречит тому, что деньги использовались как средства накоплений, платежа, образования сокровищ, инвестиций и, наконец, как мировые деньги.

     Но дело обстояло не так, будто деньги, по результатам развития сферы обмена, возвысились до уровня мировых денег. Напротив, это мир был связан деньгами и выстроен ими до уровня целостной и экономически взаимозависимой системы экономик разных стран. 

    Та же логика действует и в современном мире. 

    США весь  внешний мир поставили в положение дикарей, которым, вместо прежних стеклянных бус, предъявляют зеленые бумажки, объявляемые деньгами. 

     При этом апеллируют к необходимости обслуживания системы обменов мирового рынка. То есть, навязывают «партнерам» пассивную, «женскую» парадигму восприятия истины.

     Традиционные теории, согласно которым понятие денег логически выводится из обмена, а не наоборот, являются, следовательно, идеологическим прикрытием колониальной экспансии.

     Бреттон-Вудские и последующие мировые форумы и встречи, посвященные развитию мировых денежных стандартов, проводимые в либеральной парадигме,  недалеко ушли от исторических встреч европейцев с дикарями, на которых вторые напрягали интеллект, выстраивая теории божественной ценности стеклянных денег, в то время как первые ломали голову над изобретением новых стеклянных бус. Зрители, при этом, боготворили и тех, и других, как участников плодотворного интеллектуального процесса" (Цитировано по (1), п.5.8.2.5)

Деньги – это изобретение мужчины, захватившего власть над женщиной. 

ЛИБЕРАЛИЗМ УНИЧТОЖАЕТ ВЛАСТЬ МУЖЧИНЫ

Среди множества товаров выделялись те, что успешнее других играли роль денег, - например, золото. Обладание ими расширяло власть и свободу мужчине, что превращало их добычу в особую мужскую задачу. 

Эта задача овладела верхушкой патриархального общества и решалась  заменой натуральной дани денежным обложением и развитием пирамиды денежного хозяйства во главе с печатным двором и государевой казной.

Этим стимулировались денежные промыслы - чеканка денег, торговля и купечество, ростовщичество, меняльное дело, добыча золота и товарное хозяйство. 

Развязывается борьба за ресурсы, из которых можно делать деньги. 

Типичным эпизодом такой борьбы было «огораживание» в Англии  в XYI-XYIII веках, породившее выражение «овцы съели людей».

Атакующей идеологией становится либерализм, как идеология свободы торговли. Разлагаются традиционные хозяйственные общности и уничтожаются традиционные ценности превращением их в покупаемые и продаваемые сущности.

Деньги становятся отчужденной общественной силой, - оружием уже не патриархальной, а либеральной экспансии, движимой банковскими пирамидами.

Мир, прежде разорванный на автономные части,  был связан деньгами и превращён ими в целостную мировую экономику. 

Отношения переворачиваются: деньги присваивают себе своего изобретателя - мужчину - и заменяют его собой в качестве господствующей силы. 

Мужчина, отрицатель матриархата, породил - в форме денег – либерализм, как силу, уничтожающую патриархальный строй и эпоху мужской власти. 

ДЕНЬГИ УНИЧТОЖАЮТ ЛИБЕРАЛИЗМ

Но сам либерализм – лишь промежуточная ступень общественной модернизации, программируемой деньгами.

В наше время исчезает основная практика либерализма – свободная торговля. 

Она всё более регулируется. 

Вместо «либеральных атомов»,  в ней участвуют зависимые должники, согласующие свои шаги с кредиторами.

Розничная торговля сводится к актам получения товара, без платежа. 

Вместо розничного платежа наращивается кредитное обязательство покупателя: кредитные карты стали массовым инструментом.

Акты платежей не просто оторваны от актов получения товара – они стали актами  оптового платежа, трактуемого как исполнение кредитного обязательства.

Исчезает розничная торговля – сводится к учету перемещения ценностей и наращивания долга по кредиту. 

В свою очередь, исчезает и оптовая торговля – меняется на длительные договоры поставок, кредитуемые в банках.

Сделки всё чаще определяются решением банка дать или не дать кредит.

Индивидуальные кредитные и расчётно-платежные истории централизуются в общих базах данных и превращаются в предмет межбанковского взаимодействия.

Деньги из правовых инструментов обеспечения «либеральных свобод» превращаются в сугубо технический фактор, в ликвидность, потоками которой управляют банки, командующие возможностями сделок.

Не только выручка, но и прибыль превращается в расчетную сущность, - её монетизация зависит от процессов, пронизывающих многие банки.

Экономика схватывается многомерными цепями долговых обязательств и информационных потоков, не подвластных частному разуму.

Кредитные рейтинги навязывают людям банковские стандарты поведения.

Развитие денежного механизма привело к тому, что Запад объективно разорван несовместимыми идеологическими установками:

с одной стороны - принципы либерализма, исповедующего атомарный индивидуализм и отрицающего ценности социально-ориентированных государств;

с другой стороны -  массовое кредитное рейтингование, приписывающее людям свойство кредитоспособности, претендующее быть всеобщим стандартом.

Делать этот стандарт национально-единым и государственно обеспеченным, - значит, отрицать либерализм и строить социально-ориентированное государство.

Итак, деньги, сначала, превратились в общественную силу, стоящую над Человеком и подчиняющую его  частной силе – капиталу. 

Теперь они же превращаются в силу, стоящую над частными капиталами.

Эта сила диктует единые правила, охватывающие как перемещение материальных и нематериальных ценностей из рук в руки, так и сроки и условия их производства, поставок, хранения и использования, а также и взаиморасчеты. 

