Политика либеральных монетаристов. Часть 3: Резервный фонд, которого нет

Во главу угла – результат

Эффективность государства проявляется не только и даже не столько в управлении принадлежащими ему предприятиями, сколько во взаимодействии с частным сектором. Основным инструментом государственной экономической политики является госзаказ. О том, насколько неэффективно он осуществляется и к каким экономическим потерям это приводит, немало говорилось, в том числе на самом высоком уровне, так что нет смысла повторяться.

Фундаментальная причина такого положения дел – догмат прозападных либералов о возможности создать такую систему госзаказа, при которой роль личных качеств заказчика будет сведена к минимуму. Они попытались изобрести такой комплекс «волшебных» бюрократических процедур, которые, максимально изолировав заказчика от подрядчика, сами по себе обеспечат оптимальный результат независимо от того, какие люди будут эти процедуры исполнять – умные или глупые, талантливые или бездарные, заинтересованные в успехе дела или равнодушные. В результате сплошь и рядом возникали ситуации, когда все сложнейшие и многочисленные процедуры были соблюдены в полном объеме, а госзаказ оказывался, по существу, сорванным, причем спросить за это было не с кого.

Между тем мировой опыт показывает, что заказчику нужно предоставить определенную свободу в деле выбора оптимальной процедуры размещения заказа и при этом спрашивать именно за конечный результат. Ведь цель закупочной деятельности – получить товар, работу или услугу наилучшего качества по оптимальной цене. И если эта цель достигнута, значит, и процедуры были правильными.

Формалистический подход к решению важнейших государственных задач не ограничивается темой госзаказа. Ежегодно Государственная дума рассматривает отчет правительства об исполнении бюджета, в том числе о реализации Федеральной адресной инвестиционной программы (ФАИП), в идеале – важнейшего инструмента развития. Казалось бы, критерием ее успешности должны быть конкретные результаты в виде построенных, отремонтированных и введенных в эксплуатацию объектов: автомобильных дорог, электростанций, предприятий, больниц, школ, детских садов. На деле, однако, выясняется, что около 80% объектов, которые должны были быть введены в течение отчетного года, не введены. Причины этого никого не волнуют, равно как и дальнейшая судьба этих объектов. Главные показатели – своевременное выделение бюджетных средств и их освоение.

То же самое относится и к исполнению федеральных целевых программ. Как правило, примерно за два года до завершения той или иной программы, не достигнув ни одного из намеченных результатов, ее переписывают заново и увеличивают финансирование, после чего процесс повторяется.

По таким же формальным, оторванным от реальной жизни показателям оценивается и работа различных министерств и ведомств. Сегодняшние министерства заняты скорее статистикой, связанной с состоянием этих отраслей, а не формированием промышленной политики. Они не несут никакой ответственности за провалы тех или иных проектов в авиастроении, космической отрасли, судостроении, дорожной отрасли, строительстве жилья. Для объяснения этих провалов всегда находятся какие-то «объективные причины», после чего анонсируются новые проекты, еще более затратные, чем прежние.

Справедливости ради нужно отметить, что в регионах дело зачастую обстоит иначе. Там губернатор вынужден отчитываться перед народом, а значит, предъявлять осязаемые результаты своей деятельности. Приведу два хорошо известных мне примера: Калужская область и Татарстан. Здесь отчитываются не виртуальными показателями, а конкретными предприятиями, введенными в строй, построенными квадратными метрами жилья, школами, больницами, детскими садами, километрами дорог. Но эти результаты достигаются не благодаря проводимой правительственной политике, а скорее вопреки ей, в результате компетентности, инициативы и энергии местных руководителей.

Конечно, было бы несправедливо не замечать, что за последние 13 лет были выплачены внешние долги, значительно увеличилась доходная часть бюджета, резко выросли зарплаты и пенсии, направлены значительные средства на реализацию масштабных проектов, таких как саммит АТЭС, Олимпиада в Сочи и чемпионат мира по футболу и т. д. Но нельзя забывать, что эти достижения во многом обусловлены исключительно высокими ценами на нефть, которые за этот период выросли в шесть раз. Сегодня рассчитывать на дальнейший рост цен на нефть не приходится – это резерв исчерпан. Значит, необходимо искать пути повышения эффективности экономической политики. Однако на этом пути железобетонной стеной стоят либеральные догматы.

Резервный фонд, которого нет

Пожалуй, наиболее странный и при этом губительный для экономики догмат либерально-монетаристской школы – миф о так называемом «нефтяном проклятии», тяготеющем над Россией. Согласно этому мифу, деньги, получаемые от экспорта нефти и газа, являются «плохими», «незаработанными», а потому наносят нашей экономике страшный вред. В силу этого «излишки» этих средств необходимо подвергать «стерилизации» – накапливать в Резервном фонде.

