Почему в Библии есть противоречия? ПАВЕЛ МИНКА

Библию критикуют за то, что она содержит множество противоречий. Но при этом сами же критики очень часто являются противоречивыми… Например, мне приходилось слышать от одного преподавателя русской и зарубежной литературы следующее: «У авторов Евангелий не хватило ума солгать так, чтобы это выглядело более-менее правдиво! На одной странице, например, они призывают подставить левую щеку, когда тебя ударили по правой, а на другой неосудительно описывают, как Христос выгнал бичом торговцев из храма! И таких несуразиц у них много!..» Если бы эту фразу сказал сантехник Вася, то я бы не был парализован шоком, и не стоял бы несколько секунд с раскрытым ртом, но она была произнесена почитателем Достоевского и В.Розанова… А ведь эти авторы были настоящими «мастерами противоречий»!
Николай Бердяев писал о Достоевском, как о «вечно двоящемся»[1]. Многие герои Достоевского – носители самых вопиющих противоречий, например, Раскольников защищает от насильника маленькую девочку, но через время совершает страшные убийства. Достоевскому принадлежат слова о противоречивости человеческой души: «Здесь Бог и дьявол борются, и поле битвы – сердце человека».

У Константина Кинчева, лидера рок-группы «Алиса» есть потрясающие строки о противоречивости человека (песня «Сумерки»):

Вот он я, смотри, Господи,

И ересь моя вся со мной.

Посреди грязи – алмазные россыпи,

Глазами в облака – да в трясину ногой

Противоречия в человеческой душе – не новость и для Цветаевой:

Безумье — и благоразумье,
Позор — и честь,
Все, что наводит на раздумье,
Все слишком есть -

Во мне. — Все каторжные страсти
Свились в одну! –
Так в волосах моих — все масти
Ведут войну!

У Бердяева же есть не просто характеристика противоречий всякого сердца, в котором борются добро и зло, но русского сердца. В своей книге «Судьба России» на одной странице он утверждает: «Россия – самая безгосударственная, самая анархическая старана в мире. И русский народ – самый аполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю. Все подлинно русские, национальные наши писатели, мыслители, публицисты – все были безгосударственниками, своеобразными анархистами…»[2]. Но через несколько страниц аргументирования этого своего тезиса Бердяев вдруг заявляет совершенно обратное: «Россия – самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; все в России превращается в орудие политики…»[3] Далее он доказывает, что «Россия – самая нешовинистическая страна в мире»[4], после чего выдвигает антитезис: «Россия – самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национализма, угнетения подвластных национальностей русификацией, страна национального бахвальства, страна, в которой все национализировано, вплоть до вселенской церкви Христовой, страна, почитающая себя единственной призванной и отвергающей всю Европу, как гниль и исчадие диавола, обреченное на гибель»[5]. По мысли Бердяева, «…загадочную антиномичность можно проследить в России во всем. Можно установить неисчеслимое количество тезисов и антитезисов о русском национальном характере, вскрыть много противоречий в русской душе»[6].

[1] Бердяев Н.А.Судьба России. М.:Изд-во МГУ, 1990. С.23. [2] Там же. С.4. [3] Там же. С 6. [4] Там же. С 8. [5] Там же. С 9. [6] Там же. С 9.

О противоречиях человека и жизни постоянно писал и В.Розанов, который сам был противоречив в своих действиях и творчестве. У А.Николюкина есть очень верные замечания по поводу «шизофрении» этого писателя: «Главное в Розанове – попытка взглянуть на любое явление и событие с противоположным сторон. Это небезызвестные «розановские антиномии». Однако этого не принимала та часть критики, те философы и писатели, которые были воспитаны в традиционных принципах гражданственности. Известный критик народник Н.К.Михайловский в статье «О Розанове» недоумевал по поводу противоречивости высказываний писателя: «Розанов не ведет и не может никого вести за собой: просто потому, что физически невозможно идти зараз и направо, и налево». Однако всю жизнь Розанов «специализировался» именно на том, чтобы идти «зараз и направо, и налево». Эта «двуликость Януса-Розанова даже послужила темой отдельной статьи его друга и ученика Э.Голлербаха, напечатанной в «Вестнике литературы» после смерти писателя.

Двуликость мыслителя, выпустившего одновременно книгу о неизбежности революции – «Когда начальство ушло…» (1910) и серию статьей в консервативной газете «Новое время» с обличением русской революции, так поразила современников, что П.Б.Струве с недоумением вопрошал: «В чем же правда для Розанова?» — имеет полное право спросить читатель. Или Розанов стоит по ту сторону правды и лжи? В самом деле, один и тот же писатель (под своей фамилией!) в одном и том же году оглашает такие суждения». П.Струве проводит строки из статьи Розанова «Тьма», появившейся в «Новом времени» 4 сентября 1910 года: «Напор революции есть напор дикости и самой грубой азиатской элементарности, а не напор духа и высоты. Революция не было другом философии – это никогда не надо забывать. Она всегда шла враждебно поэзии – это тоже факт. Весь застой России объясняется также из революции… Без Чернышевского и «Современника» Россия имела бы конституцию уже в 60-х годах; без Желябова, как «благодетеля», она имела бы ее в 1881 году». (Существует предание, что в кармане убитого Александра ІІ находился проект конституции.)

