Фальсификаторам истории

Намедни Российское историческое общество (РИО), неформально и фактически патронируемое Кремлем, обнародовало концепцию единого учебника российской истории.

В связи с этим возникает несколько вопросов. Так сказать, в жанре единого государственного экзамена (дискредитированного, впрочем, уже настолько, что само его упоминание в хорошем смысле следовало бы считать двусмысленным).

1. Можно ли считать РИО серьезной организацией?

Ответ: нет.

Тут можно назвать 1000 причин, но я назову одну.

Как говорила моя учительница Мария Васильевна Розанова, издатель журнала «Синтаксис», можно простить все, но не полное отсутствие слуха. Как пример она приводила работу А.И.Солженицына «Сквозь чад»: классик не до конца понял, что «сквозь чад» звучит как глагол «сквозчат». Что делают? — сквозчат. И это обессмысливает название, делая его несколько опереточным. Несмотря на всю серьезность заявленной темы и драматическую тональность ее преподнесения.

С чем ассоциируется аббревиатура РИО для современного, традиционного, неэксклюзивного российского (постсоветского) человека?

Конечно же, с Остапом Ибрагимовичем Бендером. И больше ни с кем и ни с чем.

«О, Рио, Рио, рокот прилива, шум прибоя, южный размах. О, Рио, Рио, сколько порыва, сколько зноя в чеpных очах. О, Рио, Рио, о, Рио, Рио, о, Рио-де-Жанейро, о, Рио-Рио, о, мама мия, потерпи, и я прибуду на днях». Так пел народный артист РСФСР Андрей Миронов в культовом фильме Марка Захарова «Двенадцать стульев».

Так что РИО — это что-то по части белых штанов. Серьезная научная организация себя так не назовет. Она просто знала бы, что так нельзя себя называть.

2. Нужен ли единый учебник российской истории?

Прогрессивная общественность считает, что нет. И понятно, почему. Причина одна: Владимир Путин — за.

А как говорил (по апокрифическому свидетельству Сергея Довлатова) Иосиф Бродский, «если Евтушенко против колхозов, то я — за». Если завтра Путин официально внесет законопроект об обязанности совершеннолетних и приравненных к ним лиц мыть руки перед едой, прогрессивная общественность, несомненно, заявит, что брать еду надо исключительно грязными руками. Иначе типа недемократично, ибо кровавый режим требует мыть верхние конечности кровью христианских и вообще всемирных младенцев.

А я вот, как тайный агент ФСБ, автор книги «Бизнес Владимира Путина» (2005 год) и многих других теорий, от которых прогрессивная общественность просто помирала в страшных конвульсиях от священного ужаса, чтобы потом возродиться к сладостному созерцанию кровавого, как тихоокеанский закат, режима, считаю: да, единый учебник истории необходим.

Почему? Потому что истории как научной дисциплины не существует. Да простят меня люди, считающие себя профессиональными историками. (Мало ли кто кем себя считает? У нас в больнице имени Алексеева, бывшей имени Кащенко, найдутся и Наполеоны Бонапарты, и Иосифы Сталины-Джугашвили практически в промышленных количествах.)

Согласно критерию научного знания, сформулированного Карлом Поппером, учителем известного капиталиста-филантропа, иностранного агента Джорджа Сороса, лишь та теория принадлежит науке, которую можно убедительно опровергнуть. Да-да (если кто не знает, хотя аудитория «МК» знает, конечно).

Можно ли опровергнуть историю? Нет, нельзя. Ибо само понятие «исторический факт» есть абсурд.

Да, разумеется, максиму Тертуллиана «верую, ибо абсурдно» никто не отменял.

Но это лишь подтверждает сказанное, а никак не опровергает его.

Историческое сознание верит именно в несуществующее, оно же и несущественное.

Например, писатель Александр Проханов, главный редактор газеты «Завтра», еженедельно рассказывает в своей газете и на радиостанции «Эхо Москвы», что Иосиф Сталин, создавший и приведший в действие машину уничтожения миллионов лучших людей страны, что и погубило наш незаменимый генетический материал, принес России (СССР) неисчислимые блага, сопоставимые разве что с райским блаженством, даруемом гуриями.

А так называемый политолог Белковский, текст которого вы сейчас имеете обыкновение читать, считает несколько наоборот.

Кто прав или не прав? Оба. Это как посмотреть.

Помните такой анекдот. Чукчу (просьба Р.А.Абрамовича, в связи с его недавней отставкой с поста спикера Заксобрания Чукотского АО, нимало не беспокоиться) спрашивают: когда ему лучше всего жилось: при Сталине? при Хрущеве? при Брежневе? при Горбачеве? При Ельцине?

Ответ чукчи: при Сталине.

Почему? Потому что тогда чукча был молодой, его девушки любили.

Я давно считал, что многим анекдотам можно давать Нобелевские премии — по литературе или по философии (хотя последней не существует, ибо основатель динамита Альфред Нобель ее не учредил). Один из десяти политических (или даже неполитических) анекдотов, сочиненных неизвестными людьми в советское время, стоит больше, чем все труды, скажем, философа Жака Деррида. (Советую молодежи не терять драгоценное время, ибо жизнь, как выясняется со временем и местом, истерически коротка.)

В вышеизложенном чукча-анекдоте содержится весь смысл исторической «науки». Мы знаем и помним о прошлом то, что хотим знать и помнить. Не более и не менее. А чего не хотим — отказываемся знать и помнить как класс.

Отсюда и берутся все попытки кардинальной ревизии мировой истории.

Вот, например, теория «новой хронологии» известных математиков Фоменко и Носовского, активно и публично поддержанная на определенном этапе самоосмысления экс-чемпионом мира по шахматам Гарри Каспаровым. Бывшим диссидентом, а ныне трудящимся Запада. Как многим известно, Фоменко и Носовский заявили, что всемирная история типа фальсифицирована. И что до XVII века вообще невозможно установить, что было, а чего не было. И на самом деле многие знаковые события случились много позже, чем принято считать, или вообще никогда не случались.

Я не подписываюсь под их незаведомо ложными измышлениями. Я просто говорю, что методологически они правы. Не случайно, что математики. Ведь именно математик должен сказать историку: какой же ты ученый, если ничего из сказанного тобою нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, как информацию из не пожелавшего назвать себя источника живительной мудрости?

Ну да. Я тоже хотел бы сказать, что я был любовником Мэрилин Монро (хотя, по некоторым версиям, звезда была фригидна, и в этом смысле статус ее любовника не очень-то интересен, но, как говорилось в ином анекдоте, «петух об этом не знает»).

И если бы мне дали право писать историю (к счастью, мне этого никто не даст), я бы так и записал. И школьники бы учились по моей версии, фальсифицированной чуть более чем от начала и до конца.

Поэтому единственный способ создать историю — это придумать ее. И договориться, что мы верим в придуманное. Ну, типа, родители же могут рассказать своим детям, что никогда не изменяли друг другу? Могут. И дети же в это поверят, правда? Пока сами не вырастут и не перепишут семейную историю так, как считают нужным.

Отсюда мораль: учебник не просто нужен, а сверхважен. Царство, как сказано в Евангелии, не может разделиться в себе самом. Не может существовать нации, в которой нет единого общепринятого представления о прошлом.

Прошлое изменится потом. Когда настанет будущее. А оно еще не настало, хоть и начинается почти сегодня, после отбоя, он же тот самый закат.