Меняется значимость  частного планирования, - оно становится предметом общего согласования в инвестиционных  и кредитных договорах, то есть, превращается в компоненты  общего планирования. 

Частное производство и потребление, тем самым, шаг за шагом становится общим, - не только по объективному смыслу, но и по правовому оформлению

ЧЕЛОВЕК, КАК УЖЕ ДЕНЬГИ

Любая целесообразная деятельность, после того, как её цель уже определена, начинается с решения человека отдать себя ей, пожертвовать  собою - на время - в обмен на цель этой деятельности.

В этом решении человек выступает, как универсальный эквивалент, способный деятельно отдаться достижению цели, - выступает как Деньги, отдаваемые ради ценности, являющейся целью этой отдачи.

Любая деятельность осуществляется, только если есть человек, в неё вложенный, играющий для неё роль  непосредственно Денег.

Если для обеспечения некоторой целесообразной деятельности нужны дополнительно комплектующие условия, - ресурсы, как продукты других дел, - то Человек  должен, по идее, отдать себя и этим смежным делам.

Чтобы не отдать себя всему, что комплектует начатую деятельность, он вынужден изобретать себе, как истинным деньгам, заместителей.

Золото, доллары и т.д. есть, в историческом итоге, лишь суррогатные заместители человека, изобретённые быть инструментами его освобождения от необходимости отдаваться всем смежным делам. 

Универсальная способность и универсальный ресурс, - Человек - есть прямая и истинная форма Денег. 

И, обратно, истинные Деньги – это Человек. Все иные формы денег – лишь суррогаты, его замещающие.

На роль суррогатных заместителей денег годится всё, что можно навязать кому-нибудь  в обмен на то, что нам требуется.

Реальное общество начиналось от первобытного коммунизма, где хозяйство племени состояло из общего имущества.

Общие объекты племени на роль обменных эквивалентов не годились, - годились лишь индивидуально присвоенные вещи, - а ими были военные трофеи, захваченные силой.

Главными трофеями сначала, в силу неразвитости производства,  были пленники, - прежде всего, женщины. Из-за них и вспыхивали войны.

Поэтому, первыми заместителями Человека, как Денег, стали другие люди.

Человек-захватчик распоряжался ими, пуская их, вместо себя, в дело – либо как рабов-работников, либо отдавая их другим в обмен на то, что требовал себе.

Он мог и вернуть пленников на родину, требуя за них выкуп. Так сложилась одна из целей военной деятельности – добыча пленников, как уже Денег.

Поэтому, первая экономическая формация, в которой общество явило себя целостной цивилизацией, оказалась строем работорговли и рабовладения.

Этот строй  - лишь фаза становления денег, как сущности, отделившейся от человека в качестве средства, отдаваемого вместо него в обмен на требуемую ценность.

По свежей памяти порождения денег из Человека, древние греки считали, что человек есть истинная мера всех вещей. 

Эта истина сосуществовала с невольничьими рынками, где главными деньгами и главными товарами были люди.

Общественное разделение труда стимулировалось изобретением денег и навязывалось деньгами, используемыми в качестве формы оружия, заменявшего явное порабощение вымогательством дани за  навязанные услуги.

Так, наряду с натуральными хозяйствами землепашцев, скотоводов, рыболовов и т.д., по мере формирования территориальной общины  и с развитием городских ремесел, сразу развивались и сугубо денежные хозяйства, это:

- военные дружины, навязывавшие своё военное покровительство деревням, городам и купцам в качестве формы денег в обмен на дань и кормление, а также добывавшие у окрестных племен пленников, дань  и трофеи, как уже деньги; 

- государства, чеканившие суррогатные деньги из золота и серебра; 

- купцы, менялы и ростовщики, превращавшие в деньги всё, – и продукты, и нужду в продуктах.

Деньги, как внутренняя сущность Человека, выходя и отделяясь от него, порождали обмен и многоотраслевое общество, связывали мир денежными узами разделённого труда.

Развитие обмена и разделения труда, обратно, развивало Человека, вычленяя в нём всё новые и новые способности, свойства и потребности, углубляя общение людей и развивая их язык, как инструмент схватывания, анализа, синтеза, изобретения и заселения в него всё новых и новых общественно-культурных сущностей.

ЧЕЛОВЕК, КАК УЖЕ ЦЕННОСТЬ И ПРОСТРАНСТВО ЕГО РЕАЛИЗАЦИИ 

Целесообразная деятельность начинается с установления цели, как той ценности, ради которой в данную деятельность отдается человек, его личное время и замещающие его деньги, - то, что далее будем именовать средствами.

 А. ЦЕННОСТЬ

Ценность и есть та цель, ради которой отдаются средства.

Например, ценностью является вовремя и уместно поданный обед. 

Причем обед, поданный не вовремя и не уместно, хотя и тот же самый по составу пищи, ценностью не является и может быть отменен, а пища – выброшена на помойку.

Этот пример показывает, что существенными атрибутами ценности является её предназначенность, своевременность, уместность и востребованность.

Предназначенность означает наличие культурно-производственного или культурно-потребительского обряда или ритуала, являющегося частью образа жизни человека, как объективной общественной культуры, воспроизводящей регулярный спрос на ценность данного рода. 

Например, обычный  семейный завтрак, обед или ужин есть регулярный ритуал, выполняемый по определенной программе действий. 

Уместность и своевременность означают наличие требований к месту и времени появления ценности в событийном контексте конкретного обряда или производственного процесса соответствующей культуры.

