“Если мужчина в транспорте нахамил мне, встаю у него за спиной и оставляю помадой след на рубашке”

На модерации Отложенный

В продолжении животрепещущей и процветающей темы хамства...

фото
woman.ru

Если вам пришлось ехать в общественном транспорте в час пик, если вы попробовали попасть в кабинет врача действительно по времени, указанному на талоне, если в небольшом магазине около дома вы попытались расплатиться за йогурт крупной денежной купюрой, то фраза “против хамства я бессилен” находится у вас в жесткой ротации.

Цокнешь языком и закатишь глаза, скривишься, промолчишь. Выйдешь на следующей остановке, отсидишь импровизированную очередь, останешься без йогурта — пожертвуешь чем угодно, кроме нервных клеток и чувства собственного достоинства.

Но чем чаще приносишь жертву на алтарь бескровного разрешения конфликтов, тем меньше собственный лимит человеколюбия и тем больше потенциал “angry birds”.

Про это, как и про многое другое, Михаил Михайлович Жванецкий хорошо сказал:

“Поздравим себя — все меньше удовольствия хаму, все уже поле его деятельности[…] Теперь хам получает повсеместный ежедневный отпор. Бледнеть некому-с”.

Но дело в том, что хам из вида “обыкновенного” переходит в “матерого”, и бледнеть становится просто непозволительной роскошью. Безнаказанность, как известно, порождает…

фото
tumblr.com

“Сотка”, обеденное время, жара такая, что ты понимаешь, как чувствуют себя люди в пустыне за секунду до того, как мозг подбрасывает им картинку из рекламы “Баунти”, где пальмы, море, все дела. В салоне щенок коккер-спаниеля, которому люди уже два раза отдавили лапы. Грустно скулит. Злишься, качаешься на каблуках, прижимая к себе пакеты, и смиренно рассматриваешь сверху макушки мужчин. Они тебя тоже — призывно шевелят бровями, не выходя из положения сидя. И тут-то ты и вспоминаешь про то, что в любовь с первого взгляда не веришь, а в желание размахнуться от души тяжелым пакетом — вполне.

И именно в этот момент кто-то, кого любят в быту называть “здоровый мужик”, зайдет в салон и, прокладывая себе путь, со смаком размажет тебя по стеклу. Ты повернешься и вежливо поинтересуешься, можно ли немного аккуратнее. И услышишь: “А че ты, *ляха, здесь стала? Че ты людЯм пройти не даешь? Щас вообще тебя отсюда выкину!”

Максимум, что приходит в голову, — это отблагодарить за мужское поведение и пожелать хорошего продолжения дня. Хотя, по-хорошему, административную ответственность за хамство, о которой много кто слышал, но мало кто видел, никто не отменял.

Менее голословную идею для такого случая дарят участники форумов: “Если мужчина нахамил мне в транспорте или толкнул меня, я встаю у него за спиной и… аккуратно… накрашенными губами… ставлю ему след на рубашке! Пускай дома с женой объясняется”. Или отстирывает, по крайней мере.

И можно еще промолчать, если дело касается тебя непосредственно. Но:

— Эээ! Я сесть хочу.

— Мужчина, это вряд ли. Сядет моя мама.

Водопад невнятного оскорбительно-возмущенного бормотания и горестных вздохов.

И, конечно, голос “из зала”:

— Ишь как с мужчиной разговаривает! Молодая да наглая.

фото
draugiem.lv

Быть “молодой да наглой” легко в ситуации, когда хамство носит повсеместный характер и воспринимается большинством как норма.

Вездесущее и Громогласное Оно настигает не только в автобусе сотого маршрута, но и в Национальном художественном музее, например.

Когда-то в качестве примера худшего журналистского заголовка для материала нам приводили такой: “Паміж дзярмом і мастацтвам”. Неэтично-неэстетично, но очень правдиво.

Журналисты, адекватно-заинтересованные и заинтересованные адекватно, встречаются с белорусским художником, чтобы обсудить представленную им экспозицию. Разговор складывается, все понимают и любят друг друга, когда идиллию прерывают звуки разорвавшегося шланга, которые издает не то искусствовед, не то критикесса — типичный такой персонаж в костюме из обивки дивана, который вовремя не направил творческие спазмы в созидательное русло и решил стать теоретическим “троллем”.

За минуту люди, которые интересуются творчеством художника, оказываются желтой прессой, которая не знает точного определения слова “экспозиция”, разрушает культурную ситуацию в стране и не имеет права на существование в принципе. Взмахи руками, яростная мимика, крики — звездный час хама артистичного.

“Желтая пресса” умирает от стыда за все происходящее. Художник — вдвойне.

Свой гневный спич женщина искусства подкрепляет попытками забрать у фотокорреспондента камеру.

— Послушайте, женщина…

— Прекратите меня оскорблять! Я не женщина!

— Девушка…

— Я не девушка!

— Кто вы?

— Я частное лицо при исполнении обязанностей! Я затаскаю вас по судам! Как ваша фамилия?

Если смерти от стыда в таких случаях избежать удается, от смеха — практически невозможно.

— А вот смеяться вы тут не смейте! — мгновенно реагирует музейный цербер.

— Но это действительно смешно. Почему вы позволяете себе вмешиваться в разговор взрослых людей, оскорблять их, повышать голос? Вы же в музее, в конце концов, нет?..

Вместо ответа следует обещание как минимум больше никогда не пускать на порог музея, как максимум — посадить.

Хамство, вооруженное должностью и положением, опасно и неуправляемо вдвойне.

Между тем, наверняка, можно было как минимум взаимно узнать фамилию, оставить запись в книге отзывов… Нужно было.

Ведь тот же комплексный обед “паміж дзярмом и мастацтвам” можно получить вне зависимости от ситуации. В автобусе, в метро, в музее, в магазине... А уж сколько этого самого "обеда" здесь, в МаксПарке... можно и не говорить

То ли особенности национальной культуры продемонстрируешь, то ли то, как нельзя.

Хамство в человеке, как глисты, обитает, не стесняясь возраста, образования, статуса.

Оно поджидает в самых неожиданных местах нас и наше время, отведенное на приятных людей, интеллигентное общение и хорошее настроение. Хамство этим питается. И, если голодным оставлять его не получается, может, стоит хотя бы испортить ему аппетит?