Краткий курс борьбы за справедливость

В последнем номере "Русского репортера" опубликована статья "Человек, которого нельзя называть. Краткий курс борьбы за справедливость" про гражданские акции в провинции, которые никак не пересекаются со столичной креативной оппозицией http://www.rusrep.ru/article/2013/06/26/chelovek

Саму статью тут публиковать не буду, так как она большая, а дам два сопроводительных текста.

Директор независимого института "Коллективное действие", автор книги "Появление социальных движений нового типа в России", социолог Карин Клеман:

В России без лидера ничего не бывает. И сейчас в регионах появляются новые фигуры, авторитет которых основан на признании и доверии людей. Благодаря им люди могут действовать.

Андрей Коновал из таких. Он не профессиональный политик. Он не использует пустую радикальную риторику. В Москве многие становятся активистами по рациональному выбору, после прочтения каких-то книг. А на него повлияли конкретные люди, их проблемы и понимание того, как они беспомощны. Он решил предоставить им свои компетенции. Его сделала лидером улица, потому что он полезный человек, может работать. Но его авторитет полностью зависит от того, насколько эффективна будет его помощь. У таких лидеров, кроме авторитета, нет ничего — ни НКО, ни грантов. Они сами небогаты, сами страдают от своей деятельности. Коновал куда больше зарабатывал, когда не занимался протестом. Но, конечно, такие лидеры получают огромное удовольствие от своей востребованности.

Они не затрагивают напрямую федеральную власть. Их проблема — не Путин. Они защищают права конкретных людей, и их главный оппонент — местная власть. Но поскольку они стремятся к эффективности, то могут и сотрудничать с этой властью, и участвовать в местных выборах. Они мыслят рационально, не догматически. Поэтому и партийная принадлежность им не важна. Это всего лишь вывеска для достижения конкретных целей.

И это явление чисто региональное. Вообще между оппозиционной Москвой и регионами лежит пропасть. Движение "За честные выборы" занимается вопросами политическими, оторванными от жизни обычного человека. В Москве любимый лозунг — "Долой Путина!". А ребята на местах занимаются так называемыми малыми делами. Но эти малые дела — жизнь большинства россиян. В Ижевске в митинге против монетизации участвовали 12 тысяч человек, а за честные выборы — несколько сотен. И так везде. Большинство россиян не думают, что от Путина зависит их зарплата. Чтобы движение "За честные выборы" могло найти отклик в регионах, надо менять повестку.

Союз координационных советов (СКС), созданный на волне протестов против монетизации, — это неформальное объединение, горизонтальная структура без руководящих органов, просто сетевое движение. Оно очень известно в регионах, но совершенно неизвестно в Москве. Никаких ресурсов у СКС нет. Но, на мой взгляд, эта структура идеально подходит для организации массового гражданского движения. Другой России у нас нет. Здесь люди не верят в свои силы. Такие лидеры, как Коновал, дают им ощущение, что они что-то могут. Они не хотят, чтобы им делегировали всю ответственность, они помогают при условии, что люди сами будут что-то делать. Ломать это отчаяние, это чувство полного бессилия — вот это они могут. Без Коновала в Ижевске ничего бы не было, но и без самих людей ничего бы не было. От этой хрупкой комбинации зависит будущее гражданского движения в России.

Редакторское послесловие к статье

"Человек, которого нельзя называть. Краткий курс борьбы за справедливость"

Что такое гражданское общество? Это "благо, а государство — неизбежное зло", писал в XVIII веке американский просветитель Томас Пейн. В конце XIX века Маркс уточнял: "Гражданское общество <…> является первичным по отношению к государству, гражданская жизнь как сумма разнообразных интересов скрепляет государство". Уже парадокс.

Гражданское общество может быть и над государством и под ним. Как так?

И это не все. С одной стороны, гражданское общество — "общество политическое, в котором государство имеет свои интересы". Это Джон Локк, XVII век. С другой стороны, это "совокупность неполитических отношений, то есть отношений вне рамок властно-государственных структур, но не вне рамок государства как такового". Это Википедия, XXI век. Налицо еще один парадокс. Гражданское о­бщество — это политическая сила, но оно же — неполитические отношения.

Впрочем, если разбираться в этих четырех соснах с точки зрения личных интересов каждого отдельного гражданина, схему можно упростить. Или гражданское общество диктует государству свои правила игры и тем самым оказывается политическим и надгосударственным. Или гражданское общество против государства ничего не имеет, не вмешивается в политику, но четко контролирует соблюдение конституционных прав, свобод и принципов справедливости. Так сказать, не дает увлекаться всесилием власти.

Если совсем просто, то или мы свергаем режим (вариант Ливии), или мы защищаем пенсионеров (вариант развитой европейской демократии). Нетрудно догадаться, что это два разных гражданских общества и, соответственно, два разных государства.

Парадокс современной России, похоже, заключается как раз в том, что у нас в одном государстве два гражданских общества существуют параллельно и, по всем правилам геометрии, друг с другом совершенно не пересекаются. Гражданские амбиции столиц, Москвы и Питера, предпочитают работать с понятием политического и ставить под сомнение государственно-державную легитимность власти. Это ливийский вариант, по счастью, неудачный.

Попытка гражданского общества сыграть в политическую игру и отменить имеющуюся государственно-политическую наличность привела только к разочарованию. В истории движения "За честные выборы" сказался опыт чеховского драматизма: страстное желание "делать дело" растворилось в семейных дрязгах и инфантильных конфликтах оппозиционных лидеров. Вместо задорной "Марсельезы" по-русски вышла одна печальная и неоконченная пьеса для механического пианино. "Три сестры", "Чайка", "Дядя Ваня" — грустно, но неизбежно.

Парадокс современной России, похоже, заключается как раз в том, что у нас в одном государстве два гражданских общества существуют параллельно

А между тем в регионах невидимо и неслышимо для столиц вот уже почти десять лет живет совсем другое гражданское общество. Оно, опять-таки по-чеховски, скромно, демократически деловито и совершенно лишено политического пафоса. Оно спокойно и методично защищает интересы пенсионеров, врачей, учителей и совершенно не претендует на свержение режима.

Как ни странно, режим боится невидимой и неслышимой региональной оппозиции куда больше, чем видимой и слышимой оппозиции столичной. Ведь суть проблемы гражданского общества так или иначе сводится к его э­ффективности. Ливийский вариант с чеховским финалом для власти и государства, как показал опыт, опасности не представляет, потому что неэффективен. А вот демократический вариант, как показал тот же опыт, отличается зашкаливающей эффективностью.

Оказалось, что, освоив нехитрые технологии гражданского протеста, можно реально менять картину государственной жизни, нисколько на существование государства не посягая. Пока толпы на Болотной площади требовали свержения режима, одиннадцать детских врачей Удмуртии в компании с одним гражданским активистом-технологом почти что добились пересмотра системы здравоохранения в России. Забавно!

Два гражданских общества — две России. А вот государство одно. Как известно, оно существовало со времен Гостомысла, то есть лет тысячу с гаком. Нынешней мечте о гражданском обществе от силы лет двадцать. Вряд ли оно может похвастать тем, что все его члены, по Гоббсу, уже успели обрести "высшие человеческие качества". Возможно, есть смысл перечитать Чехова и сделать выбор в пользу простого человеческого сострадания, простой ч­еловеческой справедливости и всего того простого, человеческого, что сможет объединить две страны в одну? Быть может, защищать пенсионеров и врачей — занятие более достойное настоящего интеллигента, нежели кричать: "Путин! Лыжи! Магадан!"? Быть может, гражданскому обществу так будет проще почувствовать себя действительно обществом?