Востребованность равносильна удовлетворению требования, чтобы данная ценность была представлена в нужном месте и вовремя, в количестве реального спроса на неё, и не более того.

Всякая ценность, отличная от человека, ценна не сама по себе, а своей ритуальной предназначенностью. Так, ценность золота освящена успешностью ритуалов его обмена на любые ценности.

Стремясь к достижению любой цели, человек всегда имеет в виду ритуал применения (использования) достигнутой цели, как тот смысл, ради которого предпринимается целесообразная деятельность. 

Этот смысл, в конечном счете, сводится к первичным человеческим ценностям, то есть, к человеку, к его самоутверждению, как высшему ритуалу. 

Б. ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ СТОИМОСТЬ

Потребительная стоимость есть предмет определенного качества, способный, в определенных соотношениях с другими предметами, быть носителем ценности. 

Например, такова пища, подаваемая на блюдах в составе обеда.

Одна и та же потребительная стоимость, как продукт, сообразно обстоятельствам времени, места и культурно-производственного назначения, может быть носителем разных ценностей.

Например, одна и та же гайка может быть элементом крепежа в руках автослесаря, либо грузилом в снастях рыбака, либо игрушкой в руках ребёнка.

При изменении назначения вещи, меняется и её ценность, хотя ни её физические качества, ни затраты на неё, как продукт, нисколько не меняются.

В. СТОИМОСТЬ

Стоимость есть величина, измеряющая ценность, как цель, в единицах отдаваемого за неё (либо затрачиваемого на неё) средства. Так, стоимость обеда может выражаться величиной, скажем, 300 р. 

Из данного определения и ранее сказанного о Деньгах вытекает, что:

1) деньги, как универсальное средство реализации целесообразной деятельности, выполняют функцию меры стоимости,

2) ценность, измеренная в денежной единице, приводится, тем самым,  к единой мере со всеми, измеренными деньгами, ценностными смыслами, так что:

3) установление стоимости есть процесс соизмерения всех ценностей, претендующих на человека, в единицах денег, как заместителей человека, то есть, в единицах сущности человека, поэтому:

4) стоимость, как денежная величина, выражает вовсе не сумму затрат производства данной ценности, а долю человека, как сущностной природы денег, выделяемую под власть данной ценности, поэтому:

5) сумма всех стоимостей, которыми обладает данный человек, выступает как его богатство, измеряющее текущую общественную ценность человека, как деятельного субъекта.

Г. ЦЕНА

Цена есть ритуальная величина, измеренная в  каких-либо деньгах и приписываемая натуральной единице  потребительной стоимости  как предмета, предназначенного к продаже.

  В силу предназначения к продаже, предмет рассматривается, как меновая ценность, то есть, как форма денег.

Цена, в этой связи, есть частный случай стоимости, - а именно, она измеряет меновую ценность предмета. 

Поскольку всякий предмет, предъявленный к обмену, выступает,  как деньги, постольку, по экономической сути, цена есть обменный курс  обмениваемых денежных суррогатов. 

Д. РИТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО ПЕРВИЧНЫХ ЦЕННОСТЕЙ

У человека, как инвестора, из средств есть всего одно тело, одно сознание, ограниченные способности и ограниченные ресурсы вещей, власти и т.д., а ценностей, конкурирующих за него, как  средство их достижения, - много, причем каждая из них претендует быть особым миром, присваивающим себе этого человека. 

Ему надо определяться с любовью, - рожать, выращивать, воспитывать и образовывать детей. Обустраивать жилище. Обеспечивать себя и своих иждивенцев питанием и одеждой. Достигать успехов в предпринятых делах. Продвигаться на избранном поприще. Надлежаще отдыхать. Обеспечивать безопасность тех миров, в которых  он живёт.

Выбор между целями этих миров  заставляет человека сопоставлять и упорядочивать их по стоимости, - по доле отдачи им себя - то есть, по интервалам времени, по месту и количеству выделения им себя и своих средств.

Распределение себя, своего времени и своих ресурсов между этими целями, устанавливаемое человеком  в результате внутренней борьбы сущностей, живущих в нём, есть первичная форма стоимости ценностей, образующих миры человека.

Эти ценности выступают как ценность самого человека, разложенная в сущностный ряд по компонентам, выпадающим в разные миры, отнесенным к одному и тому же человеку, объединяющему их собственным организмом. 

Их производство осознается человеком как производство самого себя.

Особенность этой формы стоимости - её качественная определенность. Она дана составом и приоритетами первичных ценностей, распределенных по разным мирам, но отнесенных к одному и тому же человеку, выступающему, заодно, и средством их достижения.

В этой форме цели и средства диалектически едины, как один и тот же человек,  нужный самому себе и вкладывающий самого себя, как средство, в самого себя, как цель. 

Исход внутренней борьбы человека, определяющей, как именно и во что он вложится (во что он разложится), зависит от многих факторов.

Ключевыми являются состояние его здоровья, обстоятельства данного общества, места и времени, а также культуры, властвующие в форме сущностей, живущих в нём. 

Первичные ценности, требующие регулярной реализации, приобретают  характер ритуальных ценностей, - их ценность предшествует сомнению, их смысл состоит в них самих и не нуждается в обосновании, а их реализация выступает источником смысла всех прочих видов деятельности человека.

Наблюдая за людьми и животными, мы обнаруживаем повторяемость одних и тех же, по смыслу, поступков, как ритуалов, из которых складывается их поведение. 

Они ведут себя как бы согласно плану-ритуалу, предписывающему ситуации, в которые им суждено попадать, а также действия при попадании в ситуацию.