Эта идеология в последние годы проводится в жизнь с упорством, достойным лучшего применения. В соответствии с принятым «бюджетным правилом», если фактическая цена на нефть превышает базовую, рассчитанную как средняя цена за последние 10 лет, то дополнительные доходы от ее экспорта направляются в Резервный фонд до тех пор, пока он не достигнет 7% ВВП.

Что это означает на практике? А то, что никакая пусть даже самая благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура не позволяет нам инвестировать поступающие дополнительные средства в развитие, в реализацию крупномасштабных проектов, способных принести в будущем мультипликативный эффект. Открою наконец страшную тайну. Никакого Резервного фонда нет и никогда не было. В конце года поступающие от экспорта нефти дополнительные средства списываются с доходной части федерального бюджета и зачисляются на специальный счет Центрального банка.

Существует представление о том, что эти средства условно учитываются в составе золотовалютных резервов страны. Это тоже миф. С тем же успехом они могли быть учтены, к примеру, в составе золотовалютных резервов Китая или Японии. Золотовалютные резервы ЦБ формируются за счет покупки валюты на открытом рынке. Они связаны с проводимой Банком России кредитно-денежной политикой и никак не связаны со средствами Резервного фонда правительства.

В случае наступления кризиса, как это было осенью 2008 года, средства, находящиеся на этом счете, «вбрасываются» в экономику, что равнозначно денежной эмиссии. Все оказывается поставленным с ног на голову. В периоды, когда экономика находится на подъеме и способна «переварить» поступающие средства, например, в ходе реализации тех или иных крупномасштабных проектов, средства из экономики изымаются. Когда же наступает кризис, средства «вбрасываются», однако экономика «переварить» их не может, и это приводит к росту инфляции.

Здесь уместно отметить, что и выход из кризиса 2008 года был осуществлен не за счет средств Резервного фонда, а за счет использования примерно 200 млрд долларов золотовалютных резервов.

Сегодня уже пора понять, что наличие нефти и газа является реальным конкурентным преимуществом России, что средства, поступающие от ее продажи, ничем не хуже, чем, например, средства, поступающие в китайскую экономику от продажи по всему миру электроники и детских игрушек.

И это преимущество необходимо как можно эффективнее использовать для создания современной развитой инфраструктуры, для обустройства страны.

На мой взгляд (и этот взгляд разделялся видными представителями экономической науки), еще в начале 2000-х годов следовало бы создать не Стабилизационный, а Модернизационный фонд с целью накопления средств на реализацию важнейших инфраструктурных проектов.

Вспомним опыт США, где именно реализация грандиозного плана президента Дуйата Эйзенхауэра по строительству сети скоростных дорог в 50-е годы обеспечила неслыханный экономический бум 60-х. В наше время экономика США сравнительно быстро вышла из кризиса 2008 года не в последнюю очередь за счет развитой инфраструктуры.

Не будем также забывать, что именно интенсивное развитие транспортной инфраструктуры в период 1991–2000 годов обеспечило быстрое преодоление экономического кризиса в нашей стране после дефолта 1998 года.

Вот почему, на мой взгляд, настало время пересмотреть «бюджетное правило» и направить большую часть нефтяных сверхдоходов на реализацию инфраструктурных проектов.

На данный момент значительная часть прозападных либералов продолжают трудиться в правительственных структурах, определяющих экономическую, финансовую, бюджетную политику, а другая часть уже не занимают официальных должностей и даже перешли в оппозицию. Однако и те, и другие – как бы две стороны одной медали. Скажем, бывший глава Минфина Алексей Кудрин продолжает оказывать огромное влияние на бюджетную политику Министерства финансов; экспертные оценки бывшего министра экономики и «автора» «залоговых аукционов» Евгения Ясина являются «абсолютной истиной» для многих либеральных деятелей в правительственных структурах; бывший зампред ЦБ, один из «творцов» дефолта Сергей Алексашенко считается в либеральной среде беспрекословным авторитетом в финансовых вопросах и т. д.

Прозападные либералы в структурах власти легко находят общий язык с представителями либеральной несистемной оппозиции. Они совместно участвуют, например, в т. н. Ходорковских чтениях и других форумах, систематически общаются на личном уровне и, как уже отмечалось, понимают друг друга с полуслова.