В вышедшей в том же году книге «Когда начальство ушло…» Розанов писал нечто иное: «Все, что творится в спокойные эпохи, выходит несколько лениво, апатично; все, что творится среди беды, волнения, опасности, — выходит живуче, крепко. Так родился европейский строй нашей армии при Петре и другие его преобразования. Десятилетия мы жалели, негодовали, отчего конституция не даруется «своевременно» и «сверху»; но теперь, кажется, можно только возблагодарить Бога, что мы не получили в 81-м году мертворожденной лорис-меликовской или игнатьевской конституции, что все пошло своим чередом и до конца старый порядок, можно сказать, «выворотил свою душу наружу» в японской войне, и конституция пришла как гнев возмездия, пришла сама, а не была «приведена за ухо», что она явилась как энергия и работоспособность, а не благоразумное новое учреждение»…

…Отвечая П.Струве и тем, кто обвинял его в противоречивости высказываний, Розанов предложил следующий «диалог» с подразумеваемым оппонентом:

«-Сколько можно иметь мнений, мыслей о предмете?

- Сколько угодно… Сколько есть «мыслей» в самом предмете: ибо нет предмета без мысли, и иногда – без множества в себе мыслей…

- Где же тогда истина?

- В полноте мыслей. Разом…»[7]

Как можно понять эту раздвоенность Розанова? Потрясающий ответ дает Бердяев: «Розанов не боится противоречий, потому что противоречий не боится биология, их боится лишь логика. Он готов отрицать на следующей странице то, что сказал на предыдущей, и остается в целостности жизненного, а не логического процесса»[8].

Противоречия в Библии – это нормально, потому что сама природа человека – противоречива, а жизнь – вся из противоречий.

На протяжении истории мысли предпринимались попытки разрешить противоречия человека и жизни, осмыслить их, объяснить. Иногда выяснялось даже, что некоторые явления полярны лишь на первый взгляд, но при более детальном рассмотрении их иллюзорная противоречивость исчезала…

Например, подобное «противоречие» наблюдается в Библии, где, с одной стороны, есть заповедь почитать отца и мать, а с другой, — следующий призыв Христа: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня…» (Мф.10-37). Но давайте выясним смысл этих слов Христа. Вот толкование на этот отрывок из Евангелия: «Исповедуя Христа, надо и любить его больше всех, больше даже отца и матери, и, во всяком случае, волю Его, выраженную в Его заповедях, ставить выше воли кого бы то ни было из людей. Почитай и люби своих родителей, заботься о них в старости, повинуйся им; но если они станут принуждать тебя к нарушению Моих заповедей, не слушайся их!»[9] Т.е. речь идет не о нарушении почитания родителей, а о том, чтобы не следовать им, если они склоняют жить не по заповедям. Иными словами, нужно ставить выше слова родительского Слово Божие. А это значит, что противоречия нет, оно лишь присутствует на первый взгляд.

Расколотость человека православный Достоевский разрешал с помощью учения о грехопадении… Бердяев пытался объяснить противоречия русской души «вечно бабьем» в ней: «Как понять эту загадочную противоречивость России, эту одинаковую верность взаимоисключающих о ней тезисов? И здесь, как и везде, в вопросе освободе и рабстве души России, о ее странничестве и ее неподвижности, мы сталкиваемся с тайной соотношения мужественного и женственного. Корень этих глубоких противоречий — в несоединенности мужественного и женственного в русском духе и русском характере. Безграничная свобода оборачивается безграничным рабством, вечное странничество — вечным застоем, потому что мужественная свобода не овладевает женственной национальной стихией в России изнутри, из глубины. Мужественное начало всегда ожидается извне, личное начало не раскрывается в самом русском народе. Отсюда вечная зависимость от инородного. В терминах философских это значит, что Россия всегда чувствует мужественное начало в себе трансцендентным, а не имманентным, привходящим извне».[10].

[7] Николюкин А. Магия слова как философия. О своеобразии миросозерцания В.В.Розанова // Розанов В.В. Религия. Философия. Культура. М.: Республика, 1992. С.3-5.

[8] Бердяев Н.А.Судьба России. М.:Изд-во МГУ, 1990. С.31.

[9] Гладков Б.И. Толкование Евангелия. Изд.: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2004. С.232.