Типичный городской житель утром просыпается, ритуально умывается, одевается, завтракает, едет на работу, а вечером возвращается, предается своим вечерним занятиям, после чего ложится спать, а с нового утра всё повторяется.

Этот повторяющийся круг ритуалов составляет жизненный уклад человека, которым раскрывается состав его первичных ценностей как того, ради чего фактически живет и действует человек. В круг этих ценностей входят сон, питание, одежда, жилище, работа как творчество, любовь, общение, досуг и другие, детальные и общие цели.

 В  каждой из схожих ситуаций жизненного уклада человек действует по заведенному ритуалу, преследуя не только получение схожего  результата, но и исполнение самого этого ритуала, как особую самоцель. 
  
Так, придя в спальню, чтобы спать, он, стереотипно, раздевается, выключает свет и ложится в постель.  А утром, проснувшись, делает зарядку, убирает постель, умывается…

Внутренний план, фиксирующий жизненный уклад и стереотипы ритуальных действий в схожих ситуациях, я называю менталитетом человека.

Люди с разными менталитетами разительно отличаются друг от друга. 

Если Вы, как по кругу, каждый день ходите на работу и возвращаетесь домой, чтобы предаться досугу и лечь спать, то другой человек, возможно, не ходит ежедневно на работу, зарабатывает на жизнь нерегулярным промыслом, и может спать, каждый раз, на новом месте.

Если вы, собираясь спать, раздеваетесь, выключаете свет и ложитесь в постель, то человек с иным менталитетом может лечь спать, не раздеваясь, не гася свет и в сапогах, и не в постель, а на пол, и даже не ночью, а днём, то есть, нарушая все ритуалы, вам привычные.

Люди, имеющие схожие менталитеты, легко находят общий язык друг с другом и образуют общности, основанные на взаимопонимании. 

Но большинство общностей, в которые входят люди, основаны не на схожести менталитетов, а на общности объектов, из-за которых им приходится пересекаться. Таковы семья, одноклассники, сослуживцы, коллеги, товарищи по несчастью…

Каждая такая общность – особая сущность, вселяющаяся в человека, навязывающая ему некоторую роль, стремящаяся подчинить и перевоспитать его на свой лад.  

Она ведёт себя, словно сама она тоже человек, - обладает  жизненным укладом, стереотипами ритуального поведения и образует особый мир, живущий жизнью, параллельной другим мирам.

Жизненные уклады современных людей наполнены и разорваны их участием во множестве таких параллельных миров, - от семьи до профессиональных гильдий. 

В каждом из них человек вынужден вести себя по-разному.

Он и является нам совершенно разным, в зависимости от того, где мы его застали – на работе, в компании друзей, в кругу семьи, либо в одиночестве.

Реальное общество состоит из множества параллельных миров, разрывающих и составляющих жизненные уклады людей. 

С развитием общества и состава его параллельных миров, развивается и человек, как уже Общество.

Во всех эпохах сосуществуют все типы менталитетов – и матриархата, и патриархата, и рабовладения, и феодализма, и кочевничества, и оседлости, и прочие.  

Исторические эпохи различаются господствующими менталитетами, которые всегда  сосуществуют и непрестанно борются друг с другом. 

Столкновения этносов и государств, - войны, акты терроризма и революции – лишь малая часть этой борьбы. Главная её арена - внутрипроизводственные  и внутрисемейные отношения.

Распад семей - следствие несовпадения менталитетов, конфликта логически несовместимых миров, разных идей того, что такое человек и каковы его первичные ценности, представленные составом его элементарных ритуалов. Несовпадение последних способно вызывать внутрисемейные психозы.

Внешне мы обманчиво похожи друг на друга. 

Трудно представить, насколько мы различаемся внутренним менталитетом! 

Сравнение менталитетов обнаруживает, что волк от зайца, лиса от барана – отличаются друг от друга меньше, чем «человек» от «человека»!

Волею судеб севшие за одну парту, вступившие в брак или ставшие сотрудниками одного и того же предприятия, люди не перестают быть выходцами  разных миров, имеют разное понимание того, кого считать «человеком», а кого - нет. 

Большинство внутрисемейных конфликтов, при ближайшем рассмотрении, являются конфликтами представителей разных менталитетов, столкнувшихся в общем быту, не могущих признать друг в друге полноценного человека.

Разные менталитеты – это разные варианты  аксиоматизации общества.  

Марксисты называют эти варианты идеологиями. 

Историческая материя, называемая «Человек»,   дана нам  как разнообразие идеологий (человеческих менталитетов) и фактов их борьбы. 

Сосуществование  людей с разными менталитетами (идеологиями), по сути, есть сосуществование разных вариантов исторических эпох, а борьба между такими людьми есть борьба эпох. 

Итак, пространство первичных ценностей человека, как уже Общества,  есть его менталитет, составленный из заселенных в него планов-ритуалов особых  миров, в которых живёт человек.

Они вселяются в него, как внешние сущности, навязывают ему свои частные определения, наполняют его своими ценностями, расширяют горизонты его сознания, но держат в подчиненном положении, навязывают определенные роли, манипулируя и жертвуя им при необходимости. 

Как отчужденные ценности, они ставят себя впереди Человека и присваивают себе функцию установления смыслов жизни человека, придавая действиям и поведению человека ритуальный, - свыше установленный смысл.  

Например, первобытный мужчина ведёт себя ритуально не как Человек, а именно как мужчина (самец), либо именно как охотник, либо именно как воин, если таково его реальное место в первобытном обществе.  

