Рим, Византия, далее Россия ...

Современные ландскнехты не будут защищать Россию.

Представляя на июньской коллегии министерства обороны перспективный план деятельности военного ведомства, начальник Генерального штаба генерал Герасимов заявил, что к концу 2017 года число контрактников должно быть увеличено с нынешних 241 до 425 тысяч. Для этого, по его расчетам, необходимо ежегодно набирать не менее 60 тысяч удальцов, изъявивших желание надеть военную форму.

 
 
 
 
 
 
 
 
Второй человек в руководстве минобороны подтвердил верность курсу на дальнейшую «профессионализацию» армии, взятому еще при Ельцине. Как известно, этот деятель в войсках никогда не служил и ориентировался в военных вопросах на мнение гражданских советников-либералов, считавших, что большая призывная армия не нужна и стремившихся радикально сократить этот «рудимент тоталитарного прошлого».
Идея «профессионализации» вооруженных сил имеет немало сторонников, особенно среди граждан, в них не служивших. После живописаний ужасов, творившихся в позднесоветской (тут одного Юрия Полякова с его повестью «Сто дней до приказа» хватило), а затем и в российской армии у многих сложилось впечатление, что отправить своего сына служить – это всё равно, что его похоронить. Оставалось удивляться, что ещё находились те, кто возвращался из армии живой и здоровый.

Вот уже два десятилетия о пользе перехода армии на контракт твердят сменяющие друг друга на руководящих постах правительственные и военные чиновники. Приводимые при этом аргументы практически не изменились. В общем-то, преимущества добровольного принципа формирования вооруженных сил давно и хорошо известны. Принципиально они сводятся к следующему: боевые качества контрактника гораздо выше, чем у солдата-призывника, армия профессионалов мобильнее и компактнее (особенно, если её тыловое обеспечение передать на аутсорсинг), она лучше подготовлена к современной войне, ее бойцы всегда готовы выполнить любой приказ и отправиться в любую точку, где их жизнь нужна нанявшему их государству (это же их работа, поскольку они заключили договор-контракт). 
Кроме того, сами собой решатся многие проблемы, делающие армию непривлекательной для потенциальных служивых. Во-первых, не будет дедовщины и неуставных отношений (ведь эти явления просто невозможны в коллективе профессионалов). Во-вторых, исчезнут уклонисты, которые превратятся в полноценных граждан, просто «сделавших выбор жизненного пути не в пользу службы в армии». В-третьих, успокоятся вечно досаждающие военному ведомству солдатские матери и профессионально организующие их борьбу бездетные тётки. В-четвертых, генералы перестанут отрывать солдат от службы, привлекая их на строительство и обустройство своих «нажитых непосильным трудом» загородных обиталищ. В-пятых, не будет коррупции в военкоматах, превративших в выгодный бизнес предоставление отсрочек или освобождение от призыва. А есть еще и в-шестых, и в-седьмых, и далее по списку… 
Из всего этого следует нехитрый вывод: после перехода на контрактный принцип комплектования армия будет продолжать выполнять свою основную функцию по защите страны от внешнего врага, но будет это делать лучше и быстрее. 
Кое в чем апологеты тотальной «профессионализации» вооруженных сил, наверное, правы, хотя многие их аргументы являются, как минимум, спорными. Однако они сознательно не говорят об обратной, неприглядной стороне этого процесса. 
Почему-то мало кто обращает внимание на то, что создаваемую армию называют то контрактной, то профессиональной, то добровольческой, но никогда – наёмной, хотя в данном случае это такой же полноценный синоним, пусть и не столь приятный для слуха. Ведь, отказываясь от обязательного для всех призыва, государство привлекает на военную службу желающих получать за это деньги и различные преференции.
А это и есть классическое наёмничество. Просто распространенное в Средневековье право на разграбление захваченных городов и долю в общей добыче заменено на более цивилизованное «обеспечение жильем и льготами при поступлении в вузы». Сути это не меняет, поскольку, как и много веков назад, базовым стимулом для службы являются деньги. 
При таком подходе принципиально меняется роль и предназначение армии в обществе. Солдат, призванный в армию по обязанности, служит, а если надо, и воюет, рискуя жизнью и здоровьем, потому, что он тем самым выполняет свое основное жизненное предназначение – защищать семью, страну и сограждан, доверивших ему свою безопасность. Солдат-контрактник подобной мотивации лишен по определению: он служит только за деньги. С нанявшим его государством он связан только заключённым договором, но никак не моральными обязательствами. Пока нет войны, и за службу без особого риска для жизни платят сравнительно неплохо, можно легко найти достаточно желающих влиться в армейские ряды. Но как только у государства возникают трудности с деньгами (кризис какой-нибудь, упали цены на нефть и газ или ещё что-нибудь неприятное), поток добровольцев резко уменьшается, а те, кто уже служат, спешат покинуть армию, которая перестала быть источником стабильного дохода. Эти процессы многократно ускоряются в случае начала реальной войны. 
В такой ситуации бесполезно взывать к совести разбегающихся из армии наёмников – они честно выполняли условия контракта до тех пор, пока их со своей стороны выполняло государство. Ведь никому не приходит в голову осуждать профессиональных футболистов или хоккеистов, периодически меняющих клубы, или клерков, увольняющихся из фирмы при первых признаках угрожающего ей банкротства. Как говорится, «рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба». Примером здесь могут являться столь почитаемые отечественными либералами США. Только по официальным данным Пентагона, за последние десять лет отказались ехать в Ирак и Афганистан и расторгли контракт 20 тысяч «профессионалов», - почти две дивизии. При этом американцы признают, что на самом деле их было ещё больше. 
Если при общем призыве вооруженная защита страны является делом всего народа, то при отказе от него и переходе на контракт граждане устраняются от решения этой задачи, передоверяя его государству. Конечно, с точки зрения обывателя, это может выглядеть весьма привлекательно: «Я плачу налоги, правительство на эти средства нанимает профессиональных солдат, которые будут меня в случае чего защищать». Ущербность такой логики очевидна. Раз работодателем для армии является государство, значит, именно его интересы она и будет защищать. То, что они не всегда совпадают с желаниями граждан и потребностями общества в доказательствах не нуждается. Кстати, так же рассуждали и древние римляне эпохи поздней империи, и считавшие себя их наследниками средневековые византийцы. А ведь крах Первого и Второго Рима был во многом обусловлен тем, что их правители освободили своих граждан от военной службы, поручив защиту государства наёмникам. 
В России уже выросло целое поколение, для которого «откосить» от армии стало нормой. И, глядя на многих молодых людей, трудно избавиться от ощущения, что перед тобой какое-то странное бесполое существо. Имея внешние признаки мужчин, эти самцы, на самом деле, ими не являются. Они трусливы, ленивы, инфантильны и совершенно не приспособлены к самостоятельной жизни. Они ничего не умеют делать своими руками, не хотят и не могут создать семью, предпочитая жить под опекой родителей, «уберегших их от призыва». Раньше их сверстники гарантированно избавлялись от потребительского отношения к жизни во время службы в армии, которую не зря называли «школой жизни». С переходом на контрактный принцип её формирования надежда на то, что из нынешней молодежи вырастут полноценные граждане, способные отвечать за свои действия и за свою страну, крайне мала. 
А раз так, то Третий Рим рискует повторить судьбу двух первых. И остается лишь вопросом времени, когда это произойдет.