Скажем, популярный в оппозиционных кругах блогер и организатор протестных митингов Алексей Навальный в марте 2011 года почему-то привлекался руководством ФАС в качестве ведущего «эксперта» по совершенствованию законодательства о госзакупках и выступал в дебатах с Эльвирой Набиуллиной и Ярославом Кузьминовым. Какое отношение он имеет к данной проблематике, где и когда доказал свою компетентность?

А, скажем, ректор Российской экономической школы, член правительственной комиссии по вопросам Открытого правительства Сергей Гуриев не просто заявлял о своей поддержке и финансировании Навального, но и утверждал, что «лидер, который будет отвечать за арест Навального, не сможет мирно уйти из власти». Иными словами, если власти тронут Навального – в стране произойдет насильственная революция. Хотя, казалось бы, работа в Открытом правительстве и поддержка радикального оппозиционера Навального – вещи взаимоисключающие.

Таким образом, те альтернативы правительственному курсу, которые сегодня шумно анонсируются, остаются в рамках все той же прозападной либеральной парадигмы. Когда, например, Алексей Кудрин обвиняет «Единую Россию» в экономическом застое, уместно вспомнить, что именно его деятельность на посту главы Минфина в максимальной степени способствовала этому застою. Именно по настоянию Минфина были упразднены дорожные фонды, а само финансирование отрасли было оторвано от логики строительных работ и «привязано» к логике бюджетного процесса. Это привело к резкому снижению объемов дорожного строительства, ухудшению его качества и деградации строительных организаций. По настоянию Кудрина сокращались бюджетные ассигнования на инфраструктурные проекты, проводилась политика «стерилизации» нефтяных доходов, иными словами, последовательно подрывались и ограничивались важнейшие предпосылки экономического роста. А теперь вдруг выясняется, что он – горячий сторонник развития инфраструктуры и реального сектора!

Вот почему настало время всерьез задуматься о разработке реалистичной альтернативы идеологии прозападного либерализма и – на ее основе – долгосрочной экономической стратегии, направленной не столько на достижение неких виртуальных показателей, сколько на обустройство реальной страны – России. Это сложная и нетривиальная задача, но именно на ее решение должны быть направлены усилия экспертов и политиков, заинтересованных в том, чтобы наша страна вышла на путь устойчивого экономического и социального развития, а не погрузилась в болото перманентного кризиса.

Либералы любят ссылаться на опыт стран Запада. Действительно, этот опыт необходимо изучать и творчески использовать: мир стал глобальным, от него невозможно отгородиться «китайской стеной». Так давайте, например, посмотрим, какую экономическую политику проводят сегодня США. Едва ли не в каждом концептуальном выступлении президента Барака Обамы мы найдем слова о необходимости ускоренно развивать инфраструктуру, «оживлять» депрессивные регионы, возвращать в США промышленные предприятия, выведенные в свое время в страны третьего мира, готовить больше инженеров и меньше адвокатов, финансировать НИОКР, наращивать добычу нефти и сланцевого газа, строить заводы по производству сжиженного природного газа, который со временем будет экспортироваться в Европу, создавать и широко использовать новые источники энергии.

Руководство США стремится преодолеть тенденции «виртуализации экономики», гипертрофированного развития финансового сектора в ущерб реальному, что во многом и обусловило кризис 2008 года. Иное дело, что эти усилия встречают мощное противодействие со стороны тех, кто уже «заработал» сотни миллиардов долларов в «финансовом казино».

Тем не менее американская экономика восстановилась и превысила докризисный уровень. Индекс Доу-Джонса – основной показатель деловой активности США – вырос до рекордной отметки в 15 409 пунктов, превысив максимальную докризисную отметку на момент 9 октября 2007 года – 14 164 пункта. В то же время российский индекс РТС, который 19 мая 2008 года достиг максимального значения в 2498 пунктов, к настоящему времени упал до 1386 пунктов. Эти показатели отражают прежде всего состояние реального сектора экономики.

Экономическая политика США для нас – во многом пример и, несомненно, вызов. Пример потому, что ситуации, когда государство вновь возьмет в свои руки рычаги управления реальным сектором экономики, нет альтернативы. Если, конечно, не считать такой альтернативой Болотную площадь в масштабах всей страны.

Это задача государства еще и потому, что правительство в свое время под гипнозом либеральных идей допустило самый настоящий разгром реального сектора.

Вызов – в том смысле, что когда-то мы ставили перед собой задачу «догнать и перегнать Америку». Тогда этого сделать не удалось. Но, как бы это ни показалось кому-то утопичным, уверен, что рано или поздно эта задача вновь будет поставлена на повестку дня и может быть успешно решена.