Лишь спустя фазы культурного развития осознается общая культурная ценность - «человек».

Этой эволюции соответствует фаза Истории, - от периода дикости до наших дней, - когда Общество развивается как вместилище разнородных культурных стихий, отчуждённых от человека и воюющих друг с другом за власть над Человеком.

Человек, в этой фазе, только начинает вычленяться из пелёнок общественных связей, поднимать голову и осознавать себя как уже Общество.

До этого осознания он ведёт себя не как Человек, а как ритуально-функциональный элемент общества.  

На полпути к этому осознанию, он попадает в плен к либералистской идеологии, - к разлагающим общество культам индивидуализма и частной собственности, так же принимающим ритуальный – заданный извне - смысл.

Лишь осознавая себя  уже Обществом, он осознаёт себя и истинно Человеком, - сущностной частицей Общества, носителем общественных ценностей.

 Возвышаясь над частными ценностями, человек осознает себя собственником смыслов и ценностей Общества в целом и начинает играть роль истинной ценности.

Е. РИТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО РЕСУРСОВ

Вторгаясь в природу, человек постигает её законы, вырывает из её связей железную руду, уголь, дерево, нефть, животных, растения и энергию и, приписывая им вмененные ценности, трактует их как свои ресурсы.

Он преобразует их в сырье, материалы, комплектующие изделия, инструмент, машины, здания и сооружения, развивает специализированные производственные и обслуживающие отрасли, производящие эти сущности как продукты и составляющие собою собственно экономику, как особый мир человека.

В отличие от первичных ценностей, стоимость которых устанавливается непосредственно самим человеком, вмененная ценность ресурсов измеряется от потребностей конкретного производства, с учетом организационно-технических норм применения, ценности производимой продукции и дефицитности ресурса.

При совмещении производств разных продуктов на одних и тех же предприятиях, измерение локальной ценности ресурсов происходит сложными алгоритмами, вплоть до процедур комплексного планирования выпуска и затрат, с использованием критериев оптимальности (целевых функций).

В случае оптимальности действующего плана, локальные измерения ценности ресурсов соответствуют «объективно-обусловленным оценкам», понятие которых введено советским математиком Л.В. Канторовичем в математической теории, созданной в 1939 году для решения задач оптимизации производства (8).

Эти оценки имеют смысл величин удельного прироста значения целевой функции в расчете на единицу прироста используемого ресурса.

Ценность ресурса не сводится к сугубо технической ценности. 

Систематически участвуя в деятельности человека, ресурс становится ритуальной частью его мира, приобретает характер культовой ценности, служащей соблюдению культурных обрядов, от обрядов поддержания стратегических запасов до дисциплинарных и стилевых обрядов производства, обмена и потребления.

Так, ценность вилки или пары китайских палочек диктуется не только технологией, согласно которой вилка (палочки) есть технически используемый ресурс, но и культурной важностью ритуала их использования. 

Поэтому, стоимость вилки или пары китайских палочек может вдруг резко превысить стоимость самой пищи. Это замечание касается любого предмета.

Измеряя вменённую ценность ресурса, следует иметь в виду не только его количество и качество, но и его ритуальное значение, как уже культурной ценности.

Производство есть сфера культуры, не только производящая ценности и затрачивающая ресурсы, но и дающая смысл жизни и культурное удовлетворение.

Оценки вменённых ценностей, измеренные в условиях локальных ситуаций, служат ориентирами при определении рыночных цен.

Ритуальное пространство ресурсов, в целом, дано как множество предприятий всех отраслей общества, обслуживающих их производство, продвижение к использованию и использование.

Любое из этих предприятий есть ритуальный центр целесообразной деятельности, образующий особый человеческий мир, производящий ценности на единой культурно-технической, кадровой и денежной базе.

Каждое предприятие выступает, как объект реальной общественной культуры, как общий мир сотрудничающих в нём людей и, в этом смысле, представляющий собою ценность особого рода, имеющую, как и любая ценность, стоимость в денежном измерении. 

Ж. КРИТИКА НАЧАЛ ТЕОРИИ ПРЕДЕЛЬНОЙ ПОЛЕЗНОСТИ

«Теория предельной полезности» исходит из 
1) сведения экономики к множеству «либеральных атомов», принимающих самостоятельные решения исходя из своих субъективных предпочтений и 
2)факта  убывания субъективной ценности блага при росте его количества. 

Эта теория не отвечает на главные вопросы общества к экономической науке – вопросы о природе ценности благ, об их правильном измерении, об источниках богатства народа и способах эффективного хозяйствования.

Так, рассмотрим ценность последнего куска хлеба.  Бесспорно, что она чрезвычайно высока.

Либералы объяснят её предельной полезностью последнего куска.  Но не смогут ответить, почему же человек делится последним куском с товарищем по несчастью, не требуя взамен ни золота, ни других благ.

Не смогут, потому что для этого им придётся забыть об аксиомах либерализма и, в частности, о «теории предельной полезности».

Ибо человек вовсе не либеральный атом, а сущностная частица общества. 

И,  отдавая последний кусок, он следует не субъективному предпочтению, а пониманию общественной истины, что не может поступать иначе.

Как сущностная частица общества, человек находится во власти системы ценностей объективной культуры, которая, - а не субъективные предпочтения, - и управляет его выбором (поступками).

Рассмотрим механику реального оценивания благ на примере пары китайских палочек,  служащих для приема пищи. 

Чем определяется ценность этих палочек для китайца?

Тем, что без них, например, на званном обеде, он почувствует себя,  как без рук, и может испытать готовность отдать за них цену, сопоставимую с ценой обеда.