[10] Бердяев Н.А.Судьба России. М.:Изд-во МГУ, 1990. С.15.

Библия – не только обнажает противоречия человека и жизни, но и учит ориентироваться в этом мире противоречий, в мире, где есть Добро и Зло, Жизнь и Смерть… В отличии от Воланда, библейские авторы не ставят между Добром и Злом знак равенства.

Это не равнозначные категория. Добро самодостаточно, и чтобы познать его – не нужен опыт зла. Идея, что добро без зла не может существовать – просто бесчеловечна. У Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть очень грустные и мучительные описания страданий детей: «Во всяком человеке конечно таится зверь, — зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч. Эту бедную пятилетнюю девочку эти образованные родители подвергали всевозможным истязаниям. Они били, секли, пинали ее ногами, не зная сами за что, обратили всё тело ее в синяки; наконец дошли и до высшей утонченности: в холод, в мороз запирали ее на всю ночь в отхожее место, и за то, что она не просилась ночью (как будто пятилетний ребенок, спящий своим ангельским крепким сном, еще может в эти лета научиться проситься) — за это обмазывали ей все лицо ее же калом и заставляли ее есть этот кал, и это мать, мать заставляла! И эта мать могла спать, когда ночью слышались стоны бедного ребеночка, запертого в подлом месте! Понимаешь ли ты это, когда маленькое существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ней делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми незлобивыми, кроткими слезками к Боженьке, чтобы тот защитил его, — понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой и брат мой, послушник ты мой божий и смиренный, понимаешь ли ты, для чего эта ахинея так нужна и создана! Без нее, говорят, и пробыть бы не мог человек на земле, ибо не познал бы добра и зла. Для чего познавать это чортово добро и зло, когда это столького стоит?» Мне кажется, что этот крик души Ивана Карамазова совершенно чужд людям, которые восхищаются воландовской философией, потому что для них страдания детей – это такая же неотъемлемая часть гармонии этого мира, как и детская радость. Но лично я готов вместе с Иваном воскликнуть: «Для чего познавать это чортово добро и зло, когда это столького стоит?»

Об этом замечательно пишет Кураев: «Если под тенью иметь в виду зло, то прикосновение к нему никак не является необходимым условием жизни и Богопричастия. Совсем не всё познается в сравнении. Неужели мать может испытать любовь к своему младенцу, лишь если она лишится его? Неужели без знакомства с «Коррозией металла» не понять красоту Моцарта? Неужели нельзя порадоваться звездам над головой, если перед этим не заглянуть в глаз Воланда – «пустой и черный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней»?

Добро первично и самодостаточно. С онтологической точки зрения оно имеет опору в Боге, а не в сатане. С гносеологической же точки зрения добро обладает достаточной силой убедительности для человеческой совести, чтобы не нуждаться в помощи и рекомендациях зла.

«Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» (1 Ин.1:5). Бог не нуждается в «тенях», расставляемых сатаной – Он Сам может ограничивать Свои проявления в мире и умерять их так, чтобы для людей они были вместимы. Богословы это называют словом «кенозис» («самоумаление»). Церковные люди в таких случаях вспоминают преображенскую молитву – апостолы вместили Свет «якоже можаху». А на простом языке это называется просто любовью»[11].

На языке русской религиозной философии это звучит так: «Бытие пребывает в Божестве. Божество – носитель абсолютного бытия, единство всего, что бывает… Где же корень зла и где место его нахождения?.. Относительно все, что вне Бога и против Бога, не лежит в одной плоскости с абсолютным Божеством и не представляет никакой самостоятельной плоскости. Злое не есть другое Абослютное и не имеет никакого места в едином Абсолютном; оно относительно и в своей относительности не соотносительно с Абсолютным, не есть иное бытие и не есть часть того же бытия, а есть небытие, в духе небытия зачалось и пребывает. Небытие же не имеет корней в бытии и не может быть противополагаемо бытию как равное по силе и достоинству»[12].

[11] Диакон Андрей Кураев. «Мастер и Маргарита» — за Христа или против? // kuraev.ru

[12] Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1999. С.144, 147.

Итак, Библия обнажает множество противоречий человека и жизни. Иногда нужно подставить щеку, а иногда исполнить призыв Христа: «Продай одежду свою и купи меч» (Лк.22:36). Что и когда делать – об этом написано в Библии и у святых отцов. Но православная традиция не всегда допускает курсирование по противоречиям, она предостерегает, что нельзя жить по правилу: и Богу – свечка, и сатане – кочерга. «…жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое, любил Господа Бога твоего, слушал глас Его и прилеплялся к Нему; ибо в этом жизнь твоя и долгота дней твоих, чтобы пребывать тебе на земле» (Втор.30:19-20).

