Возвращение...

Лионелло Спада. «Возвращение блудного сына». 1616г. (160х119см). Лувр.

Рембрандт Харменс ван Рейн. «Возвращение блудного сына». 1668г. (262х205см) Лувр.

Две картины на один сюжет. Одна – болонского художника Лионелло Спада, другая – Рембрандта. Разделяют их примерно 50 лет. Разные школы, разное представление о происходящем. Итак, притча Иисуса Христа, изложенная в Евангелии от Луки.

Очень коротко. Отец выделяет младшему сыну его часть наследства, которую он благополучно спускает  в веселии и празднестве. После чего возвращается назад и просится к отцу в работники. И отец не корит его и не наказывает, а искренне радуется возвращению непутевого сына, которого  уже считал мертвым. А вот старший сын негодует. Ведь он-то отца не бросал, а все это время помогал ему. Отец успокаивает его, призывая забыть обиды и встретить младшего брата  участием и заботой. Такая вот немудреная история.

Лионелло Спада выбирает для изображения непосредственный диалог отца и сына. Что называется, тет-а-тет. Первое, что приходит в голову при взгляде на эту картину – перед нами диалог между Богом-отцом и неким молодым человеком. Возможно, и Иисусом Христом. Тот ведь тоже вроде как возвратился в свою обитель после скитаний земных. Правда, слишком уж он юн. И слишком монументален, даже грандиозен старик. Богаты его одежды, прекрасны седые кудри и борода. И сам он - весь такой величественный и великодушный. Даже не понятно, как такой человечище мог бы не простить милого юношу, с мольбой и надеждой взирающего на всесильного старца. У бедняги порвана рубашка, что явно  свидетельствует о нелегких жизненных испытаниях. Посох – несомненное подтверждение длительности пути. Ну, а то, что юноша свеж и прекрасен – так это ему только  в плюс. Значит, молодость действительно всё списывает: и ошибки, и просчеты, и прочие негативные последствия не совсем правильного образа жизни. Правда, как-то не очень верится, что испытания были действительно суровыми.

Рембрандт глядит на то же событие по-другому.

Совсем другая композиция. Если у Лионелло фигуры крупнопланные, занимающие практически всё пространство картины и контактирующие со зрителем непосредственно, то у Рембрандта сцена отодвинута вглубь живописного пространства и зритель – не непосредственный участник происходящего, а лишь сторонний наблюдатель. Все внимание – на отца и коленопреклоненного младшего сына. Старик-отец здесь - никакой не бог, а уставший от жизненных передряг человек, на которого вдруг обрушилось невероятное счастье – вернулся сын, которого он давно уже мысленно похоронил. Здесь нет вопросов: простить – не простить, принять – не принять. Старик просто мягко опустил руки на спину сына и так и замер. Мир перестал для него существовать. Он растворился в своём сыне, забыл обо всём на свете. Его чувство не требует какого-либо выражения. Здесь просто слияние двух душ. И совершенно всё-равно, кто из них грешник, а кто – праведник. Это попросту неважно. Важно – что они нашли друг друга и теперь вместе. Поразительно человечная сцена. Другой такой в живописи я припомнить не могу.

Младший сын одет в самые настоящие лохмотья. И опять: не на них мы смотрим, не на его стоптанную обувь и грязные ступни. Мы смотрим на спину человека, прильнувшего к отцу, и понимаем всё без слов. Для него это – как тихая гавань для истерзанного бурей корабля. Здесь его не предадут и не обманут, здесь ему простят всё. Это - единственное место на земле, где он может успокоиться и отдохнуть сердцем. Прибежище, пристанище… Счастье, когда оно есть у человека.

Старший сын молча присутствует здесь же. Противоречивые чувства его обуревают. Тут и  сдержанное негодование, и уважение к чувствам отца. Но в отношениях с братом будут проблемы. Дородный молодец не в восторге от возвращения пропащего повесы и явно избегает на него смотреть. Он, конечно, примет любое отцовское решение, но только из уважения к его возрасту и авторитету.

Остальные и вовсе смотрят кто с интересом, а кто и со скепсисом. Но сейчас всё это неважно. Есть только маленький, по-стариковски сгорбленный отец и его родной сын, потерянный и несчастный. И от этих двоих исходит такая сила любви и сострадания, что всё мелкое, наносное отходит на второй план. Рембрандт одними лишь красками перевернул нашу душу… Нет,  не только ими. Еще и своим сердцем.

Вараксин Борис