Пусть китаец, попавший в эту ситуацию в российском ресторане, попросит у официанта пару палочек, обещая за них  500 рублей - как за весь обед(!).  

А наш официант пусть принесёт ему не одну, а две пары, предложит каждую по 500 рублей, мотивируя, что они – его индивидуальной работы. 

За первую китаец расплатится, как обещал, но вторую не станет покупать. 

Потому что вторая пара, если и нужна, то для иного культурного назначения, -  для запаса «на всякий случай».  Если такого случая он не боится, он не возьмет вторую пару, даже при нулевой цене.

Вообразим, далее, что наш китаец, в душе, - купец.

Он знает рыночную цену палочек, - пусть она равна 2 рубля, - и задаст вопрос: а за какую цену ему могут изготовить партию в 1000 пар?

Пусть ответ таков: по 1 рублю за каждую пару. И тут китаец, готовый отказаться от второй пары «за бесплатно», соглашается взять 1000 пар по 1 рублю. 

Для «теории предельной полезности» имеем парадокс: первую пару китаец оценил в 500, вторую – в 0, но следующие 1000 пар - по 1 рублю. 

Парадокса не будет, если вместо «субъективных предпочтений» исходить из иной, культурной природы ценностей. 

Первая система ценностей – культура обеда китайской кухни. Вторая – культура ценностей страхового запаса. Третья – культура купеческих ценностей.

Пусть, китаец взял 1000 пар по 1 рублю и быстро продал по 2 рубля. 

Пусть, далее, популярность китайской кухни растёт, и рестораны заказывают оптом палочки, обещая платить, из-за возникшего дефицита, уже по 4 рубля за пару. 

Китаец закажет вторую партию в 10 000 пар и выторгует скидку за опт – назначит цену по 50 копеек за пару. 

Поскольку трудоемкость пары палочек в десятикратно выросшей партии упадет, поставщик согласится со снижением цены, причем, и по «трудовой теории стоимости»,  и  по «теории предельной полезности», -  он знает, что дополнительные палочки должны цениться  меньше.  

Итак, в гармонии с обеими теориями, цена второй партии для китайца вдвое упала. Но реальная цена его сбыта – вдвое выросла!

Торговец поблагодарит и либералов, и марксистов, - за помощь в обмане производителя.  

Хваля их, он вложит деньги в пропаганду китайской культуры, и закажет третью партию – в 10 000 000 пар, с выплатой изготовителю уже лишь по 20 копеек за пару (ибо стоимость вновь упадет и в марксистской, и в либеральной логике).

А распродаст он третью партию, быть может, уже по 10 рублей за пару,  - если  популярность китайской культуры в России вырастет, и каждая российская семья захочет срочно иметь пару китайских палочек.

Найдутся, при этом, те, кто купит палочки и из первой, и из второй, и из третьей партии. 

Для них каждая дополнительная единица этого блага стоит всё дороже и дороже: 1-я – 2 рубля, 2-я – 4 рубля, 3-я –   10 рублей.

А это уже явный парадокс для «теории предельной полезности»!

Она не сможет объяснить  этот парадокс.

Ибо «субъективные предпочтения», подсказывающие решения потребителю, есть, на деле, подчиненные моменты текущей экспансии конкретной культуры. 

И вовсе не субъективные предпочтения, а распространение той или иной общественной культуры диктует выбор людей и формирует массовый спрос. 

Люди могут воображать себя «либеральными атомами», и даже голосовать за либералов, поддавшись их пропаганде, но всегда будут действовать не по субъективному произволу, а лишь так, как позволяет система ценностей мира той культуры, которой они дорожат. 

З. РЫНОК - РИТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО ДЕНЕГ

Обмен и его сфера, именуемая рынком, порождается и развивается денежной активностью людей, навязывающих свои товары-деньги в обмен на требуемые ценности.

Как объективное явление, рынок имеет двойственную природу.

С одной стороны, рынок есть общее пространство реализации способностей и потребностей людей и их предприятий, и претендует быть собственностью, равно принадлежащей всем.

Как общая собственность, рынок подобен природе, джунглям, -  общей среде обитания людей, животных и растений.

С другой стороны, – как и общие джунгли, - рынок есть объект захвата для частной собственности,  стремящейся использовать его каналы в частных интересах, так что для общества всегда актуальна защита рынка, как общей собственности.

Капиталистическое производство производит товар, как денежный суррогат, выносимый на рынок с целью обмена его на другой, более ликвидный денежный суррогат.  Успех этого обмена и его пропорция являются призванием рынка, как специализированной целесообразной деятельности людей, свершающейся вне производства. 

Когда мы говорим, что некий продукт очень дорого стоит, - в смысле, дорого  обходится нам, - мы говорим о величине жертв, на которые мы идём ради него. 

Но это вовсе не значит, что ценность продукта складывается из этих жертв, словно отпускная цена из слагаемых  производственной калькуляции.

Это значит лишь то, что мы ценим этот продукт выше тех жертв, на которые идём ради него. 

Стоимость, как величина, измеряющая ценности, имеет квантовый характер: она скачком возникает, скачком меняется и скачком исчезает в такт  с  переворотами в культуре общества, включая перевороты в культурах сфер производства и потребления.

Цена, которую готов заплатить покупатель, есть мера его зависимости от  той культуры, которая властвует над ним и требует данной вещи для своей реализации.

В системе цен товаров проступают актуальные культурные ценности общества.