* * *

Библия полна антиномий. Например, с одной стороны Бог – Всемогущий и Вседержитель, с другой – Он не может нарушить человеческую свободу. Под силу ли Всемогущему Богу создать камень, который Он не сможет поднять? Ответ христианства на этот софизм очень странен: этот камень – человеческая свобода, и Бог не может нарушить ее («Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною (Откр.3:20), но при этом Он остается Всемогущим…

Приведу еще несколько антиномий. Нуждается ли Бог-Абсолют в человеке или нет? Евангельский пафос состоит в том, что «…так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16). Но тогда Он перестает быть Абсолютом, потому что Абсолют полноценен и не может нуждаться в чем-то или ком-то. Но при этом христианство продолжает твердить, что Бог является Абсолютом…

С одной стороны человек призван избрать Бога, уверовать в Него и вступить с Ним путем веры в общение, с другой же, вера – дар от Бога, и без этого дара человек не найдет Его: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал» (Ин.15:16)[13].

Человек призван Богом войти в Вечность, в Царствие Божие. Особенностью человека, которая отделает его от ангелов и животных, является творческий дар. Творчество же возможно лишь в категории времени, т.е. оно – это процесс. Но в Вечности времени нет: «И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим во веки веков… что времени уже не будет» (Откр.10:5,6). При этом очевидно, что человек будет творить и в Вечности, поскольку это его призвание…

У католического богослова А.Любака есть следующие размышление по поводу антиномий и парадоксов в христианстве: «Бог сотворил мир ради славы Своей, propter seipsum (ради Самого Себя), и все же по чистой благодати; человек активен и свободен, однако без благодати не может сделать ничего, и благодать вызывает в нем «желание и его исполнение»; боговедение есть безвозмездный дар, однако влечение к нему коренится в глубине всякого духа; Искупление есть акт чистого милосердия, но и справедливость ничуть не ущемлена в своих правах и т.п. Догмат в целом есть не что иное, как череда «парадоксов», сбивающих с толку естественный разум, нуждающихся не в невозможном доказательстве, но в осмысливающем оправдании»[14].

Почему в Библии есть антиномии? На этот вопрос отвечают русские философы. Вот что пишет Бердяев: «Отречение от разума мира сего – безумие в Боге есть высший подвиг свободы, а не рабство и мракобесие: отречением от малого разума, преодолением ограниченности логики обретается разум большой, входит в свои права Логос. Малый разум есть ratio, он рационалистичен, большой разум есть Logos, он мистичен. Малый разум функционирует как отсеченная часть, большой разум функционирует в цельной жизни духа. Малый разум всегда противопоставляет субъект и объект, большой разум постигает тождество субъекта и объекта. Малый разум – дискурсивен, большой разум – интуитивен. Логоса нет в новой и новейшей философии, нет его даже у Гегеля, нет его там, где царствует рационализм. Сама идея Логоса есть идея священной, религиозной философии, она чужда философии полицейской, мирской. Вновь обрести утерянный Логос философия может лишь путем посвящения в тайны религиозной жизни, лишь приобщением к жизни Логоса приобретается он как орган познания. В рационалистической логике есть болезненная ограниченность – последствие греха, в Логосе – беспредельность здоровья»[15].

У Павла Флоренского есть сходная мысль: «За что бы мы ни взялись, мы неизбежно дробим рассматриваемое, раскалываем изучаемое на несовместимые аспекты. Смотря на одно и то же с разных сторон, т.е. действуя разными сторонами духовной деятельности, мы можем прийти к антиномиям, к положением, несовместимым в нашем рассудке. Только в момент благодатного озарения эти противоречия в уме устраняются, но – не рассудочно, а сверх-рассудочным способом. Антиномичность вовсе не говорит: Или то, или другое не истинно»; не говорит также: «Ни то, ни другое не истинно». Она говорит лишь: «И то, и другое истинно, но каждое – по-своему; примирение же и единство – выше рассудка»[16].

Итак, противоречия в Библии часто рождаются из-за того, что эту книгу нельзя понимать только рационалистически (как писал Честертон: «Логик стремится засунуть небеса в свою голову – и голова его лопается»[17]), поскольку она является плодом не только ratio, но и мистического, логосного познания Бога, человека и мира. Условие «примирения» противоречий (Coincidentia Oppositorum) – в совмещении рационального и логосного способов познания.

[13] Рационализация этой антиномии христианства привела к возникновению кальвинизма.

[14] Любак А. Католичество. Социальные аспекты догмата. Изд.: Христианская Россия. С.262.

[15] Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1999. С.24.

[16] Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1996. С.159-160.

[17] Честертон Г.К. Ортодоксия. М., 2001. С.14.

 

ПРАВОСЛАВНАЯ МЫСЛЬ XXI ВЕКА