Производство - целенаправленный процесс превращения одних ценностей в другие, ориентирующийся на тот скачок в ценности, который выявляется на рынке объективно, предположен заранее, и является причиной, вызывающей к жизни и оправдывающей существование конкретных товарных производств.  

 Ценность предмета есть причина, превращающая его в цель той деятельности, которая разворачивается ради получения этого предмета. 

Эта причина имеет иную природу, чем затраты на его получение. 

Более того, сами затрачиваемые факторы приобретают вмененную ценность и стоимость, лишь постольку служат производству целевого продукта, а не наоборот.

Общим свойством всех ценностей является то, что они предназначены выступать целями целенаправленной человеческой деятельности.

Это свойство коренится в зависимостях человека от первичных и вторичных ценностей.  

Эти зависимости могут противоречить друг другу и конкурировать друг с другом по времени и месту захвата человека, отдающегося им. 

Они обладают, в разное время и при разных обстоятельствах, разными силами действия на человека.

Человек, распределяя себя между ними, тем самым сравнивает их между собою, соизмеряет с собою, как их общим знаменателем и устанавливает их стоимостные величины и очередность их реализации.
 
Эти зависимости не сводимы к одной лишь физиологии.

Вопреки марксистской политэкономии, люди зависимы от питания, одежды, жилища не так, как зависимы машины и роботы от топлива и смазки.

Приём пищи для них – это не подзарядка робота, но и ритуал,  и удовольствие. Они разборчивы в еде, привередливы в одежде, придирчивы к жилью и могут голодать, но отказываться от пищи, которая надлежаще не подана, или которая им не нравится. 

Рынок, вопреки Марксу, не сводится к обмену, как  физиологическому продолжению производства в условиях общественного разделения труда.

Рынок есть сфера денежной охоты человека и на человека, сфера состязания общественных культур и ритуальных установок.

Товар есть не кристаллизация абстрактного труда, а денежный суррогат, - предмет, призванный быть заместителем деятельного человека, как истинной субстанции денег, способной воплощаться в любой продукт.

Рынок есть место, где встречаются заведомые не «эквиваленты» для того, чтобы вступить в ритуал приравнивания друг другу и, если удастся, получить свойство эквивалентности друг другу в качестве ритуального результата, фиксируемого бухгалтерскими и юридическими документами. 

Современный рынок есть такая же сфера денежной охоты на человека, каким в средние века был африканский берег, куда европейцы возили стеклянные бусы, на которые скупали золото и другие богатства местных племён.

В наше время население всех стран поставлено в положение дикарей, которым со всех сторон навязывают современные «бусы», - от памперсов до пива.

По всем каналам – по телевидению, радио, на уличных афишах, на сайтах Интернет – массированно продвигаются всевозможные «бусы».

В рекламных роликах заразительно жуют, пьют, курят, употребляют таблетки, дезодоранты, чипсы и прочую дребедень.  

Всё ради навязывания одних денежных суррогатов («бус») в обмен на другие – более универсальные - денежные суррогаты: рубли, доллары, золото…

Нелепо говорить не только об «эквивалентности», но и о самом «обмене», - ибо, разве можно считать обменом навязчивое впаривание «бус»?  Сплошь и рядом,  это не обмен, а обман…

Таким образом, даже утверждение, будто рынок есть сфера обмена товаров, есть кабинетная иллюзия, расходящаяся с реальностью. 

На деле, современный рынок есть сфера продвижения и навязывания денежных суррогатов, призванных избавить их обладателей от необходимости самим производить преследуемые ими ценности. 

Даже покупатель, озабоченный конечной ценностью - выбирая товар сообразно своей потребности, - мысленно  сопоставляет разные варианты покупки, прежде чем принимает решение. 

То есть, сам покупатель, в момент сделки, мысленно, уже примеряет себе роль продавца, отвлекается от ценности товара и рассматривает его со стороны цены, - как не потребительную, а меновую ценность. 

Если цена, по его мнению, завышена, он откажется от товара, потому, что, мол, приобретаемая ценность не содержит в себе приписанной ей денежной потенции.

Ценности товаров, следовательно, выступают  на рынке лишь как факультативные – третьи - сущности, - поводы обмена денежных суррогатов.

Сам акт обмена, при этом, имеет характер общественного ритуала, обряда сделки, в которой соприкасаются культуры, претендующие быть независимыми друг от друга, навязывающие друг другу свои решения и приходящие или не приходящие, в итоге, к консенсусу.

Каждый стремится навязать свои «бусы» - атрибуты продвигаемой им культуры - в обмен на чужое имущество.

На рынке обращаются деньги и только деньги! 

Любая сторона каждой сделки существенно участвует в ней лишь постольку, поскольку, навязывает или отдает свои деньги.

Рынок - пространство ритуального соприкосновения культурно-денежных стихий. Отдаваемые в обмен ценности для каждой из сторон выступают деньгами.

Лишь потому они  и несут в себе  однородную субстанцию, позволяющую приравнивать их друг другу в той или иной пропорции, называемой ценой, что все они, как деньги, суть заместители Человека, отдающего их вместо себя.

На рынке она предстаёт множеством  денежных суррогатов, выступающих в обличье элементов тех или иных культур – от красочно упакованных товаров до металлических монет и бумажных денежных знаков и чисел на электронных счетах. 

Количественная пропорция обмена  - цена – выражает текущее сравнение рыночных амбиций культур, соперничающих за власть над людьми.

Цена, или «котировка» - соотношение обмена –  устанавливается ритуальным соприкосновением сравниваемых культур, происходящим на рынке.

Цена есть непосредственная и истинная, творимая в момент ритуального акта сделки, стоимость меновой ценности, отображаемая затем, со ссылкой на надлежаще соблюденный ритуал обмена,  в правовых документах и на бухгалтерских счетах.

Денежная эквивалентность обмениваемых ценностей создаётся самим актом обмена, и имеет характер ритуально навязанной эквивалентности, - классическим примером является обмен стеклянных бус на золотые слитки.

Рынок есть взаимодействие разнородных культур, приводящее к общественному синтезу – устойчивому взаимодополнению - этих культур, подобно «термоядерной реакции»,   порождающей и развивающей общественное производство.

Рынок, в этом смысле, есть сложное меняльное дело Человека, в ходе которого человек анализирует, вычленяет и синтезирует новые сущности, заявляемые, как новые продукты, подлежащие производству. 

Человек, в результате,  воспроизводится, как поликультурная сущность, как перекрёсток множества параллельных миров, воюющих за власть над ним.

Каждая добровольная и взаимно-добропорядочная сделка на рынке есть обмен заведомых не эквивалентов, при котором каждая сторона избавляется от своего денежного суррогата и приобретает ценность, за которой охотится.

Факт каждой такой сделки равносилен успешно завершенной охоте и вдвойне обогащает общество, - является финальным аккордом, подтверждающим, что те денежные суррогаты, которые каждая из двух сторон, на свой страх и риск собирала, накапливала, производила и выносила на рынок, оказались, в  действительности, ценностями - полезными вещами, не выброшенными на помойку.


Итак. Человек есть общественное существо, населенное сущностями, каждая из которых есть некоторая  «система ценностей». 

Эти ценности имеют характер производственных и религиозно-культурных ценностей, господствующих над субъективными предпочтениями человека.

Между системами ценностей идет борьба за власть над Человеком.

Система ценностей, властвующая над человеком, проявляется в ценностном выборе, реализуемом человеком во всех сферах его жизни, в том числе в его поступках на рынке.

Спрос на товар остается актуальным,  пока соответствующие ценности властвуют над людьми.

Управление экономикой – это управление экспансиями множества культур,  претендующих войти в состав мира реального Человека.

Производство, вопреки Марксу, вовсе  не сводится к процессу труда, как расходованию нервов и энергии. 

Скупая статистика цен, продаж и покупок, а также выпуска продукции и затрат ресурсов, поверхностно интерпретируемая как  динамика производства, спроса и предложения, на самом деле выражает экспансию или отмирание конкретных культур, - систем общественных ценностей.

Так, статистика спроса и цен на китайские палочки или японские суши выражает экспансию китайской или японской культуры.

Культура есть сущность, вселяющаяся в человека, заставляющая человека выступать своим носителем. 

Человек, как непосредственно деньги, выступая носителем тех или иных культур, отождествляет себя с этими культурами.

Истинные деньги, поэтому, не вполне универсальны, а привязаны к определенной культуре, выражают и продвигают эту культуру.

Например, увлекаясь употреблением суши, человек инвестирует себя, как уже носителя японской культуры, в преобразование отечественной культуры.

Культура, тем самым, выступает, как форма присвоения и генерации истинных денег, а присвоенные ею деньги превращаются в двигатель культуры.

Человек и его культура, следовательно,  есть истинные деньги нации.

К. Маркс выдвинул тезис о примате производства над потреблением. 

Он имел в виду, что потребности создаются производством и объективно навязываются человеку, - мол, производство меняет человека. 

Этот тезис подлежит углублению. 

Инновации, развивающие человека, его способности и потребности, есть не что иное, как действия по развитию той или иной культуры человека.

 Человек выступает на рынке в облачении конкретной культурной сущности. 

Изобретение ножей и вилок сделано в идеологии некоторой потребительской культуры и лишь подхвачено производством, как исполнительной системой.

Потребности определяются культурой, которая и направляет инновационную  активность изобретателей и предпринимателей.

Столкновения культур на рынке могут иметь катастрофические последствия.

Сегодняшний мировой финансовый кризис коренится в логической несовместимости либералистской модели экономики, защищаемой институтами Запада, с человеческой сутью денег.

Поток рекламы по всем средствам массовой информации навязывает человеку форму идиота, одержимого потреблением ради потребления, ослепляет производство ложными целями.

Кризис, на поверхности явления принявший форму мирового финансового кризиса, по сути, является кризисом массовой культуры Запада.

Она оторвалась от ценностей мира целостного человека и превратилась в рекламный фетиш, продвигаемый  навязчивым кредитованием.

Экономика разлагается либералистской парадигмой на частичные миры, разрывающие мир человека и равняющиеся, вместо человека, на финансово-долговые пирамиды.

Кредитование развивается ради кредитования, производство - ради производства, потребление - ради потребления.

Над обессмысливаемой экономикой раздувается многомерный пузырь финансовой активности, в котором деньги и финансовые инструменты замыкаются друг на друге в оборотах, всё реже касающихся реальной экономики.

Выход из этого кризиса - отнять права денежной эмиссии у частных либералистских институтов и передать их непосредственно человеку.

Человек - истинный источник и носитель первичных ценностей и инновационных идей, нуждающийся в эмиссионных инструментах для реализации своих способностей и потребностей.

Деньги, подчиненные власти человека, должны развернуть весь потенциал своих функций. 

Основными из них станут функции обеспечения целостности мира человека, полагаемого в качестве  главной цели экономики.

(Приведенный подход положен в основу Проекта Новой Конституции России: http://www.proza.ru/avtor/orell1  )

1. Зеленая книга России. Путь к истинной модернизации: http://www.proza.ru/2013/08/26/1526